Лежать на прогретых досках было чертовски приятно! Тем более, что по спине скользили умелые пальцы массажиста. Чередуя растирания, в дело вступали еловый и липовый венички. Пахло распаренной хвоей и медом, древесные сучки в березовых стенах, точно чьи-то глаза, ласково глядели на наше мельтешение…

Я прищурился. Что-то на моем загривке пальцы массажиста все-таки нашарили. Какое-то ненужное организму уплотнение. И пошли раскатывать-разминать, чтобы и следочка не осталось. Довольно крепко, но как раз в меру – без особой боли. Банщик, пузатый мужик с лоснящимся лицом и тройным подбородком, был в этих делах докой. Конечно, я предпочел бы, чтобы рядом оказалась Ангелина, но будни Кандидатов-Консулов продолжаются и в саунах. Вертлявый советник, Пантагрю, – один из тех, кого рекомендовал мне Адмирал Корнелиус, часто утирая лоб, сидел рядом и перебирал в руках ворох бумаг. Дикое зрелище – голый мужик в бане с папками и подшитыми документами! Но так было нужно, и, увы, ему приходилось терпеть баню, а мне приходилось терпеть его…

– …Генерал Хокен, – читал мокрый от пота Пантагрю. – Кавалер Багрового ордена, пожалуй, главная фигура на сегодняшний момент. Языкаст, имеет влияние на офицеров генштаба. Отличный организатор, через сеть своих службистов неплохо кормится от государственной кормушки.

– Ворует, что ли?

– Ну… Вы же знаете, генералы не воруют, они пользуются. Всем тем, чем их наделяет власть.

– А она наделяет их многим, – закончил я. – Ладно, читайте дальше про вашего Хокена.

– Да, конечно… – Пантагрю заволновался. – В последнее время генерал стал проявлять своевольство. Опять же казенным имуществом очень уж вольно распоряжается. Не только себе, стало быть, берет, но и знакомым, форменным образом, раздаривает. Кому дачу с машиной, кому квартиру казенную. Хотя с точки зрения закона все более или менее чисто. У него на этом деле головастый человечек посажен. Так что к бухгалтерии комар носу не подточит. Дружит, кстати, с шеф-интендантом столицы, хотя дружбу эту старается не афишировать.

– Может, его того? Разжаловать к чертовой матери? Этого Хокена?…

– Честно говоря, нежелательно. Среди офицерства он, форменным образом, популярен. Хотя…

– Ну же!

– Есть, разумеется, недруги и у него. В гарнизоне Камского града из-за плохого снабжения солдаты, форменным образом, голодают.

– Форменным образом!… – фыркнув, я перевернулся на спину и шумно вздохнул. – Там, стало быть, и устроим парад-але. Так сказать, принародно. Обязательно подготовь списки недругов и этого Хокена туда вызови.

Пантагрю часто закивал.

– Есть еще парочка кандидатур. Некто полковник Важик. Этот уж совсем зарвался. Использует солдатиков на собственных огородах, дамочкам своим дачи строит, форменным образом. Само собой, на казенные денежки. Офицерские площади пускает налево, а то и сдает в аренду частникам. Пока вас не было, вел крамольные речи. Хвалился в четверть часа взять дворец приступом.

– В четверть часа? Ишь ты, герой какой!

– Известно, что ему покровительствует генерал-гусар Берда, – продолжал Пантагрю, – за что и имеет свою долю. Есть у полковника и друзья в Палате Визирей.

– Что-то вроде прикрытия?

– Вроде того…

Славно! Значит, и тут свои «крыши»… Я снова зажмурился. Веник пошел гулять уже по ногам, безжалостно ударил по пяткам. Китайцы, говорят, таким образом, пытали и даже казнили. То есть, конечно, не веником, а палками. Вот же диво дивное! Поменялся инструмент, поменялись и ощущения…

Послышалось чье-то сопение. Но это сопел не Пантагрю, а я. Должно быть, от удовольствия.

Хокен, Важик, Берда… Сколько же их там еще – вассалов, визирей и феодалов страны Артемии? И сколько еще крыш, которые следует рассыпать в черепичную пыль?…

Неожиданно вспомнилась моя собственная первая «крыша». Мальчик Вова одиннадцати лет – отчаянный и драчливый, как петух. С ним мы схлестнулись в первый же день прибытия в пионерский лагерь. Столовой ложкой, словно из маленькой катапульты, он запулил в меня порцией гречневой каши. Не зная еще, кто передо мной, я отважно ответил ему хлебным мякишем. Само собой, Вовочка вспылил, и мы тут же вышли из столовой, чтобы по-джентльменски разобраться один на один. Самое странное, что дрался он так себе. Вволю покатавшись по траве и как следует намяв друг дружке бока, мы тут же и помирились. Я подарил ему монету японской йены, он ответил не менее роскошным подарком, протянув самую настоящую сигарету. Словом, мы стали почти друзьями, и пользу этой дружбы я ощущал на протяжении всей лагерной смены. Вовчик оказался парнем крутой масти. Любой, кто отныне трогал меня, рисковал столкнуться с его командой. Я угодил в разряд неприкасаемых, а главное – впервые прочувствовал, чего стоит настоящая власть. Вовчик учил меня жизни с терпением старого наставника.

– Этих достаточно просто прижать. Цыкни и все, – говорил он. – А есть такие, что без фонаря под глаз ничего не вкуривают. Таким сразу бей по рогам. Если здоровый, то пяткой в колено. Штука проверенная, любого на землю свалит!…

Далекий голос Вовчика неожиданно отяжелел и забавным образом превратился в голос Пантагрю:

– Этих достаточно просто прижать. Пригрозить снижением визирских льгот, вызвать на ковер к Адмиралу, ордерком перед носом помахать. Смутное время – вот и расшалились. – Пантагрю шумно вздохнул. – Но есть персоны из отдельного списочка, с которыми надо разбираться особо. Без хорошего тычка вряд ли подчинятся.

– Знаю… – я задумчиво кивнул. – Таким надо сразу по рогам. Или пяткой в колено… Но информация, надеюсь, проверенная?

Пантагрю испуганно прижал руки к груди.

– Как же бы я мог… То есть, форменным образом, не осмелился бы!

– Ты смотри у меня!… А то ведь и разобидеться могу. И тогда всех тут, форменным образом, пошинкую… – я поморщился. – Ладно, что там еще?

– Лес в Хайкальской области затоплен. Форменным образом, ошибки проекта. Пытались создать водохранилище, а получили болото в пятьсот гектар.

– Так…

– И пожар в гостинице «Корона». Жертвы – пятеро гостей из Ванессии. Эти чудаки двери перекрыли, воды в комнату напустили и в ванны попрятались. Так живьем и сварились. Теперь Ванессия заявляет ноту протеста. Требует наказания для пожарной службы.

– Кто же их в ванны нырять заставлял?

– Они утверждают, что работники посольства действовали по утвержденным правилам. Считается, что вода дает гарантию на десять-пятнадцать минут, а дальше должны прибыть спасатели.

– А у нас они через сколько прибыли?

Пантагрю понурил голову.

– Приблизительно часа через полтора. Ну, или два от силы…

Настроение разом испортилось, я сел. Не нравилось мне, когда гибнут люди. По каким угодно причинам. Даже по самым святым и объяснимым.

– Продолжение конфликта в Меретии. – Продолжил советник. – Секта «По» организовала демонстрацию, а караболики с пуэртинцами забросали их камнями…

– Камушки отложим на потом, – я кивком поблагодарил банщика, снова взглянул на советника. – Организуй-ка мне, братец, машину, слетаем к пожарищу.

– Имеет ли смысл?…

– Имеет. По крайней мере, выразим соболезнование. Я ведь не сухарь, я – человек.

– Понял! – Пантагрю сунул папку с бумагами под мышку, с готовностью поднялся.

Выходя из сауны, я увидел молоденького паренька, напряженно стоящего у вентилей. Чем-то он неуловимо смахивал на банщика, хотя не имел еще животика с подбородками и не лоснился как выставленная на огонь баранья нога.

– Сын? – догадался я.

– Ага, – банщик просиял. – Готовим, так сказать, смену. Учим понемногу.

– Мда… – я протянул руку, и банщик с осторожной жадностью ухватился за нее. Ладонь у него была горячая и крепкая. Мне стало интересно, и я протянул руку Пантагрю. Он ничего не понял, но на рукопожатие ответил. Узенький захват, никакой силы, но безусловная пылкость. Юноше, застывшему у кранов, я руки не подал, хотя его ладонь тоже было бы интересно сравнить с предыдущими. Кто-то когда-то даже книгу успел написать. По поводу рукопожатий. Рука – продолжение хозяина. Более того, если верить хиромантам, она – его судьба. И как знать, возможно, от того, как ты пожимаешь руку партнера, зависит вся твоя дальнейшая жизнь. В том прошлом мире я успел изучить данный вопрос вполне профессионально и мог ответственно подтвердить, что липкое рукопожатие не приносит друзей, хилое отпугивает удачу, паучье обещает массу неприятностей, включая порой и близкую кончину.