Пять Защит испытал такое счастье, что даже не заметил, как уснул.

На следующее утро он проснулся, когда Кинжал Закона во дворе уже принимал от хозяина бадью с горячим овощным варевом для слона. Возле него вертелся ма-ни-па, который, нисколько не смущаясь, зачерпнул себе плошкой из бадьи. Персы, похоже, уже позавтракали: они развлекались здесь же метанием коротких копий.

— Доброе утро, Пять Защит! Хорошо спал? — приветствовал его помощник Буддхабадры.

— Я два месяца не мог так выспаться!

Когда он подошел поближе, индиец вполголоса сказал на санскрите:

— Я обдумал наш вчерашний разговор. Единственный способ помочь тебе выбраться отсюда — выехать с вами. Останется только улучить подходящий момент. Бежать куда глаза глядят среди гор — чистое безумие. Маджиб не выпустит вас из виду. Пусть он не знает этих мест, но вскоре обнаружит побег и успеет догнать вас по свежим следам раньше, чем их заметет ветер.

— А ты разве не собирался идти совсем в другую сторону? Как же твое важное дело?

— Без тебя слон Синг-Синг мог умереть. Надеюсь, что ты и впредь присмотришь за его здоровьем, — считай, что этим отплатишь мне за помощь. А что до моего важного дела, я даже не знаю, куда идти. Возможно, цель моих поисков лежит как раз на вашем пути…

— Но как можно найти что-то, если не знаешь, где искать?

— Я ищу драгоценного настоятеля Буддхабадру и священного белого слона. Они должны были встретиться с погонщиком на этом постоялом дворе, а потом вместе прийти в Пешавар. Но они пропали, и погонщик вернулся один. Прошло уже два месяца. Поэтому я здесь.

— Сочувствую! Думаешь, они оба погибли в снегах?

— Не знаю. Только Блаженному все ведомо. — На глазах у монаха выступили слезы. — Я подумал: а если Буддхабадра ушел на восток? Там теплей, и путь туда легче. По разговору персов я понял, что они направляются туда же…

— Толмач говорил, они хотят попасть в Китай, но название нужной местности им не ведомо.

— Я слышал, как их вождь упомянул «пустынный оазис». Какие оазисы лежат на востоке по Шелковому пути?

— Таких довольно много. — Прикрыв глаза, китайский монах заговорил нараспев: — Если двигаться от Чанъаня, выйдя из Нефритовых врат, сначала будет Дуньхуан, затем, если на север, Хами, Турфан и Куча,[33] а в другую сторону — Руоцзян,[34] Юйтянь[35] и Хотан.[36] Далее находится Кашгар, в Китае его называют Каши, там сходятся два ответвления Шелкового пути.

— Да, много! Как же угадать, какой из них нужен персам?

— В конце концов, не так уж важно! Чем дальше на восток, тем больше развилок, надо только успеть добраться до тех мест, и тогда персам будет непросто угадать, какую из дорог мы выбрали… Как по-твоему? — спросил Пять Защит.

— Если наш путь лежит на восток, я не советую устраивать побег здесь, среди холода и опасных горных дорог. Ступайте с персами; они позаботятся и о вас, и о детях. Я тоже отправлюсь с вами. Когда доберемся до теплых мест, слон ободрится и сумеет унести всех нас. На его спине мы легко уйдем от разбойников!

— Благодарю тебя, Кинжал Закона! Я никогда не забуду твоей помощи! — от души сказал Пять Защит.

Оба монаха разом встали из-за стола и в знак уважения поклонились друг другу, в тесноте слегка столкнувшись лбами. После чего произнесли ритуальные благодарственные слова, обращенные к Будде: просьбу избавить их от искушений и недостижимых желаний, утешить в печали и скорбях. И, несмотря на все предстоящие испытания, оба испытали в этот момент светлую радость — от взаимопонимания, оттого, что посреди огромного неприветливого мира вдруг встретили родственную душу.

Двое мужчин сидели друг напротив друга в изящных креслах из эбенового дерева. Оба имели знаки принадлежности к высокому рангу: у одного — длинный кривой меч с нефритовой рукоятью, положенный по чину главнокомандующему, у другого — короткая сабля в бронзовых ножнах, усыпанных изумрудами, церемониальное оружие префекта.

— Генерал, это невозможно вообразить… Эта У-хоу лежала полуобнаженной на постели, когда Немой провел меня в ее комнату! — качая головой, произнес префект Ли.

— Она позволяет себе не только безобразно распускаться перед слугой, чужеземцем, мужчиной… но и принимать чиновника вашего ранга так вот попросту? — Генерал Чжан приподнял брови, что означало у него безмерное удивление.

— Бесовка, несомненно, наводит чары! Будь я лет на двадцать моложе…

С подозрением всмотревшись в его лицо, генерал хмыкнул:

— Ну да, и вы оказались бы под властью ее чар! А я ведь всегда говорил, что женские прелести вредны для успеха государственных дел.

Так он на самом деле и думал, не допуская даже мысли, что женщина может вмешиваться в решения серьезных людей на больших должностях, не говоря уж о решениях самого императора. А уж именно эта женщина… она виновата в теперешней его опале.

— Кстати, соски императрицы и вправду розовые, как перламутр! Эта женщина зловредна в той же мере, сколь прекрасна… Ее шелковое платье настолько тонкое, что сквозь него просвечивает буквально все… когда она села напротив меня, скрестив ноги, полы раздвинулись, и я смог разглядеть ее пионовую долину, тщательно ухоженную, словно внутренний сад при буддийском храме! — поколебавшись немного, поделился воспоминанием префект.

— Мне такой шанс не выпадал. Императрица предпочитает не звать меня к себе, и не удивительно: меня она боится! Знает, что со мной не пройдут эти… штучки. Зато император, как известно, весьма на них падок. Несчастный Гао-цзун оказался в полной власти у этой женщины. А она берет на себя наглость управлять империей вместо своего супруга! Если бы великий император Тай-цзун мог хотя бы на мгновение вообразить такое! — Бывший премьер-министр был вне себя от гнева.

— Надо признаться, тело у императрицы великолепное! И… э-э… руки… в которых она держит императора, безупречны, — прошептал префект Ли, слегка покраснев.

— Мы встретились здесь не для того, чтобы обсуждать ее тайные прелести! Руки, тоже мне! С каких это пор меж бедер растут руки? — раздраженно прервал его старый генерал.

— О, прошу прощения, генерал… Итак, продолжу. Я должен отметить, что наш разговор с императрицей принял довольно странный оборот. Она то и дело вспоминала об этом деле с незаконной торговлей шелком. Можно подумать, это единственное, что теперь ее занимает. У-хоу проявила изрядное упорство, стремясь выяснить, что мне об этом известно, но, заметьте, ни разу не упомянула министра шелка.

— Хорошо, а службе Главной инспекции хоть что-то известно?

— Безусловно. Я предпринял все доступные меры. Поверьте, я всячески уклонялся от того, чтобы дать императрице какие-либо точные сведения, хотя не без труда… И выглядел при этом странно… чтобы не сказать — глупо… Но моим людям известно: кто-то наладил регулярные поставки в город незаконно произведенного шелка, теперь уже об этом шепчутся на каждом углу. И вот еще: стоило У-хоу догадаться, что мне известно лишь немногое, ее лицо словно просияло!

Генерал удовлетворенно кивнул:

— Я же говорил, эта женщина страшится упорства следователей Главной инспекции! Руку дам на отсечение, императрица как-то связана с этими производителями шелка!

— Генерал… в этом я не уверен. Возможно, она всего лишь тайный покупатель. Для более серьезных обвинений нужны доказательства. Но слежку я продолжу, — сдержанно сказал префект Ли.

Будучи государственным чиновником, которого всего один неверный шаг мог лишить должности, он не обладал свободой рассуждений, доступной отставному генералу Чжану.