Посреди маленького ухоженного садика, в окружении цветущих кустов, стоял красивый дом для паломников, сложенный из розовых кирпичей; вход в него был обрамлен орнаментом в виде танцующих фигурок. Танец «Пять Львов», легко угадываемый в позах танцоров, считался весьма популярным к западу отсюда — в бассейне реки Тарим, в оазисе Куча.

С этим последним у оазиса Турфан существовали прочные торговые связи, ведь оба издревле служили важными стоянками на Великом Шелковом пути. Оазис Турфан называли «Сияющей Жемчужиной Пустыни». Он был расположен в девяти сотнях ли к северо-западу от Дуньхуана, на изгибе Шелкового пути, и пользовался защитой Китая, чему имелась особая причина.

В 626 году правитель Турфана, носивший титул ягбу, отправил ко двору императора Тан в Чанъань золотой пояс, украшенный, как значилось в описании, «более чем десятью тысячами драгоценных самоцветов». На следующий год в качестве подарка и заверения в верности заключенному союзу отправили замечательный ковер, сплетенный наподобие циновки, но не из тростника, а из полос слоновой кости, — вновь предназначенный государю Срединной империи лично, и вновь от имени ягбу Турфана. Рассказывали, что мастер создавал этот ковер более трех лет, сплетая его из тончайших пластин, на которые распилил три бивня. Знаки почтения были благосклонно приняты…

Народ здесь вовсю занимался торговлей хлопком, квасцами и солью; рынок никогда не пустел. Среди многочисленных прилавков лишь немногие предлагали товары с Запада. Китайцы дали этим купцам прозвище люли; те принимали в уплату исключительно рулоны драгоценного шелка. Ведь на Востоке венецианские стеклянные бокалы, зеркала, причудливые вазы считались диковинкой, тогда как на Западе за редкость почитались шелковые ткани.

Оазис прославился еще и благодаря озеру Луны, расположенному в двух днях пути от города; это было настоящее маленькое море, изумлявшее путников белоснежной коркой соли, окаймлявшей его берега. Казалось, это лед, каким-то чудом образовавшийся посреди летней невыносимой жары.

Торговля приносила богатство, а богатство желало заявить о себе. Здесь выросло множество роскошных, искусно выстроенных зданий, каких и не ожидаешь встретить посреди пустыни, и прежде всего — конечно, храмы. Среди них манихейский был, пожалуй, самым заметным. Но не только храмы поражали взор: в торговом квартале состоятельные семьи украшали свои жилища ярчайшими шелковыми и шерстяными коврами, состязаясь друг с другом в великолепии убранства.

Богатство торговли означало хороший сбор пожертвований. Возле буддийских монастырей, похожих на плотные семейки выросших самовольно, как грибы, разнокалиберных пагод, обязательно ставились большие серебряные сосуды в форме цветков лотоса, и в них не переводились фрукты и цветы, служившие подношениями божествам.

На оживленных улицах города, постоянно заполненных людьми, можно было услышать речи на согдийском, тохарском, тибетском языках, на санскрите и, конечно же, на китайском. У подножия огромных пальмовых рощ раскинулись виноградники и фруктовые сады, поставлявшие отборные плоды даже ко двору императоров Тан. Поливная система отлично работала, за чем особо следили местные власти. Воду брали из колодцев, называемых карец, а в них она попадала при таянии снегов в горах, расположенных в сотнях ли от оазиса, по прорытым рабами каналам. Обитатели Турфана тяжким трудом вырывали у пустыни все новые участки, превращая их в зеленеющие сады.

В начале осени наступал сезон созревания винограда, и из него сразу же делали молодое вино, известное здесь как «кобылья моча». Караваны везли его ко двору Тан — и там оно обретало уже более благозвучное имя… Местный виноград — золотой, как янтарь, и сладкий, как нуга в меду, — тоже доставлялся в столицу: он был любимым лакомством императрицы У-хоу.

На первый взгляд Турфан не производил ничего, кроме фруктов и овощей.

И все же из Жемчужины Пустыни тайно вывозился товар намного более ценный, чем самые великолепные плоды. Но об этом не знал никто из жителей оазиса, за исключением Совершенных манихейской общины и молодого слушателя по имени Луч Света.

Необходимость таиться была платой за покровительство Китая: сей товар там считался личным достоянием императора, и без высочайшего соизволения никто не мог производить его.

Производство начиналось с деятельности крошечных черных червячков, выпускавших из своего тела тончайшую нить. За месяц черви съедали изрядное количество листьев шелковицы, в десять тысяч раз увеличивались в весе, четыре раза линяли, меняя свой вид, пока не приобретали сероватый оттенок, после чего замуровывали себя в шелковом коконе.

Потом, если ее не трогать, куколка начинала вырабатывать особую слюну, растворяющую шелк, и таким образом выбиралась наружу в виде бабочки. Сразу после этого насекомые затевали брачные танцы в воздухе и совокуплялись с себе подобными. В таком случае кокон бывал безнадежно испорчен, так что дозволялось это лишь немногим, оставленным продолжить род. Остальные куколки бросали в кипяток, в котором личинка погибала, зато чудесная нить оставалась цела, и ее можно было размотать на длину в два ли, то есть шестьсот шагов.

Идея заняться тайным разведением шелковичного червя пришла в голову Совершенного Учителя, когда он подсчитал доходы от китайской торговли шелком с купцами Запада, ценившими его дороже золота, изумрудов и алмазов. Точно рассчитав выгоднейшее местоположение для своего предприятия, Море Покоя восемь лет назад прибыл в Турфан и немедленно затребовал из Вавилона, постоянно присылавшего деньги на кормление общины, дополнительные средства для возведения самого величественного в округе храма.

Основной целью этого предприятия было превзойти в могуществе все прочие бытовавшие в Турфане вероучения. На Шелковом пути верования и религии соперничали друг с другом, словно лошади в забеге, и представители каждой церкви стремились отыскать способ вывести из игры конкурентов. А главным из них являлся буддизм, уже считавшийся здесь верой предков. Учение манихеев поэтому воспринималось местным населением как вульгарная ересь, придуманная пророком Мани.

Тайное производство шелка продолжалось уже два года и позволило возвести храм из красного камня — намного величественнее, чем позволили бы подачки из Вавилона. Чтобы освоить искусство разведения шелкопряда и научиться разматывать коконы, не обрывая нитей, Море Покоя доверил Лучу Света секретную миссию — проникновение на императорские шелковые дворы в Чанъане.

Луч Света был самым красивым из молодых слушателей: приветливый взгляд его синих глаз радовал встречных, собранные в аккуратный пучок черные волосы сверкали не хуже шелка, но еще ярче сиял его ум. Кроме того, кучанец по происхождению, Луч Света говорил на добром десятке языков Азии. В том числе, как многие его соотечественники, сносно владел санскритом, китайским и тибетским. Лучшего исполнителя найти было невозможно.

Добравшись до китайской столицы, ловкий слушатель, в кратчайшее время доведя свое произношение до совершенства, сумел проникнуть в Храм Бесконечной Нити, самое крупное предприятие по производству шелка. Там — конечно же, только во имя высшей и благородной тайной цели, которой служил, — молодой человек соблазнил хорошенькую девушку, работавшую в Храме; ее звали Нефритовая Луна. Без памяти влюбившись, она раскрыла ему важные секреты своего искусства. После нескольких страстных ночей, проведенных в его объятиях, Нефритовая Луна сообщила Лучу Света все, что требовалось узнать: как опускают коконы в кипящую воду, чтобы убить куколку, и как после этого вручную разматывают нить, чтобы свернуть в двадцать восемь сложений, получая прочный шелк.

Луч Света вернулся в Турфан с сумой, в которой лежали два кокона, три прожорливые гусеницы, зарывшиеся в листья тутового дерева, и небольшая кучка яиц. Наступил период ожидания, длившийся десять месяцев, — чуть дольше, чем приходится ожидать младенца.

Шелк!

Рассказывали бессчетные истории об утонченных согдийских и бактрийских принцессах, готовых отдаться китайским купцам за возможность получить отрез драгоценной ткани, сводившей их с ума одним только нежным прикосновением к коже… о парсийских царицах, способных обменять на желанную материю собственных дочерей, отправить их в дикую страну, лишь бы только заполучить немного шелка.