Ф. ЭНГЕЛЬС

VI СЪЕЗДУ БЕЛЬГИЙСКИХ СЕКЦИЙ МЕЖДУНАРОДНОГО ТОВАРИЩЕСТВА РАБОЧИХ[155]

Лондон, 23 декабря 1870 г.

Граждане!

Генеральный Совет Международного Товарищества Рабочих шлет свои приветствия вашему VI съезду. Самый факт созыва этого съезда вновь доказывает, что бельгийский пролетариат неустанно продолжает свою борьбу за освобождение рабочего класса даже тогда, когда кровопролитная и братоубийственная война наполняет ужасом всю Европу и временно отвлекает общественное мнение от всего остального.

С особым удовлетворением мы констатировали, что в отношении этой войны бельгийские секции следуют той линии поведения и провозглашают те идеи, которые диктуются интересами пролетариата всех стран, — отказ от всяких завоевательных устремлений и поддержку республики во Франции. Впрочем, наши бельгийские друзья действуют в этом отношении в полном согласии с рабочими других стран.

С тех пор, как пруссаки заняли Руан, последние связи, которые у нас еще сохранялись с Францией, оказались временно прерванными. Но в Англии, в Америке и в Германии среди рабочих чрезвычайно быстро развернулось движение против завоевательной войны и за поддержку Французской республики. В особенности в Германии это движение приняло такие размеры, что прусское правительство сочло себя обязанным, в интересах своей завоевательной и реакционной политики, расправиться с рабочими. Центральный комитет немецкой социал-демократии, находящийся в Брауншвейге, был арестован; многие члены этой партии подверглись той же участи; в довершение всего два депутата Северогерманского рейхстага, граждане Бебель и Либкнехт, представлявшие в нем взгляды и интересы рабочего класса, были посажены за решетку. Интернационал обвиняется в том, что он будто бы подал всем этим гражданам сигнал к осуществлению широкого революционного заговора. Перед нами несомненно второе издание пресловутого заговора Интернационала в Париже, заговора, который якобы раскрыла бонапартистская полиция и который оказался потом столь жалким образом рассеявшейся выдумкой. Наперекор всем этим преследованиям интернациональное движение рабочих все развивается и крепнет.

Настоящий съезд предоставляет вам возможность установить количество секций и других примкнувших обществ, а также число членов, входящих в состав каждой из них, и, таким образом, составить правильное представление об успехах нашего движения в Бельгии. Мы хотели бы, чтобы вы сообщили Генеральному Совету результаты этой статистики, характеризующей положение нашего Товарищества в Бельгии; мы постараемся добавить к этой статистике сведения и по другим странам. Само собой разумеется, что это сообщение мы будем считать конфиденциальным и что факты, которые мы оттуда почерпнем, не будут преданы гласности.

Далее, Генеральный Совет позволяет себе надеяться, что в течение 1871 г. у бельгийских секций будет возможность вспомнить о резолюциях различных международных конгрессов, касающихся отчислений, предназначенных для Совета. Настоящая война делает невозможным поступление средств из большинства континентальных стран, и мы прекрасно знаем, что бельгийские рабочие также испытывают на себе действие всеобщей депрессии, явившейся результатом этой войны; поэтому Генеральный Совет поднимает этот вопрос только для того, чтобы напомнить бельгийским секциям, что без материальной поддержки он не будет в состоянии придать пропаганде такой размах, какого он желал бы.

Ввиду отсутствия секретаря для Бельгии, гражданина Серрайе, Генеральный Совет уполномочил нижеподписавшегося направить это сообщение съезду.

Привет и братство

Фридрих Энгельс

Напечатано без трех последних абзацев в газете «LTnternationale» № 103, 1 января 1871 г. Печатается по тексту газеты, сверенному с рукописью; опущеные при публикации абзацы воспроизводятся по рукописи

Перевод с французского

К. МАРКС О СВОБОДЕ ПЕЧАТИ И СЛОВА В ГЕРМАНИИ

РЕДАКТОРУ «DAILY NEWS»

Милостивый государь!

Когда Бисмарк обвинял французское правительство в том, что

«оно сделало невозможным во Франции свободное выражение мнений в прессе и с депутатской трибуны», то он, очевидно, хотел лишь отпустить берлинскую остроту. Если вы хотите узнать «действительное» общественное мнение Франции, обратитесь, пожалуйста, к г-ну Штиберу, редактору версальского «Moniteun»[156] и известному прусскому полицейскому шпиону!

Господа Бебель и Либкнехт были арестованы по особому приказу Бисмарка под предлогом обвинения в государственной измене только за то, что посмели исполнить свой долг в качестве представителей германского народа, то есть — протестовать в рейхстаге против аннексий Эльзаса и Лотарингии, голосовать против новых военных ассигнований, выразить свои симпатии Французской республике и разоблачить попытку превратить Германию в сплошную прусскую казарму. С членами брауншвейгского Комитета Социал-демократической партии за то. что они выразили подобные же взгляды, с начала сентября прошлого года обращаются, как с каторжниками, и до сих пор над ними висит смехотворное обвинение в государственной измене. Та же участь постигла многих рабочих, распространявших брауншвейгский манифест. Под аналогичным предлогом возбуждено обвинение в государственной измене против г-на Гепнера, второго редактора лейпцигской газеты «Volksstaat»[157]. Немногочисленные независимые немецкие газеты, которые издаются вне Пруссии, запрещены во владениях Гогенцоллернов. Рабочие собрания в Германии в пользу почетного мира с Францией ежедневно разгоняются полицией. Согласно официальной прусской доктрине, наивно изложенной генералом Фогель фон Фалькенштейном, каждый немец виновен в государственной измене, если он «пытается противодействовать достижению тех целей, которые Пруссия преследует в войне во Франции». Если бы г-н Гамбетта и К° были принуждены, подобно Гогенцоллернам, силой подавлять общественное мнение, то им следовало бы только применить прусский метод и под предлогом войны ввести во всей Франции осадное положение. На немецкой территории находятся только те французские солдаты, которые содержатся в прусских тюрьмах. Но, несмотря на это, прусское правительство чувствует себя обязанным строго сохранять осадное положение, то есть наиболее грубую и возмутительную форму военного деспотизма, приостановив действие всех законов. Французская территория наводнена почти миллионом германских захватчиков. И все-таки французское правительство может свободно обходиться без прусского способа «делать возможным свободное выражение мнений». Пусть сравнят картину немецких порядков с французскими! Одной Германии оказалось, однако, слишком мало для всеобъемлющей любви Бисмарка к свободе мнений. Когда люксембуржцы стали открыто выражать свои симпатии к Франции, Бисмарк использовал это в качестве одного из предлогов, чтобы отречься от Лондонского договора о нейтралитете[158]. Когда подобный же грех совершила бельгийская пресса, прусский посол в Брюсселе, г-н фон Балан, потребовал от бельгийского министерства запрещения не только помещать какие-либо антипрусские статьи в газетах, но даже публиковать известия, направленные на то, чтобы поощрять французов в их освободительной войне. Поистине очень скромное требование — уничтожить бельгийскую конституцию «pour le roi de Prusse» [буквально: в пользу короля Пруссии; в переносном смысле: даром, ради прекрасных глаз. Ред.]. Как только некоторые стокгольмские газеты позволили себе невинные остроты на тему об общеизвестном «благочестии» Вильгельма Аннександера, Бисмарк обрушился на шведский кабинет с яростными посланиями. Даже под с.-петербургским меридианом он умудрился открыть чересчур свободную прессу. По его униженной просьбе редакторы важнейших петербургских газет были призваны к обер-цензору, который предписал им остерегаться каких бы то ни было критических замечаний о верном прусском вассале царя. Один из этих редакторов, г-н Загуляев, был настолько неосторожен, что раскрыл тайну этого avertissement [предостережения. Ред.] на страницах «Голоса»[159]. Русская полиция сейчас же набросилась на него и выслала его в какую-то отдаленную губернию. Было бы ошибкой думать, что эти жандармские меры объясняются только пароксизмом военной лихорадки. Напротив, это настоящее, методическое применение самых принципов прусских законов. В прусском уголовном кодексе действительно существует оригинальная статья, в силу которой каждый иностранец за свои действия или писания в своей или в какой-нибудь другой стране может подвергнуться преследованию за «оскорбление прусского короля» и за «государственную измену в отношении Пруссии»! Франция борется теперь не только за свою собственную национальную независимость, но и за свободу Германии и Европы, и ее дело, к счастью, далеко не безнадежно.