— Слава Великому Медику! — воскликнул Святой Путь Из Восьми Ступеней.

— Хвала! Слава! — хором подхватили послушники, восторженно глядя на наставника.

Семья пастухов принесла монахам лепешки и фруктовое пюре, что необычайно обрадовало мальчиков. На черном небе загорелись звезды, дети плясали у огня, а местные жители весело хлопали и смеялись.

На всякий случай поставили стражников, да и Лапика никак не могла успокоиться, настороженно вслушивалась и всматривалась в ночную тьму, но больше не рычала.

На следующий день, едва они тронулись в путь, на дороге появилась группа вооруженных людей. Приглядевшись, Кинжал Закона вскрикнул от неожиданности: он узнал перса Маджиба!

— Маджиб, ты узнаешь меня? — спросил он по-китайски.

— Моя тебя знает! Твоя ходить Пешавар с белый слон Синг-Синг, — холодно ответил тот.

Несмотря на враждебность перса, Кинжал Закона с удовлетворением отметил, что чужак заметно лучше стал говорить по-китайски.

— Улик с тобой? — спросил монах, оглядываясь в поисках переводчика.

— Улик — гнусный предатель! Улик пошел к дьяволу! — отрезал перс, помрачнев.

Стало ясно, что молодой толмач покинул своих товарищей и отправился на поиски собственной судьбы. Вождь Маджиб отдал приказ — и его люди набросились на беззащитных детей и подростков, связали их по рукам и ногам, построив в цепочку, соединенную одной веревкой. Довольно ловко они поймали и Лапику, набросив петлю ей на морду.

— Этот человек одержим ненавистью и насилием, — невозмутимо заметил Великий Медик, покачивая головой.

— О да, Маджиб — очень жестокий человек, — печально ответил Кинжал Закона.

В течение пяти дней персы гнали пленников по дороге, превратив переход в настоящий кошмар. Никто не знал, что их ждет, взрослые пытались утешать и подбадривать юных послушников, скрывая собственный страх и усталость. Спали они теперь на голой земле. Зачастую без огня, без горячей еды, причем бандиты явно выбирали безлюдные тропы в стороне от Шелкового пути, на который они, по идее, уже должны были выйти. Желтой собаке мешал нормально питаться намордник, отчего она испытывала изрядные мучения. Шерсть на ней свалялась, она хрипло дышала и шла, покачиваясь, а на привалах падала плашмя.

— Маджиб, мы хотели бы знать, что ты намерен делать с нами! Если будешь все время гнать нас в таком темпе, мы просто начнем умирать по дороге, — к концу пятого дня заявил Кинжал Закона.

Однако перс только огрызнулся. У него был свой план, и он не хотел им делиться.

Много недель назад Маджиб услышал про Праздник Весны, в котором принимал участие сам император Срединного государства. Эта церемония знаменовала возрождение природы после зимнего сезона, предвещая наступление лета. На Шелковом пути ходили слухи, что в это время в столице Китая шла бойкая торговля, цены были крайне выгодными… По такому случаю полагалось делать подарки родным, что также стимулировало сбыт товаров. Среди прочего, активно шла и продажа рабов.

Не так давно стало известно, что в этом году Праздник Весны состоится не на площади Миньтан в Чанъане, а на священной горе Тайшень, Великой Горе, особо почитаемой даосами. Она высилась среди величественного горного массива неподалеку от Шаньдуна. По обе стороны от Великой стены во всех публичных местах были развешаны приглашения для десяти миллионов обитателей империи направить своих представителей с дарами и подношениями императору Срединного государства.

Маджиб отчаянно искал способ быстро обогатиться, провернув удачную сделку вроде планируемого с тюркютами набега на шелковое предприятие манихеев в Турфане, окончившегося для него провалом. Ему показалось, что за Кинжала Закона и монаха-махаяниста можно получить неплохой выкуп.

Отправиться в Китай на Праздник Весны на горе Тайшень или попытаться получить выкуп за заложников? Измученный чередой бесконечных неудач, вождь персов колебался. Конечно, плата за группу монахов и в сравнение не шла с деньгами, которые можно было выручить за Небесных Близнецов, но что сожалеть об утраченном! Маджиб присмотрелся к пленникам и заметил, что с наибольшим почтением все они обращаются с тем, кого зовут Великий Медик. Его-то он и велел привести к себе во время очередной остановки.

— Господин Маджиб, у меня есть для вас хорошее предложение, — сказал махаянист.

— Говори!

— В Китае хинаянист по имени Кинжал Закона сможет принести вам много серебра; я могу вам это гарантировать.

— Правда? — Перс вовсе не был уверен в том, что монах говорит правду.

— В Китае почти все буддисты принадлежат Махаяне, проникновение в страну представителей Хинаяны строго воспрещено. Поверьте мне, эти два монаха из Индии станут отличной добычей, которую можно выгодно продать властям, — настойчиво и убедительно произнес монах из монастыря на Лысой Горе.

— Я ехать на Праздник Весны. Этот года — особый праздник, много серебра, много людей. Император прибывать на гору Тайшень.

— Если праздник пройдет в этом году на горе Тайшень, значит, он будет намного пышнее прежних. Позвольте мне провести вас туда, вы получите кучу денег за Кинжала Закона и его помощника. Вас будут благодарить власти моей страны, я помогу вам миновать посредников, сведу с нужными людьми…

— Идея, похоже, неплохая, — задумчиво произнес Маджиб.

— Поверьте мне, если последуете моим советам, станете очень богатым! — солидно добавил Великий Медик. — Только очень важно следующее: никто не должен знать о нашем соглашении. Если два индийских монаха догадаются, они могут помешать нашему плану.

— Я не идиот! Все тайно! — кивнул перс.

— Что-то вы долго секретничали сегодня с Маджибом, — заметил Кинжал Закона, когда Великий Медик вернулся к пленникам.

— У этого Маджиба с головой не в порядке. Надеюсь, мне удастся найти подходящее лекарство, — проворчал махаянист.

Откровенная ложь Великого Медика захватила Маджиба. Чем больше он думал о перспективах, тем радужнее они ему казались. Его отряд вместе с пленниками быстрым темпом продвигался к Дуньхуану, а послушники мало-помалу успокаивались: их вдохновляло то, что духовный наставник, судя по его виду, нимало не беспокоился о будущем. Между тем Кинжал Закона думал лишь об одном: как вовремя попасть в Лоян. Перспективы, еще недавно такие ясные, опять окутал туман неопределенности. Однако индийский монах, которого судьба вновь заставила отклониться от намеченного прямого пути, решил полагаться на высшую волю.

— Быстро наведи порядок в этом ящике! — приказал генерал Чжан, запихивая в рот крупные куски арбуза, поставленные перед ним на низкий столик бритоголовым слугой.

Он протянул слуге пунцовый шелковый мешочек, который следовало припрятать в ящик с рабочими бумагами, чтобы его не заметил ожидаемый гость.

— Господин первый министр, счастлив видеть вас, — почтительно проговорил префект Ли, с довольным видом входивший в кабинет генерала Чжана.

— Не правда ли, ароматный чай подобен прозрачному созвучию слов изысканного стиха?

Старый генерал Чжан в то утро был настроен на поэтический лад, отчасти благодаря особой изысканной смеси, которую он курил непосредственно перед визитом префекта.

— Мне не терпится узнать, как прошла ваша поездка на земли союзников Великого Юга с целью «проверки печатей»?[69]

— Просто отлично, мой генерал!

Главный префект в течение последних месяцев нечасто приносил добрые вести.

— В добрый час! — воскликнул старый генерал хмуро.

— У меня есть способ избавиться от узурпаторши! Более того, у нас в Чанъане есть свидетель, способный разоблачить ее мерзости! — выпалил префект Ли.

— В первый раз я слышу из ваших уст нечто подобное. — В голосе генерала Чжана звучало явное сомнение, и он оборвал фразу на полуслове, так как вошел слуга с подносом, на котором стояли две изысканные чашки из невероятно дорогого бледно-зеленого фарфора,[70] наполненных чаем, золотистым, словно мед, и благоухавшим орхидеями.