Нет.

Нет, нет, нет.

Я не верю.

Стекаю вниз. Прямо на пол. Поджимаю колени к груди. Меня трясет точно в тропической лихорадке. Жуткое чувство, отвратительное.

Рустам не мог умереть. Не мог! Это не он. Точно не он. Иначе бы я тоже была мертва, трое суток назад или сколько там они сказали.

— Сильнее смерти, — шепчу я, повторяю, будто молитву. — Сильнее смерти.

Звонок телефона заставляет меня подскочить на ноги, броситься за сумкой в считанные мгновения. Дрожащими пальцами принимаю вызов, боюсь дышать и чуть не взвываю от жесточайшего отчаяния, услышав голос брата.

Хотя чего я ожидала? Звонка от Рустама? Признания в том, что он инсценировал смерть, уходя от погони? Мой номер точно прослушивают. Каждый вызов легко отследить.

Муж — мастер мистификаций. Никогда не поверю, будто его так просто уничтожить, столкнуть в реку и все. Нет, не верю. Нереально. Невозможно.

— Юля, пожалуйста, только без глупостей, — говорит Олег. — Сейчас главное сохранять спокойствие и мыслить трезво. Нельзя нарушать контракт с Моро.

— Контракт? — судорожно втягиваю воздух. — Какой к черту контракт?!

— Осталось два дня, после этого ты можешь договориться об отпуске, — продолжает мой брат. — Уверен, Моро даст тебе неделю, особенно с учетом обстоятельств. Новости очень быстро разлетаются.

— Я приеду сейчас, — бросаю сдавленно. — Сегодня же.

— Нет, не нужно, — с нажимом произносит Олег. — Сама поразмысли, что твой поступок изменит? Ничего. Тогда какой смысл рисковать и умножать наши трудности.

— Ты сдурел? — спрашиваю резко.

— Юля, успокойся.

— Ты думаешь я спокойно продолжу участвовать в показах? Ты это серьезно мне сейчас предлагаешь? Пока мой муж… я… ты представляешь меня в таком состоянии на дефиле? Олег, ты вообще в себе?!

— Это самое лучшее, что ты можешь сделать. Собраться и двигаться вперед. Остальное решим.

— Прости, — меня потряхивает. — Решим — что? Как такое можно решить? Объясни мне, пожалуйста.

— Ты не можешь нарушить контракт.

— Плевать я хотела на этот проклятый контракт!

— Работа есть работа, — спокойно произносит Олег. — Каждый из нас иногда должен делать совсем не то, что нравится.

Я прикусываю язык. Закрываю глаза и стараюсь выровнять дыхание. Глупо развивать скандал. Глупо закатывать истерику. Все — глупо. И если посудить, Олег абсолютно прав. Нельзя нарушать контракт.

— Ты видел тело? — интересуюсь глухо. — Ты был на опознании?

— Да, — следует короткое подтверждение. — Ночью.

— Ты ничего мне не сказал, — выдаю с горечью. — Ты опять просто промолчал, хотя узнал обо всем гораздо раньше. Я теперь постоянно узнаю правду исключительно из выпуска новостей.

— Эта информация не должна была просочиться в прессу, — замечает Олег. — Дело еще не закрыто, расследование продолжается. Не знаю, кто именно организовал «слив», но…

— Но спасибо ему, — обрываю. — Я бы иначе не поняла, что через пару дней окажусь на похоронах своего супруга.

— Юля, — начинает и замолкает, наконец произносит: — Все сложно. Нам лучше обсудить ситуацию при встрече. Это не телефонный разговор.

— Ты уверен, что, — осекаюсь. — По телевизору сказали, лицо обезображено. Как именно проходила процедура опознания? Мне кажется, лишь я могла бы точно определить, Рустам это или нет.

— Это Рустам.

— Олег…

— Я понимаю, тебе больно, однако нужно срывать пластырь сразу. Не хочу тешить тебя глупыми надеждами. Полиция все проверила. Они в курсе того, насколько умен твой муж. Никто бы не повелся на подставное тело.

— Тогда почему… обезображено… я не… верю, — бормочу сбивчиво, потому как меня накрывает истерика и мысли спутываются. — Может, это не он?

— Шрамы совпадают.

— У него было много шрамов, — нервный смешок вырывается из горла. — Некоторые серьезные, а некоторые совсем незаметные. Откуда они знают?

— Все очень хорошо изучили.

— Кто-то намеренно изуродовал Рустама? Его лицо. И… должна быть причина. А если он не бежал? Если его похитили и перевезли в другое место?

— Тело находилось в реке несколько дней, — говорит брат после паузы. — Все случилось естественным путем. Никаких следов борьбы или механического воздействия.

— Он что, просто упал в реку? — истерически смеюсь.

— Вроде того. Пытался покинуть Германию по воде. Вероятно, прятался где-то на корабле или на яхте. Возникла угроза, его могли заметить. Он решил скрыться и не рассчитал собственные силы, не справился с течением.

— Нет, нет, — повторяю будто заведенная. — Рустам не мог умереть.

Отключаю телефон. Отправляю в сумку.

Гад. Сволочь. Как он мог так со мной поступить? Не предупредил, не пояснил, толком не подготовил. Бросил короткую фразу, загадал чертову загадку и пропал.

Дьявол. Я его лично прибью, когда вернется.

А он вернется. Точно. Он всегда возвращается.

— Мне нужно взять отпуск, — прямо сообщаю Моро о своих планах. — Короткий. Сразу после завершения недели моды.

— Ты нужна мне здесь, — ровно отвечает дизайнер.

— Всего несколько дней…

— Нет, — улыбка не покидает его лицо, настораживающая, обманчиво-мягкая. — Ты нужна мне навсегда. Без выходных.

— По контракту я имею право на отпуск.

— Через месяц работы, верно, — кивает Моро. — Не раньше.

— Но там также отмечено, что у меня два выходных каждую неделю, не считая форс-мажора, который через пару дней завершится, — стараюсь звучать спокойно, однако раздражение внутри нарастает. — Я бы могла взять как раз…

— Нет, — обрывает Моро. — Ты не можешь покинуть Париж.

— Почему?

— Я творю, — заключает невозмутимо. — Моя муза не может просто взять и упорхнуть. Не сейчас, Юленька. Потом у тебя обязательно будет отпуск, но вот ближайшие дни ты точно не сумеешь взять. Отдыхай. Гуляй. Отсыпайся. Но исключительно здесь. В черте города. Страну покидать нельзя.

— Это же… странно, — не представляю, как приличным образом сформулировать все то, что сейчас ощущаю, эмоции бурлят, перекрывают собою абсолютно все остальное.

— Мы подписали контракт, — продолжает улыбаться дизайнер. — Не отвлекаю тебя, готовься на выход. Настает звездный час.

Моро удаляется прежде чем я успеваю возразить.

Что за бред?!

Я должна быть на похоронах супруга. Я не могу не приехать туда. А это явно не затянется на месяц или дольше. Хотя… Рустам же не умер. Значит, и повода переживать нет.

А если…

Нет. Рустам жив. Другие версии не признаю. Мой муж жив. Во всяком случае, до тех пор пока мы лично не встретимся и я его не прибью. Придушу гада за его больные проделки. Реально удавлю.

Я сжимаю и разжимаю кулаки. Не помогает. Странное состояние. Впечатление, будто у меня температура под сорок. А то и выше. Черт, голова ужасно раскалывается. К горлу подступает липкий комок.

Я резко разворачиваюсь, едва успеваю дойти до уборной. Хорошо хоть еще не успела надеть наряд. Меня буквально выворачивает наизнанку.

Вжимаюсь в стенку кабины. Вытираю рот тыльной стороной ладони. Дрожь пробегает под кожей. Холодно. До жути холодно внутри.

Меня колотит. От гнева? От безысходности.

Ладно. Нужно и правда собраться, взять себя в руки, выйти на подиум и улыбаться. Дьявол раздери, я должна улыбаться, даже когда бесы раздирают мою душу на куски. Нельзя уступать. Нельзя сдаваться. Я не имею права быть слабой. Только не теперь.

Но что это за недомогание? Отравление? Стресс?

Я выхожу, тщательно вымываю руки, прополаскиваю рот ледяной водой. Аккуратно поправляю макияж.

Нет времени размышлять. Надо действовать.

Я подумаю обо всем после показа.

Выход на подиум дает мне силы. Странным образом переключаюсь. Забываюсь прямо посреди гудящей толпы. Пристальное внимание. Назойливое. Въедливое, точно кислота. Вспышки фотоаппаратов. Жужжание камер. Туфли до такой степени жесткие, что каждый шаг в них ощущается пыткой, стопу будто заковали в колодки, в ступню вбивают гвозди.