холодильника, то край разделочного стола. Она достает упаковку яиц, смотрит на сковородку и в

недоумении морщит бледный лоб.

- Я вот только не знаю... не знаю, как тут все работает.

- Я тоже в этом не разбираюсь.

- Надо постелить кровать для Дельфии. Я совсем забыла.

- Ничего страшного.

- Она ведь не будет спать на полу, – тыльной стороной ладони она вытирает слезы со щек и

кивает, – надо подготовить гостевую комнату.

- Там вещи Хэрри. Но я попрошу его....

- Верно. Совсем не соображаю.

- Мы разберемся.

- Я не сомневаюсь, что... – Внезапно из рук Мэри-Линетт выпадает пакет с молоком. Он

ударяется об пол, и белая жидкость хаотично растекается по деревянным половицам. В глазах

женщины проносится что-то беззащитное.

Она садится на корточки и застывает, будто мраморная статуя.

Я подаюсь вперед, однако Мэри восклицает:

- Не надо.

- Я хочу помочь.

- Я сама справлюсь. – Она зажмуривается. – Я смогу поднять пакет, Мэттью, и смогу его

выбросить. Смогу приготовить этот омлет, включить приборы, постелить постель.

- Мэри...

- Я научусь, правда, просто понимаешь, – она взмахивает руками, – это она делала. Я к

счетам пальцем не прикасалась. К счетам, уборке, готовке. Я ничего не умею, ничего. Но я

должна. Теперь я должна научиться.

- Вы ничего не должны.

- Должна. – Мэри прожигает меня пристальным взглядом. Ее губы дрогают, в глазах вновь

появляются слезы, а у меня ком застревает посреди горла. – Я должна делать что-то, потому что

если я не буду, если остановлюсь, я пойму, что ее действительно больше нет.

- Вы справитесь, слышите?

- Как? – Мэри-Линетт широко распахивает глаза и смотрит растерянно, сломлено, со всей

силы стискивает зубы. – Как я позабочусь обо всем, если я не знаю, что делать?

Она мотыляет головой, а я присаживаюсь рядом с Монфор и говорю:

- Все будет в порядке.

- Нет, Мэтт, ничего не будет в порядке. Уже не будет. Я – не Норин.

- Никто не просить вас становиться Норин.

- Ты думаешь? – Ее бирюзовые глаза вспыхивают яростью. – Но кто, если не я? Кто

позаботится о доме? Кто позаботится об Ари? Об это ты подумал?

- Мы поможем вам. – Я пытаюсь говорить ровно, но голос дрожит. – Вы не одна.

- Конечно, одна! У меня никого не осталось. Все мои близкие умерли, все. Я думала, я

никогда не переживу потерю Реджины. Но теперь нет и Норин, о боже. – Мэри хватается руками

за лицо и громко втягивает воздух. – Я не понимаю... не понимаю...

Она запинается и прижимает к себе ноги, будто защищаясь от реальности. Но ничего не

выходит. Не получится. У боли есть отличное свойство – она не проходит просто так. Я помню,

как чувствовал себя, когда умерла мама. Меня разрывало на куски, все жгло. Боль ни с каким

чувством не сравнится. Да. Ни с любовью, ни с завистью, ни с гневом. От этих чувств тебе

хочется действовать, сорваться с места и совершить нечто особенное. Плохое, хорошее, неважно.

От боли же тебе хочется уйти. Уходя, хочется перестать дышать.

- Когда умерла моя мать..., – шепчу я, в растерянности опустив взгляд на свои руки, я

никогда не делился этими переживаниями, – мне было паршиво, я не знал, как избавится от

чувства, что легче никогда не станет. Знаете, что-то вроде тупика. Просыпаешься и уже наперед

знаешь, что лучше не будет.

- И что изменилось? – Мэри-Линетт смаргивает слезы.

- Да особо ничего. Я просто подумал об отце.

- Ты был ему нужен.

- А вы нужны Ариадне. – Я перевожу взгляд на женщину, а она отворачивается.

- Из меня выйдет плохая мать, Мэтт.

- Из меня тоже.

Мы усмехаемся, и Мэри-Линетт вскидывает брови, словно удивляется, что может не

вспоминать о боли несколько миллисекунд и растягивать губы в улыбке.

- Я просто думаю, что мы не должны заменять кого-то. У Ари уже была мать. Вы для нее

должны быть тетей, которой и были раньше.

- Возможно.

Женщина замолкает, а я поднимаюсь с пола и протягиваю ей руку.

- Давайте уберемся и сделаем омлет.

- Научишь меня включать конфорку?

- Не обещаю. Но попытаюсь.

Мэри кивает и уверенно хватается за мою руку. Она собирается что-то сказать, но не

произносит ни звука. Просто кивает, и я киваю в ответ. Думаю, мы поняли друг друга.

Через пятнадцать минут мы все-таки разбираемся, как работают приборы. К нам уже

спускаются Хэрри с Дельфией, а чуть позже подходит и Джейсон.

Кто-то предлагает включить телевизор. В новостях говорят про изменение климата и

вспышку эпидемии неизвестной болезни на Востоке штата. Показывают людей, у которых из

глаз катятся кровавые полосы. Желание перекусить тут же пропадает... Все мы знаем, что

катаклизмы связаны с девушкой, что сейчас спит на втором этаже. И это пугает. Меня мучает

главный вопрос: как предотвратить последствия, если ящик уже открыт?

- Я ис-сцелю ее, – внезапно проговаривает Дельфия, смущенно сгорбив плечи.

- Это поможет?

- Думаю, д-да.

- Ящик Пандоры был открыт не Ариадной. Ее душа – чиста, – предполагает Джейсон и

неуверенно проходится ладонью по волосам. – Чисто теоретически мы вернем к жизни другого

человека и избавимся от того, кто выпустил грехи.

- А что, если не сработает? – Я задаю этот вопрос, потому что я единственный, кто в

состоянии смотреть в глаза реальности и не бежать с дикими воплями.

Они, наверно, думают, что мне не страшно. Что мне все равно.

Они понятия не имеют, что происходит у меня внутри, как жутко мне хочется уже со всем

этим покончить, как осточертело копать в самое дерьмо, видеть то, что другие видеть попросту

отказываются. Но я спокоен. Я сдержан. Я держу все под контролем.

- Ты знаешь ответ, – отрезает Джейсон. Еще один смельчак в комнате.

- Давайте, мы прекратим нагнетать обстановку, ладно? – Хэйдан вскидывает брови и на всех

смотрит недовольно, словно представляет, как отвешивает каждому оплеуху. – Вы забыли, что к

нам приходила Мойра Парки? Забыли, что это ее идея – привести Дельфию?

- Хэрри, судьба любит обманывать.

- Судьба все знает. Она велела найти Дел, мы ее нашли. Хватит пугать всех.

Мэри-Линетт безучастно ковыряется вилкой в омлете, Джейсон испепеляет взглядом

коробку сигарет, которая валяется на верхней полке. Я же мну под столом пальцы. У меня и в

мыслях не было никого пугать. Я просто хочу, чтобы все понимали, на что мы идем.

- Сегодня в полночь Йоль. – Я смотрю сначала на брата, потом на Дельфию. – Мы не станем

ждать. Будет лучше, если ты приступишь сразу же.

Девушка нервно поджимает губы и опускает взгляд на свои пальцы, которые робко и

непроизвольно вырисовывают на столе угловатые узоры. Этел кажется мне слабой. Я, как ни

стараюсь, не могу представить, что она способна нам помочь, впрочем, как и себе.

- Ты слышишь? – Спрашиваю я с нажимом. – Дельфия?

- Мэтт, она не глухая, – вступается Хэйдан и пронзает меня недовольным взглядом.

- Тогда пусть потрудится ответить.

- Ей сложно говорить, если ты не заметил.

- Я должен знать: да или нет.

- Т-ты не обяз-зан. – Неожиданно шепчет девушка. Она поднимает голову и невинно хлопает

ресницами, а я недоуменно отклоняюсь.

- Что?

- Не обяз-зан все конт-тролироват-ть. М-меня не н-надо контролироват-ть.

- Да не собираюсь я никого контролировать. Я просто задал вопрос. – Прокатываюсь

пальцами по подбородку и поднимаюсь. – Тебе ничего не нужно для ритуала? Или как это

вообще называется... Свечи, мел. – Чувствую себя идиотом. – В общем, ты меня поняла.

- Нет.

Отличный ответ. Короткий и вполне приемлемый. Я киваю и, взглянув на Джейсона,

сплетаю перед собой руки. Он выглядит отстраненным. Как и Мэри. И мне вдруг кажется, что я