«Вернуться б к той черте, где я был мной…»

Вернуться б к той черте,
                                 где я был мной.
Где прилипает к пальцам
хлеб ржаной.
И снег идет.
И улица темна.
И слово «мама» —
                         реже, чем «война»,
Желания мои скупы.
Строги.
Вся биография —
                        на две строки.
И в каждой строчке
                           холод ледяной…
Вернуться б к той черте,
                                 где я был мной.
Вернуться бы,
вернуться б к той черте,
где плачу я в полночной духоте,
где очень близко
                       губы и глаза,
где обмануть нельзя,
смолчать нельзя.
Измены —
               даже мысленно —
                                       страшны.
А звездам в небе
тесно от луны.
Все небо переполнено луной…
Вернуться б к той черте,
                                 где я был мной.
Не возвращаться б
                         к той черте,
                                         когда
становится всесильной немота.
Ты бьешься об нее.
Кричишь,
             хрипя.
Но остается крик внутри тебя.
А ты в поту.
Ты память
              ворошишь.
Как безъязыкий колокол, дрожишь.
Никто не слышит крика твоего…
Я знаю страх.
Не будем
            про него.
Вернуться б к той черте,
                                 где я был мной.
Где все впервые:
светлый дождь грибной,
который по кустарнику бежит.
И жить легко.
И очень надо
                  жить!
Впервые «помни»,
                        «вдумайся»,
                                       «забудь».
И нет «когда».
А сплошь —
                  «когда-нибудь».
И все дается малою ценой.
Вернуться б к той черте,
                                 где я был мной.
Вернуться б к той черте…
А где она?
Какими вьюгами заметена?

Стихи о собаках

Дворовых собак
                     по-особому холят
за то, что они,
на луну подвывая,
от будки до дома
                      все ходят и ходят
под гулкою проволокой
как трамваи…
Я их не тревожу.
                      Я с ними не знаюсь.
За это
они меня вправе облаивать…
Но жарко читать мне
                            спокойную надпись:
«Собак без ошейников
будут вылавливать…»
За что их?
             За внешность?
                                За клочья репейника?
За пыльную шерсть?
                            За неясность породы?
За то, что щенками
                          доплыли до берега?
Доплыли
и стали ошибкой природы?..
Собаки-изгои.
                  Собаки-отшельники.
Надрывней поминок.
Ребенка добрее.
Они бы надели
                    любые ошейники,
надели бы!
Если б ошейники грели.
За что их?
У них же —
                 душа нараспашку.
Они ж
         в Человечество верят
отчаянно!..
И детское:
             «Мама, купи мне собачку…» —
в собачьих глазах
застывает печалинкой…
И вот, —
            разуверившись в добрых волшебниках,
последнюю кость
закопав под кустами, —
собаки,
          которые без ошейников,
уходят в леса.
Собираются в стаи…
Ты знаешь,
у них уже —
                 волчьи заботы!
Ты слышишь:
грохочут
            ружейные полымя!..
Сегодня мне снова
приснятся заборы.
И лязги цепные
                     за теми заборами.

Разговор с доктором

– Доктор!
Любовь умирает…
– Симптомы?..
– Чувствовал вялость.
Спал до обеда.
Не было
           необъяснимой истомы.
Не было жара.
Не было бреда.
На семь минут
                   опоздал на свиданье.
Есть и причина?
Часы подкосили.
Думал зайти в магазин за цветами.
Вспомнил, что переучет
                                в магазине.
Даже обрадовался…
А после
были в кино.
                 Прошли мимо парка.
Я говорил о хоккее
                         и пользе
нового помещенья Госбанка…
Выпили чай с пережаренным тортом.
От разговоров
не было проку.
Дальше…
            А что вы там пишете,
                                         доктор?..
– Я вам выписываю
дорогу.