— Если Нефритовая Луна не принцесса, она станет первой, кто попытается его спасти, — заметила императрица, указав на Фируза.

— Мы поговорим об этом в другом месте! Что касается Фируза, отправить его в темницу Собаки! — неожиданно твердым голосом объявил император, и злосчастного посла султана Рашида выволокли вон.

А затем, сухо распрощавшись с министрами, Гао-цзун, не поцеловав на прощание супругу, как это бывало обычно, позволил Гомулу вывести себя из зала.

Ему потребовалось не менее двух часов, чтобы достичь желаемого состояния.

— Оказывается, ты простолюдинка, — заявил он, как только Гомул привел Нефритовую Луну в почти прозрачной шелковой накидке в Комнату любви.

— Насколько мне известно, те, кто продал меня султану Пальмиры, считали меня принцессой. Что я могла поделать? Сказать правду, значило умереть. У меня не оставалось выбора, — ответила Нефритовая Луна. Но император, поглощенный смакованием ощущений в области собственных чресел, уже не слушал ее.

Китаянка не сомневалась, что теперь, когда ее происхождение было установлено, ожидать хорошего исхода, особенно Фирузу, который доставил ее сюда, не приходится. Но ее это не пугало. Мысль о смерти казалась почти приятной, она давала шанс искупить вину перед Лучом Света. Опытные руки Гомула заставляли ее испытывать наслаждение вопреки любым тревогам и волнениям. Гао-цзун раскинулся на диване, позволяя обслуживать себя. Следовало признать, что раз от раза успехи императора были все заметнее.

В знак благодарности император прислал Нефритовой Луне огромные букеты красных, розовых и белых пионов, которые служанки расставили повсюду в больших кувшинах прямо на полу. Она почти привыкла к новым покоям, по крайней мере, здесь ей было лучше, чем в Комнате любви.

— Нефритовая Луна, по коридору идет сама императрица У-хоу! — сообщила опрометью вбежавшая к ней в комнату перепуганная молоденькая служанка.

Нефритовая Луна поднялась и торопливо оправила корсаж. Дверь распахнулась, и в проеме появился гигант с висячими усами и бритым черепом, державший клетку со сверчком. Нефритовая Луна поклонилась, когда вслед за слугой в ее комнату вошла очень красивая женщина в ослепительном шелковом платье, расшитом бабочками и цветами. Ее неожиданное появление взволновало Нефритовую Луну. Она давно думала о том, что хорошо было бы поговорить с императрицей, но когда та вошла в комнату, молодая китаянка внезапно испытала смешанные чувства: любопытство, радость и страх.

— Я начинаю понимать, как маленькая работница из Храма Бесконечной Нити сумела выдать себя за высокородную принцессу, — с улыбкой произнесла У-хоу.

К удивлению Нефритовой Луны, в ее тоне не было ни горечи, ни враждебности.

— Я вижу, ваше величество чего-то от меня хочет, — китаянка решила говорить прямо.

— Ты способная и сообразительная. Это хорошо! На твоем месте я действовала бы так же, — усмехнулась императрица. — Мне рассказывали о тебе Пять Защит и Умара…

— Мы с моим дорогим Лучом Света видели эту пару неподалеку от Великой стены, на Шелковом пути, — растерянно пробормотала Нефритовая Луна, смутно припоминая встречу в дороге.

— Ты ищешь своего супруга…

— Откуда вы знаете?

— Я прочитала это по твоим глазам: в них тоска! — императрица пожала плечами, словно ничего яснее для нее не было.

— Я надеюсь однажды встретить моего возлюбленного! — воскликнула молодая женщина, в глазах которой стояли слезы.

— Обращалась ли ты с мольбами о помощи к Блаженному Будде? — совершенно серьезно спросила ее императрица.

— Я не верю в богов. На мой взгляд, все это — изобретения людского разума, помогающие находить утешение и выживать. Если в мире есть доброта, то она порождение людских сердец!

— В один прекрасный день, Нефритовая Луна, ты увидишь, что обстоятельства сами приведут тебя к вере! И хотя ты не принимаешь Святой Путь, достаточно просто знать, что Блаженный Будда защищает тебя!

— А я тем временем нахожусь тут в заточении и удовлетворяю прихоти вашего супруга…

— Здесь лучше, чем в тюрьме. Вообрази, что случилось бы с тобой, если бы император не простер над тобой покровительственное крыло. Тебе придется подождать до той поры, когда я смогу избавить тебя от этой участи, — У-хоу пристально взглянула ей в глаза.

— Почему вы так добры ко мне? — выдохнула Нефритовая Луна.

Императрица не ответила на этот вопрос. Она лишь улыбнулась, прикрыла на мгновение глаза, а потом ушла. Когда слуга вслед за своей повелительницей покидал покои Нефритовой Луны, сверчок громко запел.

Пять Защит в который уже раз с того времени, как он оказался заперт в сырой и темной камере темницы Собаки, прижался ухом к стене. Ему показалось, что с той стороны он слышит ритмическое постукивание. В ответ он десять раз ударил по камню бронзовым гребнем, что оставил ему стражник, и прислушался — ему отвечали! Кто-то стукнул по камню десять раз. И это означало, что сосед вступил с ним в контакт. Пять Защит снова прижался ухом к каменной стене и наконец услышал глухое, отдаленное эхо чужого голоса. Сомнений не было: человек выкрикивал «Ом!». Ма-ни-па в соседней камере? Пять Защит заорал прямо в стену: «Ма-ни-па!» — и сосед ответил новым громко прокричал «Ом!». Толщина стены не позволяла вести беседу, однако даже призрачная возможность разговора не позволила молодому человеку погрузиться в пучину отчаяния.

Конец лета предвещал начало сезона дождей — самого тяжкого периода для заключенных нижнего яруса темницы Собаки, поскольку воды Желтой реки и ее притоков порой поднимались до самого потолка камер. И даже в самом лучшем случае стены темниц пропитывались сыростью так, что блестели, словно намазанные маслом, а пол покрывала грязная жижа.

— Решено некоторых заключенных, чтобы избежать их гибели, переместить из подвалов, — однажды сообщил стражник, отворяя темницу Пяти Защит. — Тебя я отведу в общую камеру на втором этаже.

Новое узилище оказалось просторным и с чем-то вроде естественного балкона, нависавшего над подземной рекой. Влетая от толчка стражника в камеру, Пять Защит заметил еще троих товарищей по несчастью. Луча Света среди них не было.

— Ма-ни-па! Как я счастлив снова видеть тебя! — радостно воскликнул бывший монах, увидел хорошо знакомое лицо.

Один из двух незнакомцев церемонно представился:

— Я посол Фируз, согдиец, прибыл сюда из Багдада, города почти такого же прекрасного, как Чанъань. Попал сюда из-за того, что молодая китаянка, которую я сопровождал к императору Гао-цзуну как особу благородного происхождения, оказалась простолюдинкой! Я жертва собственной доверчивости.

— Рад знакомству, Фируз из Багдада! Меня зовут Пять Защит. Меня заперли здесь по приказу тайной службы, хотя я никогда не делал ничего дурного!

— Охотно верю! Я тоже рад, Пять Защит.

— Готов ответить вам взаимностью! — ответил махаянист с подчеркнутой вежливостью, соответствующей манере речи дипломата.

— Вода в реке мчится, как безумная! — внезапно воскликнул ма-ни-па.

Он сидел, свесив ноги с естественного балкона, наблюдая за потоком внизу — тот все нарастал, вскипая прямо на глазах. В камере появился стражник с подносом, на котором стояли четыре маленькие чашки риса, составлявшие весь дневной рацион пленников.

— Ом! Почему бы им просто не оставить нас тут умирать от голода? — фыркнул ма-ни-па, глядя на крошечную порцию.

— А ты? Ты не сказал ни слова! — обратился Пять Защит к оставшемуся в камере заключенному, до сих пор сидевшему неподвижно и не вступавшему в беседу.

— Я бился головой о стенку, когда за мной пришли, чтобы отвести сюда, — пробормотал тот.

— А за что тебя бросили сюда? — поинтересовался Пять Защит, протягивая несчастному кусок ткани, чтобы тот мог отереть лицо: на его лбу и щеках и вправду выступила кровь.