"Дэв, я не должна была тебе говорить, но я хочу, чтобы ты знал, что я представила тебя к награждению Имперской Звездой. Насколько мне известно, эта рекомендация без помех прошла все инстанции до самого штаба Аико, где твердолобый шесейджи[14] навеки похоронил ее.

Особых надежд на то, что ты получишь Звезду, я не возлагала, потому что одного свидетеля маловато. Но я хочу, чтобы ты хорошо запомнил одну вещь: важен сам человек, а не звонкие побрякушки, что украшают его грудь. Медали можно купить в любом ломбарде на Мидгард-вей, а вот героев, тех, настоящих, не выставляющих свою храбрость напоказ, отыскать чертовски трудно.

Главным образом, я хотела еще раз поблагодарить тебя за то, что не бросил меня тогда. С нетерпением жду встречи с тобой сегодня вечером.

Катя Алессандро"

Новость оглушила его. Имперская Звезда? Боги К-Т пространства, какое отношение ко всему этому имеют свидетели? Имперские власти, мыслящие семейными категориями, считающие сыновей ответственными за дела отцов, не любят, когда им напоминают о прошлых неудачах. Наградить сына адмирала Майкла Камерона «Тейкоку но Хоши» – значило признать, что его отец был принесен в жертву в угоду политической необходимости. Невероятно!

Что касается самого Дэва, то в душе он был даже рад, что не получит эту проклятую Звезду. Если говорить честно, то он был даже удивлен, что его вообще награждали. Медаль «За доблесть» пользовалась большим уважением, но он ничего такого не сделал, чтобы заслужить ее, разве что глупо рисковал архиважными, случайно добытыми разведывательными данными ради того, чтобы затащить в страйдер раненного боевого товарища: в конце концов, Катя пострадала по его вине. Возможно, это и называется храбростью. Но, черт, он так перетрусил. До сих пор Дэв ужасно стыдился этого выворачивающего душу страха и того, как Кате пришлось заорать, чтобы он, оглушенный собственными воплями, услышал ее. Он еще раз прокрутил Катину записку, пытаясь сопоставить ее с тем, что было на самом деле. Герой? Он? Ничего подобного!

Наконец речи, из которых Дэв не услышал ни слова, закончились. Может быть, потом он проиграет запись церемонии, чтобы пережить ее снова, а пока он действовал, как будто был на автопилоте. По сигналу внутреннего голоса Дэв вышел вперед, четким мерным шагом прошел вдоль шеренги воинов, выполняя безупречные повороты под прямым углом, между неподвижными рядами Имперских гвардейцев поднялся по ступенькам подиума на трибуну, отдал честь и поклонился. Аико с бесстрастным лицом повернулся к ординарцу и вынул из коробочки медаль, золотой щит с голографическим изображением Императора, на алой с желтым ленте. Планка, вокруг которой была обмотана лента, с обратной стороны имела клейкую полосу, благодаря которой медаль будет надежно прикреплена к мундиру Дэва. Снять ее можно будет, только прикоснувшись к контактной точке в углу планки.

– "Юкан но Кишу", – произнес Аико и прижал награду к груди Дэва. – Медаль «За доблесть» – за службу императору, выходящую за рамки долга. – Он повернулся и протянул руку за второй медалью, это была серебряная, с перламутром, на алой ленточке – «Шиши но Яи», что в переводе означало «Кровь Льва», предназначалась тем, кто пролил за императора кровь.

Большинство гайджинов именовали ее «планкой за кровь».

– Поздравляю, – с тем же бесстрастным выражением лица добавил Аико.

Интересно, о чем он думает в эту минуту, спрашивал себя Дэв, помнит ли он, как несколько лет назад вручал медаль другому гайджину? Знал ли Аико, что Дэв был сыном адмирала Камерона? Наверняка знал. Прежде чем удовлетворить ходатайство Кати, он должен был просмотреть дело Дэва. «Твердолобый шесейджи», – так окрестила его Катя. Твердолобый ублюдок. Но за этим скрывалось нечто большее.

– Благодарю вас, адмирал-сан.

– Вы делаете честь вашему народу, шо-и, – сказал тот на англике с сильным акцентом, но выключил при этом голосовой усилитель, так что кроме них двоих этих слов никто не услышал. – И вашей семье.

Но что, черт возьми, он хотел этим сказать? Дэв был в недоумении. Японцы предпочитали выражаться двусмысленно, особенно в тех случаях, когда дело касалось политики и важно было сохранить лицо. Они всегда старались обходить острые углы и не делать прямых заявлений, дабы исключить случайное оскорбление.

Дэв отдал честь, развернулся на сто восемьдесят градусов и парадным шагом, ритм которому отсчитывал звучавший в голове голос церемониймейстера, вернулся в строй. Следующей была очередь Кати. Она получила очередную степень медали «За доблесть», которая у нее уже имелась, и планку за кровь. Никакого упоминания о том, как она умудрилась сломать ногу, не было. И эта история имела куда более глубокие корни, чем могло показаться, подумал он. Дэв вспомнил, с каким выражением лица рассказывала она о пережитом на Норвежской гряде паническом страхе. В ней происходила какая-то внутренняя борьба, о смысле которой он не мог даже догадываться, потому что пока слишком плохо знал Катю.

На смену этой мысли пришла другая. Ему вдруг захотелось узнать ее получше. Он чувствовал, что Катя нравится ему, но пока еще не знал, было ли это следствием того, что она, когда он только вступил полк «Молоты Тора», отнеслась к нему, как к человеку, или дело было в другом.

После Кати медаль «За доблесть» получил пилот «Штормового ветра», который, не побоявшись огня ксенофобов и их нанодезинтеграторов, посадил аэрокосмолет и вывез «Клинок убийцы» с поля боя. Звездой «За особые заслуги» наградили инженера по компьютерным контактам, которому в голову пришла идея нового, пока еще безымянного оружия, создание и применение которого обещало повернуть волну ксенофобов вспять. После награждения последовали новые выступления. Уже стало казаться, что возможность произнести речь получила большая половина военной верхушки и других видных деятелей из числа гражданских лиц Локи и метрополии.

Наконец, когда все речи закончились, парад и пышное шествие завершились, из невидимых динамиков зазвучал сначала «Имперский марш», а потом «Гегемония Земли». Церемониймейстер отдал свою последнюю неслышимую команду.

– Полк… разойдись!

Тотчас Дэва окружила толпа мужчин и женщин. Его хлопали по спине, трогали медаль и поздравляли с возвращением в братство «Молотов Тора».

Герой…

Позже, когда вечеринка, устроенная в офицерской столовой, была в полном разгаре, Дэву и Кате удалось потихоньку улизнуть. Они добрались до увеселительного центра купола Тристана, где нашли две свободные кабины компьютерного контакта. Запершись в них, они установили обоюдную связь. Дэв уже запасся имитацией, взятой в библиотеке базы, о пребывании в райском местечке на Земле под названием Тувалу. Лунный вечер на берегу, поросшем пальмами.

Изолированные в отдельных модулях, Дэв и Катя предались любовной игре, носившей чисто развлекательный характер. Это был всего лишь совместный эротический сон. Но он отличался такими подробностями, такой реальной силой и живостью ощущений, что по силе восприятия мог поспорить с любой физической близостью. А использование ими цикла частичной обратной связи позволило Дэву вкусить медленное восхождение Кати к огненному пику, а ей испытать его жадный, неутолимый голод и взрывоподобную страсть. Мысленное слияние началось как романтическая прогулка по мокрому песку, а закончилось нежными объятиями под тропическим, усыпанным звездами небом.

– Давай выбираться отсюда, – наконец произнесла Катя тихим голосом. Ее голова была прижата к его груди. Иллюзия мокрого песка, набегающих волн и лунного сияния была настолько сильной, что Дэв, еще оглушенный сексуальными переживаниями, не понял, о чем она говорит.

– Выбираться? Откуда?

– Из этих чертовых кабин, – по ее телу прошла дрожь. – Я ненавижу находиться в темноте одна.

Он немного отпрянул назад и замигал глазами. Луна мягким сиянием заливала ее кожу. Было совсем не темно.

вернуться

14

ублюдок (яп.)