В надежде вскоре получить новые сведения от вас шлем вам наш братский привет.

От имени Генерального Совета Международного Товарищества Рабочих

Ф. Э.

Впервые опубликовано на русском языке в Сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса, 1 изд., т. XXVI, 1935 г.

Печатается по рукописи

Перевод с французского

ПОЛОЖЕНИЕ ДЕЛ В РОССИИ[166] 

Милостивый государь!

Английское правительство заявляет, что ему ничего не известно о союзе между Россией и Пруссией. В Германии же никто не подвергает сомнению существование такого союза; напротив, пруссофильская печать торжествует по этому поводу, в то время как антипрусские газеты негодуют. Одна из них «Volksstaat» полагает, что своим отрицанием союза г-н Гладстон хотел только намекнуть на то, что это договор не о союзе, а скорее о вассальной зависимости, и в данном случае он прав. Действительно, обмен телеграммами между Версалем и Петербургом — между «до гроба Вашим Вильгельмом» и его более сдержанным племянником Александром — не оставляет больше никакого сомнения в характере отношений между двумя теперешними крупными военными монархиями континента. Телеграммы эти были, кстати, прежде всего опубликованы в «Journal de St.-Petersbourg»[167]; и не менее знаменательным является тот факт, что немецкая пресса не воспроизвела полностью их содержание, причем в особенности замалчивалось уверение императора Вильгельма в его преданности до гроба. Во всяком случае полный текст переписки не допускает никакого сомнения в том, что император Вильгельм хочет выразить, как глубоко он чувствует себя обязанным по отношению к России и насколько готов, в свою очередь, предоставить свои услуги в ее распоряжение. Так как императору больше семидесяти лет, а настроения у его вероятного наследника [кронпринца Фридриха-Вильгельма. Ред.] вызывают сомнения, то у России безусловно имеются достаточно серьезные мотивы ковать железо пока горячо.

А к тому же и внутреннее положение в России далеко не удовлетворительно. Финансы почти безнадежно расстроены; особая форма, в которой было проведено освобождение крепостных и связанные с ним другие социальные и политические перемены, расстроила сельскохозяйственное производство почти до невероятной степени. Полумеры либерального характера. которые правительство то жаловало, то отменяло, то вновь к ним возвращалось, предоставили образованным классам достаточный простор, чтобы создать определенное общественное мнение; а это общественное мнение по всем пунктам расходится с тем курсом внешней политики, которому настоящее правительство, по-видимому, до сих пор следовало. Общественное мнение в России по существу имеет ярко выраженный панславистский характер, а это значит, что оно настроено враждебно к трем крупным «угнетателям» славянской расы: немцам, венграм и туркам. Союз с Пруссией для него так же неприемлем, как был бы неприемлем союз с Австрией или Турцией. Кроме того, оно требует немедленных военных действий в духе панславизма. Бесшумные, медленные, но исключительно осмотрительные и безошибочные тайные действия традиционной русской дипломатии жестоко испытывают его терпение. Как бы ни были значительны сами по себе успехи, достигнутые на конференции[168], их ни во что не ставят русские панслависты. Они слышат только «вопли страдания» своих угнетенных братьев по крови; они ничего так сильно не чувствуют, как необходимость восстановить потерянное верховенство святой Руси мощным ударом, завоевательной войной. Кроме того, им известно, что предполагаемый наследник престола [цесаревич Александр, будущий император Александр III. Ред.] принадлежит к числу их единомышленников. Если же принять все это во внимание, а также и то, что строительство больших стратегических железных дорог в южном и юго-западном направлении находится уже в такой стадии, что они могут эффективно служить целям наступления против Австрии или Турции или против сразу обеих этих стран, то разве это не могучий стимул для русскою правительства и лично для императора Александра, чтобы применить старый бонапартистский способ и, пока союз с Пруссией все еще кажется надежным, временно избежать затруднений внутри страны с помощью внешней войны?

В такой обстановке новый русский заем в двенадцать миллионов фунтов стерлингов приобретает совсем особое значение. Правда, на фондовой бирже распространялся патриотический протест, — по слухам, он был без подписей и, по-видимому, так без подписей и остался. — но говорят, что заем размещен больше, чем на установленную сумму. Для каких целей, наряду с некоторыми другими, должны быть использованы эти двенадцать миллионов, нам сообщает штеттинская «Ostsee-Zeitung»[169], газета, не только располагавшая в течение многих лет наилучшей информацией о русских делах, но и обладавшая достаточной самостоятельностью, чтобы ее публиковать. По словам петербургского корреспондента этой газеты (сообщение от 4 марта по новому стилю), русские военные власти в результате франко-прусской войны убедились, что система фортификации, которой до сих пор придерживались при сооружении русских крепостей, является совершенно непригодной, и военное министерство уже разработало план необходимых изменений.

«Как сообщают, новая система, основанная на сооружении отдельных фортов, должна быть прежде всего применена в наиболее важных пограничных крепостях, к реконструкции которых следует приступить немедленно. Отдельными фортами должны быть прежде всего обеспечены крепости Брест-Литовск, Демблии и Модлин».

Но Брест-Литовск, Демблин (или Ивангород) и Модлин (или Новогеоргиевск, согласно его официальному русскому названию) являются именно теми тремя крепостями, которые, имея в центре Варшаву, господствуют над большей частью Царства Польского; а Варшава не получает ныне отдельных фортов по той простой причине, что она имеет их уже в течение многих лет. Итак, Россия, не теряя времени, укрепляет свою власть над Польшей и усиливает свою операционную базу против Австрии, а поспешность, с которой это проводится, не предвещает ничего хорошего для мира в Европе.

Пока все это можно называть чисто оборонительными вооружениями. Но корреспондент, о котором идет речь, продолжает:

«Военные приготовления в России, начавшиеся, когда вспыхнула франко-прусская война, продолжаются с неослабевающим рвением. Недавно военное министерство издало приказ о формировании четвертых батальонов. Выполнение этого приказа уже началось во всех полках, включая полки, находящиеся в Царстве Польском. Уже организованы команды, предназначенные для несения службы на железных дорогах и телеграфе во время войны, а также санитарные роты. Людей усиленно тренируют и обучают различным видам службы, а в санитарных ротах учат даже тому, как накладывать первые повязки раненым, как останавливать кровотечение и как приводить в чувство людей, потерявших сознание».

По штатам мирного времени пехотные полки почти во всех больших армиях на континенте состоят из трех батальонов, и первый шаг, несомненно служащий для перехода от штатов мирного времени к штатам военного, — это формирование четвертых батальонов. В день объявления войны Луи-Наполеон также издал приказ о формировании четвертых батальонов. Их формирование было первым шагом, предпринятым в Пруссии после получения приказа о мобилизации. Точно так же обстоит дело и в Австрии и в России. Как бы ни истолковывалась внезапно обнаружившаяся потребность в отдельных фортах для польских крепостей и не менее внезапная empressement [поспешность, рвение. Ред.], с которой в русскую армию вводятся прусские Krankentrager [санитары. Ред.], а также команды для железнодорожной и телеграфной службы (в стране, где и железные дороги и телеграфные линии довольно редки), это обстоятельство — формирование четвертых батальонов — служит явным признаком того, что Россия фактически перешла ту грань, которая отделяет мирное положение от военного. Никто не может подумать, что Россия предприняла этот шаг без определенной цели; а если этот шаг что-нибудь означает, то лишь нападение на кого-то. Быть может этим и объясняется, зачем понадобились эти двенадцать миллионов фунтов стерлингов.