«Нам сказали…»
Нам сказали:
– Зря чураетесь
оказии любой.
Через гребень
переправитесь,
а там —
само собой…
Но дорога,
вниз
несущаяся,
изгибалась неспроста,
как танцовщица,
танцующая
танец живота!
Мы —
танцоры неискусные, —
озимых зеленей,
перекатывались
в кузове,
танцевали вместе с ней.
То припадочно,
то медленно,
смешно и не смешно…
А потом мы пили
местное
крестьянское вино.
И смотрели вверх растерянно:
оттуда
по росе,
будто гибкое растение,
струилось шоссе.
Возле нас оно
заканчивалось,
как нитка от клубка.
А на гору
облокачивались
большие облака.
Шли —
промытые и выхоленные,
заменяли потолок.
Будто в самом деле
вытканные
из этаких
дорог.
Сувениры
Сувениры
вырезают
из обычных чурбачков.
И фигурки
вылезают,
отряхаясь от оков.
Их по мокрой гальке
тащат,
топят в море,
как котят.
Трут бумагою наждачной,
продолжительно коптят.
Держат над горящим дегтем.
Краску из кувшина льют.
Появившимся потекам
вид наивный
придают.
Перетряхивают,
вертят.
Ад кромешный.
Чад сплошной…
Вот уж от фигурок
веет
неподдельной
стариной.
Вот они застыли
важно.
Переполнили лотки.
Вот на мир
подслеповато
смотрят ветхие божки…
Покупатель —
в полном трансе.
Денег
нечего жалеть!..
Ах, когда-то я старался
поскорее
повзрослеть!
Без пальто ходил весною
на вечернее кино.
С малолетнею шпаною
пил серьезное вино…
…Не копти меня,
столетье.
Снег,
не липни
к волосам.
Час придет.
Я постарею.
Сам.
«Мир, состоящий из зла и счастья…»
Мир,
состоящий из зла и счастья,
из родильных домов
и кладбищ…
Ему я
каждое утро кланяюсь,
вчерашнюю грязь
с ботинок счищая.
То
как задачник для третьего класса.
То
как чертеж грядущих домин,
терпкий,
невежливый,
громогласный, —
он навсегда мне знаком —
этот мир.
В нем
на окраинных улочках пусто.
В очередях —
разговоры нелегкие.
В нем у лотков
выбирают арбузы,
их, как детей,
ладонью пошлепывая!
Мир мне привычен, как слово
«здравствуйте».
И ожидаем, как новоселье…
Я выхожу
и себя разбрасываю,
раскидываю,
рассеиваю!
Весь выворачиваюсь,
как карманы,
чтоб завтра
сначала все повторить…
Мира мне
так бесконечно мало,
что лучше об этом
не говорить!
Вещи
М. Тарасову
Я снова дома,
дома.
Вот так и надо
жить.
Мне хорошо.
Удобно.
И незачем спешить.
И можно вещи гладить.
Ценить.
Переставлять.
С вещами можно
ладить.
Их можно прославлять.
Отдать им,
что имеешь,
почти сойдя с ума…
Но вот
проходит месяц,
и в доме —
кутерьма!
Как изменились вещи!
(Не веришь —
сам взгляни!)
Вот я все меньше,
мельче.
Вот все крупней
они.
Огромны,
непокорны,
страшны, как никогда, —
они подходят к горлу,
как полая вода!
Как будто под парами
в усилье
непростом
топорщится углами
обыкновенный стол.
Растет и задевает,
молчание храня,
как будто
выживает
из комнаты
меня!
Пройти к столу мешает
гигантская кровать!..
Я снова
уезжаю
по дому
тосковать.
