Я целую твой живот. Накрываю губами. Ниже, ниже. Еще. Опускаюсь дальше. Развязно. Разнузданно. Грязно. Похоть заводит, ведет вперед, толкает за черту. Но даже при этом порочном раскладе ты остаешься моей первой и последней святыней.

Юля. Моя. Единственная.

Я выписываю признания. Прорисовываю. Прорезаю. Высекаю искры языком. Орудую на самых чувствительных местах.

Ты больше не повторяешь мое имя. Кричишь. Всхлипываешь. Стонешь. Дергаешься, будто пламя под порывами ветра. Прогибаешься. Выгибаешься.

Разве это законно? Быть такой одурительной. Соблазнительной. Сексуальной. Разве можно тебя такую выпускать свободно гулять?

Принцесса. Как же вкусно ты пахнешь. Особенно здесь. Там, где только я имею право тебя касаться. Балдею. Отрываюсь по полной. Ласкаю тебя.

Одного оргазма мало. Будет сто. Тысяча. Миллион. Миллиард. Ну или ладно — один. Зато такой, чтобы пробило. Прошибло. Прошило. Железными стрелами пронзило наверняка. Я заставлю тебя забыть, будто где-то есть мир без меня.

Ты сладкая. Ароматная. Спелая и сочная ягода. Томишься. Изнемогаешь. Истекаешь соком на моем языке. И это только начало.

Я трахаю тебя ртом. Грубо. Жестко. А потом срываюсь на нежность. Отпускаю себя, перестаю сдерживаться. И дурею окончательно. Разум штормит. Нет ясности. Нет трезвости мыслей. Кругом сплошное «хочу». Голод. Одержимый, дикий.

Теряю счет времени. Напрочь. Веду отсчет по спазмам, что выкручивают твои мышцы. По тягучим судорогам. По утробным крикам. По гортанным стонам, которые вырываются из твоего горла. По нервным импульсам передающимся и мне.

— Рустам! — вопль льется на волю из твоей груди.

Ты содрогаешься и отключаешься. А я собираю влагу. Не готов упустить даже каплю. Твое наслаждение — мое любимое блюдо. Других нет и не будет.

Покрываю твои ноги поцелуями. Бедра мелко подрагивают. Трепещут.

Я рывком поднимаюсь выше, ловлю твой затуманенный взгляд.

— Юля, — веду тыльной стороной ладони по бледной щеке.

Напрягаюсь. Резко возвращаюсь обратно в реальность.

Блядь. Какого хрена я натворил? Надо меру знать. Сколько раз повторял это? И что с итоге? Нужно врача позвать. Пусть проверят, пусть…

— Я хочу тебя, — ты обжигаешь взглядом, сжимаешь мою ладонь тонкими пальцами, бросаешь прямой вызов: — Еще. Мне мало. Я хочу тебя внутри.

— Нельзя, — отрезаю. — Ты в таком положении, когда нам надо соблюдать осторожность.

— Но опасности нет, — губу закусываешь. — Врач же сказал? Разрешил?

— Я не буду рисковать.

— Я нормально себя чувствую.

— Ты дрожишь, — поглаживаю твой живот. — Бледная. Ты устала и тебе пора немного отдохнуть. После продолжим.

— Я беременна, а не больна, — выпаливаешь и хмуришься.

— Ты…

Ты накрываешь мой член ладонью. Обхватываешь и проходишь по всей длине. Сводишь пальцы покрепче. Отбираешь дар речи. А дальше резко отстраняешься.

— Знаешь, раз не хочешь, то не надо, — ерзаешь и пробуешь отползти в сторону. — Иди, установи еще какое-нибудь вооружение. Добавь камер. Закажи новые датчики движения. Разработай новый безумный план.

— Не хочу, — усмехаюсь. — Совсем тебя не хочу.

— Ах ты гад! — шипишь.

Возвращаю отчаянно сопротивляющееся тело обратно. Удерживаю рядом. Мягко. Но уйти не разрешаю. Поздно собралась отступать. Помни, принцесса: бежать некуда. Ты давно выбор сделала.

— Люблю, — смотрю в твои глаза. — Люблю так, совсем перестаю соображать. Сам себя не узнаю. И дьявол раздери, ты даже когда не касаешься, держишь за горло. А мне это нравится. Мне все в тебе нравится. Ничего не позволю менять.

— Ой, — протягиваешь с возмущением. — А я что, собиралась изменяться? Ну ты зря размечтался.

— Люблю.

— Я в курсе.

— Люблю.

— Можешь так часто не повторять.

— Люблю.

— Ты опять издеваешься?

Вскидываешься вся, но быстро затихаешь, глядя на меня. Понимаешь — это чистая правда. Никакой насмешки.

Люблю. Так дико и сильно, что это слово перестает быть банальным.

— Будешь сверху, — говорю.

И на спину укладываюсь, растягиваюсь на постели, тебя сверху усаживаю, поглаживаю твой круглый зад, прохожусь ладонями по ягодицам, тискаю и сминаю, отвешиваю выразительный шлепок.

Ты моргаешь. Поражаешься. Подскакиваешь, проходишься лоном по всей длине моего члена. Обжигаешься и дрожишь. Ресницами двигаешь часто-часто. А я каждый жест ловлю. Жадно. Улыбаюсь как последний дебил. Полное затмение разума, но я и не возражаю. Эти секунды только в кайф идут.

— Будешь рулить, — усмехаюсь. — Давай смелее. Седлай жеребца, чтобы меру знал, чтобы не сорвался, не пустился галопом.

Прикрыться пытаешься. Волосы по плечам струятся. Локоны рассыпаются, закрывая грудь. Так забавно смущаешься, подрагиваешь и оглядываешься по сторонам, будто не понимаешь, когда мы успели избавиться от одежды. Забываешь, как здесь оказалась.

Напряженная. Настороженная. До безумия желанная.

— Чего ждешь, принцесса?

Двигаю бедрами. Вперед подаюсь.

Охаешь и взвиваешься. Краской заливаешься. Пытаешься соскочить прочь, однако я не разрешаю, придерживаю за ноги. Под коленями обхватываю и притягиваю, возвращаю обратно. Даже не надейся улизнуть.

Мой член по твоим влажным складкам скользит. По клитору бьет. Рвется в бой, жаждет быстрее сразиться. Яйца поджимаются. Расплавленным металлом наполняются.

Адская пытка. Хуже на свете нет. Как пацан готов разрядиться. Сколько еще терпеть? Похоть нутро раздирает. Ядовитая, гремучая. Змеей вокруг ребер вьется.

Проклятье. Реально дьявольское наказание.

— Я не умею, — выдаешь ты.

И при этом пальцами по животу ведешь. Плавишь. Кости выламываешь. Щуришь глаза, наблюдаешь за реакцией. Взглядом сжигаешь.

— Тебе всегда нравилось управлять, — прибавляешь и медлишь, с подозрением спрашиваешь: — Что изменилось?

— Баланс должен быть, — опять твой зад обхватываю, пальцы сами тянутся, покушаются на запретное место. — Я нагибаю весь мир, а меня нагибаешь ты. Пусть восторжествует справедливость.

— Как щедро, — шипишь.

Ерзаешь. Пробуешь устроиться поудобнее. Каждое твое движение пропускает меня через железные жернова. Продолжай, не мешаю. Только тебе все позволяю.

— А связать разрешишь? — интересуешься с подозрением.

Запястья мои захватить пытаешься. Пальцы не сходятся, не удается заключить руки в капкан. Но это и не требуется, я и без того давно на цепи. Строгий ошейник в глотку вонзается. Звенья гремят.

— Ну и фантазия, — скалюсь.

— Разве тебе не нравится?

— Валяй.

Поворачиваюсь и тянусь за ремнем, выдергиваю из шлеек. Хорошо, что брюки рядом валяются. Не особо отвлекаюсь. Настрой не сбиваю. Ремень подаю.

— Только крепче вяжи. Сильнее. Я расскажу как. Оплетай, чтобы зверюга на волю не вырвался. Действуй жестко. Без жалости. Без пощады.

— Это шибари? — бровями играешь. — Или кимбаку?

Невозможная.

И откуда слов таких набралась?

— Это репетиция, — ухмыляюсь. — На будущее нужны кандалы. Нитками меня не удержать, а там появится шанс.

— Боже, выражаешься, будто полный психопат.

— А я и есть психопат. Факт.

— Ну нет, — головой мотаешь. — Совсем нет. Просто ты немного буйный. Дикий. Бешеный. Одержимый. Но вообще не больной же. Вменяемый.

— Уверена?

— Да, но все равно хочу тебя привязать.

— Вперед.

Быстро схватываешь суть. Талант. Достаточно пары моих фраз — ловишь на лету. Фиксируешь мои руки так, что я бы сам лучше не сделал. Горжусь.

Ты склоняешься ниже. Проверяешь, насколько хорошо прикрепила мои руки ремнем к кровати. А я пользуюсь случаем и прихватываю твою грудь губами. Чуть прикусываю сосок, заставляю судорожно дернуться, простонать. Втягиваю глубже в рот, ласкаю.

— Рустам, нельзя, — бормочешь. — Запрещенный прием.

— Ты вся такая, — отстраняюсь, только чтобы захватить в плен другой сосок, отпускаю твою плоть, лишь вдоволь наигравшись.