В каждом из десяти пальцев теперь торчала игла. Вот она, судьба доносчика!

Префект Ли вернулся в комнату и внимательно посмотрел в лицо уйгура.

— Я уверен, что сейчас ты готов написать свое имя по-китайски! — негромко и угрожающе произнес он, жестом приказав палачу извлечь кляп изо рта жертвы.

— О Мани, ты, который претерпел все мучения Страстей в течение двадцати шести дней, помоги мне! Открой мне твои объятия! — пробормотал шпион манихеев.

— Ну что же, раз ты не понимаешь, тебя ждет пытка удушением! — в ярости воскликнул начальник Главной инспекции, не ожидавший столь упорного сопротивления со стороны презренного доносчика.

Палач закрепил на шее несчастного две дощечки с просверленными отверстиями, через которые были пропущены шнурки с привязанной палкой: стоило повернуть ее, как дощечки сближались, пережимая горло.

— Когда начнешь задыхаться, уверен, ты сразу вспомнишь, как писать свое имя по-китайски!

Но Морская Игла принял иное решение.

В том трупе, распростертом на носилках, вокруг которого стояли старейшие манихеи Турфана, он узнал собственное тело! Получив такое знамение, уйгур понял, что наступил его последний час и ему предстоит завершить земную жизнь, соединившись с братьями по Церкви Света. В нем теплилась надежда, что Милостивый Мани примет Торлака, простит ему все мерзости и прегрешения, дозволит ему войти в Царство Блаженных — рай, о котором мечтают все манихеи. Для него наступило великое время очищения от грехов.

Префект Ли впал в гнев, он своей рукой крутанул палку, стягивавшую дощечки гарроты, мельком глянув на окровавленные ногти уйгура, на его пальцы, опухшие от внутренних кровоизлияний.

— Итак, твое имя Морская Игла! Достаточно написать два иероглифа! Я уверен, что ты прекрасно их знаешь! — выдавил префект через сжатые зубы, склонившись к уху жертвы в тот самый момент, когда легкий хруст послужил свидетельством того, что треснул позвонок.

— Почему ты решил, что я смогу написать то, что ты хочешь, этим? — прошептал уйгур, задыхаясь, приподняв на мгновение свои изуродованные руки, и в его стекленеющих глазах неожиданно полыхнула ярость.

Это были последние слова Морской Иглы.

Начальник Главной инспекции, ослепнув от гнева, раздосадованный необъяснимым и неожиданным упорством уйгура, еще раз крутанул рычаг гарроты, сдавив шею жертвы…

Спустившись вниз, Кинжал Закона оторопел: прямо перед ним стояли полукругом не менее пятидесяти братьев, старых и молодых.

Все с тщательно выбритыми головами, в шафрановых одеяниях — у кого больше, у кого меньше полинявших от времени, в зависимости от того, когда тот или иной монах вступил в орден.

Кинжал Закона знал, что и сам выглядит почти так же. Только они сейчас смотрели напряженно и сурово, а он — поневоле испуганно. Правда, в следующий момент он несколько пришел в себя и приосанился, но все равно сохранилось неприятное чувство, словно стоит перед судом.

— Я должен был проверить. — Кинжал Закона сумел произнести это твердо. — Там ничего нет — можете убедиться. Можете даже обыскать мою одежду! А лучше посмотрите — этому незастывшему цементу уже много месяцев, просто он спрятан под глиной. Там вы найдете черепки.

Один из молодых братьев полез-таки и проверил. По его виду, когда он спустился, остальные все поняли. Обыскивать Кинжала Закона не стали. Да и так было понятно, что темные дела, творящиеся в обители, начались не сегодня.

Позже в большом зале состоялось собрание всех старших монахов, имевших в монастыре те или иные ответственные должности. В глазах пришедших помощник настоятеля читал нечто новое, чего не наблюдалось накануне, словно известие об исчезновении Глаз Будды выдернуло какой-то стержень и превратило дисциплинированную братию в растерянную толпу.

— Ты допустил провал Малого паломничества. А теперь наступает время Большого паломничества. И что? Не забывай: чтобы успокоить их гнев, мы обещали верующим, что на этот раз предъявим им не только Ресницу в сандаловом футляре, но и реликварий с Глазами Блаженного Будды…

Сказал это монах по имени Святой Путь Из Восьми Ступеней, тот самый, которого раньше Кинжал Закона считал другом. Сейчас он смотрел злобно, как будто из его глаз выглядывало голодное существо из нижнего мира. Этот уроженец Турфана, начавший обучение в монастыре Большой Колесницы, двадцать лет назад появился в Пешаваре, сопровождая престарелого учителя дхьяны из Китая. Старый монах внезапно скончался во время остановки в обители хинаянистов, и растерявшийся молодой человек с длинным именем Святой Путь Из Восьми Ступеней без колебаний принял приглашение настоятеля Буддхабадры присоединиться к братии. Завоевав любовь послушников, которые под его присмотром подметали дворы, мыли полы и выполняли другую работу по хозяйству, он затем легко занял место старшего по поддержанию порядка в обители Единственной Дхармы — должность невысокая, но требующая активности и методичности. Он прекрасно исполнял свои обязанности.

Вскоре он подружился с Радостью Учения — монахом, находившимся в вечной оппозиции с Кинжалом Закона и считавшим того удачливым соперником. Такая ситуация сложилась еще до того, как Кинжал Закона отправился в странствия по Стране Снегов. Святой Путь Из Восьми Ступеней очень огорчался вражде и всячески стремился примирить их. Но теперь даже он поверил, что Кинжал Закона участвовал в заговоре с Буддхабадрой.

— Обещаю вам, что все сделаю для того, чтобы вернуть в монастырь Глаза Будды! Но до того я предпочел бы оставить подозрения при себе. Если наша община-сангха распадется, мы все потерпим поражение. Предлагаю пока не объявлять о несчастье во всеуслышание, а тем временем я предприму шаги, чтобы спасти положение, — твердо сказал Кинжал Закона.

Но Радость Учения не хотел упустить возможность взять власть в монастыре в свои руки — не зря же он выследил соперника и привел группу монахов к подножию реликвария. Обвинить Кинжала Закона в краже Глаз Будды не удалось: монах, посланный в старый квартал Пешавара и разыскавший там каменщика, выполнявшего работы для обители, услышал вот что:

— Учитель Буддхабадра всегда звал меня, когда нужно было поработать. Но как я осмелился бы коснуться своими недостойными руками золотого реликвария? Сокровище поставил в нишу сам святой отец-настоятель, а я тщательно все заделал, это было незадолго до той церемонии, когда настоятеля торжественно провожали вместе со священным слоном!

Не оставалось сомнений: человеком, совершившим кощунственное преступное деяние и поставившим под удар само существование главного оплота Малой Колесницы, был сам Буддхабадра. Прежде чем отправиться на священном белом слоне в Страну Снегов, настоятель пешаварского монастыря забрал камни. Какова цель столь странного поступка? Неужели он хотел продать Глаза Будды? Однако Кинжал Закона не мог представить себе достопочтенного настоятеля, совершающего кражу ради наживы.

Почему настоятель понес обе реликвии в Страну Снегов? Почему он оставил ларец-пирамиду из золота открытым, что позволило сразу обнаружить пропажу святыни? Ведь при отсутствии ключа невозможно было бы узнать об этом…

— Все, что сказал каменщик, позволяет заключить, что учитель Буддхабадра — единственный, кто мог бы разрешить для нас эту загадку. Что до меня, я ему совершенно доверяю! А те, кто со мной не согласен, могут сейчас поднять руки! — предложил Кинжал Закона собратьям.

Все стояли неподвижно.

Кинжал Закона с удовлетворением отметил про себя, что никто не осмеливается открыто высказать подозрения в адрес Буддхабадры. Теперь предстояло поговорить о последствиях кражи с учетом неумолимого приближения Большого паломничества.

— Что нам делать? Без священных реликвий нам надо бежать из обители ко времени паломничества. Иначе нас просто затопчут! Мы оказались в положении человека, за которым гонится разъяренный слон, а он оказался на краю пропасти! — сурово заговорил Святой Путь Из Восьми Ступеней, выступая от имени всей общины.