Прячась от заоконного пламени, я опустил жалюзи, бездумно уставился на собственную ладонь. Странно, но даже после сегодняшнего дня на ней ничего не изменилось. Линия жизни продолжала беззастенчиво тянуться к самому краю, – ни крестов, ни звезд, ни роковых прерываний. А ведь обычно тираны долго на свете не заживаются. Или рановато я записал себя в тираны? Может, еще исправлюсь?…

За спиной деликатно дзенькнул колокольчик. Я хмуро обернулся, – это был Иван Лещенко, бывший поручик и нынешний мой секретарь.

– Что там еще?

– Письмо, Ваше Величество. От Адмирала Корнелиуса.

– Разве он не в больнице?

– В больнице, но ему уже лучше. Он пришел в себя и просил непременно передать вам это послание.

– Обязательно прочту. – Взяв письмо, я спрятал его в карман.

– Это еще не все…

– Ну?

– Госпожа Ангелина испрашивает у вас аудиенции.

– Передай ей, что сейчас никак не могу. Может быть, чуть позже.

– Слушаюсь!

– И вот еще что, Вань… Пригласи-ка сюда Павловского.

– Виноват?

– В смысле, значит, Звездочета.

Поручик исчез, и там, где он только что стоял, мне почудилась крохотная фигурка Осипа. Нечто зыбкое и эфемерное, ростиком не больше мышонка.

Я напряг зрение, но фигурка уже растаяла. А может, это был всего-навсего оптический обман. Очередная аберрация, каковых наблюдалось здесь великое множество.

– Осип! – позвал я. – Куда же ты? Вернись!…

И он таки внял моей мольбе – послушался и вернулся. Дверь снова отворилась, и я разглядел его подросшую фигуру.

– Осип?

– Какой, к лешему, Осип, это я!

Пришлось основательно тряхнуть головой. Привычное зрение вернулось, и на пороге послушно проявился Димка Павловский. Правда, в звездном халате и бородатый, но стоило мне чуточку прищуриться, и халат с бородой пропали, уступив место парадной униформе.

– Звали, Твое Величество?

– Заходи, заходи! – я кивнул в сторону окон. – Видел, что делается?

– Само собой. – Дмитрий прошел в помещение, вольготно устроился в кресле. – Только чему ты удивляешься? Армия – это армия. Таких солдат, чтобы вели себя по-рыцарски на оккупированных территориях, природа еще не придумала.

– Значит, это все? – медленно проговорил я. – Мы проиграли?

– Почему же проиграли? Партизаны, Петр, это еще не сила. Если вести грамотную политику, лет этак через десять-пятнадцать выведем и их. Все равно как тараканов.

Я нахмурился.

– А ты помнишь, как мы с тобой расстреливали лягушек на речке?

Лицо Дмитрия на секунду омрачилось. Он явно не хотел вспоминать о тех далеких днях.

– Эк, куда тебя занесло! Причем тут лягушки?

– Все при том же. Мы ведь тоже забирались тогда на чужую территорию.

– Так-то оно так, только лягушки на нас нападать не собирались, а Ванессия как раз собиралась. Есть разница, согласись! Мы ведь не просто атаковали ваннов, мы нанесли превентивный удар. Страшно подумать, что было бы, не толкни ты нас в то ущелье.

Я поморщился. Кто именно «подтолкнул» нас всех в то роковое ущелье, я понимал прекрасно, но говорить об этом с Дмитрием не решался. По сию пору я не знал, кто есть кто, кому можно доверять, а кому нет. На минуту в штабном вагоне повисло молчание.

– Скажи, Дим, только честно: твой Отсвет по-прежнему с тобой?

Павловский нервно переплел на животе пальцы рук, с усмешкой отозвался:

– Ты ведь знаешь, Тень-Отсвет – это все интимная сторона нашего существования, так что без комментариев.

– Однако своего Калистрата ты мне уже показывал.

– То было другое время.

– Что ж, уже понятно… – я снова покосился в сторону окна и мысленно попытался представить рядом со своим Миколой Тень Павловского. Интересно, больше она моей Тени или нет?…

– Адмирал Корнелиус сообщил, что бывший Консул опять выходил на связь. Это действительно так?

– Может, и так, только зачем тебе это нужно?

– Я спросил тебя: так ли это? – с нажимом повторил я. Павловскому явно не хотелось отвечать, но он все-таки подчинился.

– Ну, положим, выходил, и что того?

– Видишь ли, я хотел бы на взглянуть на своего предшественника.

– Зачем?

Я медлительно пожал плечами.

– Разве имперские прихоти обсуждаются?

– Взглянуть… – Павловский закряхтел. – Если бы это было так просто.

– Ты сам уверял меня, что система транспортировки предельно проста.

– Так-то оно так, только находится она в помещении главного Бункера. Не возвращаться же нам в Артемию…

– Не вешай мне лапшу на уши, Димочка! В Бункере расположена стационарная установка, но кроме нее существует еще и мобильная установка. А ее, как мне стало известно, ты постоянно возишь с тобой.

– Интересно, откуда ты пронюхал о ней?

– Считай, что увидел во сне. – Я улыбнулся. – Словом, пришла пора познакомиться с твоей установкой. Так что давай, веди в закрома.

Павловский закряхтел.

– Ну, во-первых, она вовсе не моя, а во-вторых…

– А во-вторых, я хотел бы ее видеть. Прямо сейчас!

– Прямо сейчас это невозможно. Вагон для подобных процедур не годится. Очень уж тесно. Нужен стационар и попросторнее.

– Насколько просторнее? – я вперился в Димку немигающим взором. – Двор, стадион?

– Зачем стадион? Хотя бы средних размеров комната. Площадью, скажем, пять на пять.

– Что ж, пошли и отыщем такую комнату!

Какое-то время Дмитрий молчал. На моих глазах он дважды превратился в Звездочета, один раз в золотопогонного генерала и один раз в сумрачную даму с веером в руках.

– Так что, мы идем?

Снова став самим собой, Павловский звучно пришлепнул себя ладонями по коленям, рывком поднялся.

– Черт с тобой, пошли!…

Покинуть незаметно имперский поезд было не столь уж сложно. В отсутствие Адмирала Корнелиуса вся консульская охрана подчинялась непосредственно Ване Лещенко. Да и ящик с переносной системой зеркал был хоть и громоздким, но весил совсем немного. Тот же могучий Лещенко без особых усилий нес его в одной руке. Так или иначе, но в результате серии хитроумных маневров мы покинули штабной вагон и, перейдя асфальтированную платформу, забрались в вызванный спецфургон. Поиски нужной площади много времени тоже не заняли. Уже через каких-нибудь полчаса мы размещали систему зеркал в брошенной квартире какого-то местного олигарха.

– Учти, авантюрист! – предупредил Павловский. – Никаких фокусов и никакой самодеятельности! Я тут главный, запомнил? Я, а не ты!

– Боишься, что удеру?

– Дубина, я ведь не зря поминал тебе про стационар. Зеркала обязательно должны быть неподвижными. Малейшее колебание – и аля-улю! Наша галактика мчится по вселенной со скоростью более двухсот километров в секунду. Не так чихнешь или почешешься – и в такие дебри унесет, век не сыщешь.

С помощью секретаря Дмитрий распахнул огромный ящик, одно за другим достал из него шесть огромных зеркал. Видимо, они были изготовлены из специального сверхлегкого сплава, поскольку перемещал он их без особых усилий. В основании каждого зеркала располагалось что-то вроде раздвижных станин, и с их помощью Дмитрий довольно быстро установил систему по всему периметру комнаты. Всего я насчитал шесть зеркал, и я недоуменно воззрился на своего приятеля.

– Помнится, ты говорил что-то насчет седьмого зеркала?

– Не спеши, будет тебе и седьмое, – Павловский неторопливо установил очередную зеркальную плоскость, попробовал ее на остойчивость. – Черт знает, что такое! Все шатается, трясется. Стрелять бы нас за такую работу… Ладно, Ванек, тащи сюда следующее.

Видно было, что эту систему Павловский успел изучить досконально. Во всяком случае, дело у них с секретарем спорилось. В какие-нибудь четверть часа зеркала были должным образом расставлены и отцентрированы.

– Ловко же ты управляешься! – похвалил я.

– Еще бы, успел наловчиться… Вообще-то их расставляют по специальной схеме – с транспортирами и особо точными отвесами, но есть хитрости, которые все упрощают. Дело не в точности углов и расстояний, а в том, что ты видишь. Вроде шеренги, где каждый солдатик должен лицезреть грудь третьего соседа справа. Или как у гитары, где каждая последующая струна настраивается в унисон с предыдущей на соответствующем ладу.