– Верю, верю! – перебил я его. – Лучше объясни, как эта штука работает?

– Да так и работает, – шагаешь в круг и перемещаешься.

– Забавно… – я отважно шагнул в центр зеркального окружения, с любопытством осмотрелся. – По-моему, зеркала как зеркала. По крайней мере, ничего особенного я не замечаю.

– Архимед тоже поджигал неприятельские корабли обычными зеркалами.

– Там этих зеркал была уйма!

– Дело в другом. Он просто расставил их в виде гигантской подковы и сфокусировал солнечные лучи на нужной цели. А здесь требуется, чтобы в каждом зеркале ты видел все соседствующие, понимаешь. Ты видишь их все шесть, а заодно и себя самого. Ты должен быть един в шести лицах! И получается, что одной плоскостью ты перекрываешь все видимое пространство.

– Что-то больно мудрено.

– Это оттого, что ты никогда не работал на эстраде. А там с помощью зеркал творятся порой и не такие фокусы. Ты, кстати, тоже сейчас не в фокусе. Потому ничего и не видишь.

– А твой помощник – он что-нибудь видит?

– Видеть-то видит, а вот насчет того, что слышит, очень сомневаюсь. В противном случае, давно бы сграбастал меня за горло. Как ни крути, я всего-навсего придворный Звездочет, а значит, не имею право тыкать господину Консулу. – Дмитрий отошел к одному из зеркал, чуть пригнулся. Затаив дыхание, пристально всмотрелся в одному ему ведомую точку. Сверившись с рисками на боковой грани зеркала, пробормотал: – Сместись-ка, мой юный друг, немного правее… Ага, еще чуть чуть-чуть. Вот так! А теперь погляди сюда. Да не на меня смотри, а прямо перед собой. Видишь что-нибудь?

– Честно говоря, пока нет.

Павловский хмыкнул.

– Так и должно быть, потому что нет луны, а без нее этот трюк не проханже… – Павловский чуть довернул штатив со светильником, щелкнул выключателем. Комнату залил странный бледно-желтый свет – лунный, как и говорил мой друг. И тотчас все изменилось. Глядя перед собой, я содрогнулся, ощутив нечто необычное. Наверное, ужасом это было нельзя назвать, но мурашки по моему телу все-таки побежали. Передо мной и впрямь возникло седьмое зеркало. Практически из ничего, из зазеркальной пустоты. То есть зеркалом это представлялось только на первый взгляд, однако стоило посмотреть в него более пристально, и появлялось то самое ощущение, которое можно сравнить с ужасом. Я словно заглядывал в гигантскую воронку. Серебристый смерч медленно закручивался перед моими глазами, дальним своим раструбом убегая в призрачный туман. Шелестящая пустота меня к себе, и сам того не ведая, я сделал неуверенный шаг вперед.

– Петр, постой!…

Но голос Павловского был уже где-то далеко. Все равно как голос инструктора в самолете, покинутого мной мгновение назад. Комната поехала у меня перед глазами – сначала вправо, потом влево, потом куда-то под меня. Подобно сегменту кубика Рубика я плавными рывками перемещался, шаг за шагом преодолевая многомерное пространство, все больше уходя из привычного и приближаясь к неведомому. И почему-то играла мелодия из репертуара «Queen», их знаменитое «Show must go on!…» А я продолжал уходить – вниз, вправо, снова вниз и все время вперед – навстречу жутковатой воронке. Я словно покидал шахматную доску, выполняя положенное число ходов. Еще секунда, и выход из лабиринта оказался найден. Вырвавшись на простор, я полетел вниз – навстречу распахивающейся серебристой бездне.

Чем ближе я подлетал к воронке, тем шире становилось отверстие, превращаясь в подобие тоннеля, в этакие ворота, которые легко могли бы поглотить самую большой из грузовиков. И там впереди я уже отчетливо видел человеческую фигурку. Она вяло размахивала руками и немо открывала рот. А вскоре я понял, что она плывет ко мне навстречу – все быстрее и быстрее.

Вероятно, это и был мой незадачливый предшественник. Бывший дружок Ангелины, Консул, решивший переждать трудные времена в чужом царстве-государстве. Не думаю, что мой мир пришелся ему по вкусу, иначе и быть не могло. После консульской икорки да вольных дворцов хлебушек практикующего психотерапевта, скорее всего, его абсолютно не понравился.

Я раскинул руки, пытаясь остановиться, но непреодолимое течение уже завладело мной. В ушах все мощнее насвистывал ветер, а холод воронки всасывал меня с нарастающей силой.

– Пе-е-етр!…

Но на крик это уже не походило. Всего-навсего отзвук убежавшего назад прошлого. Мне же при этом было и жутко и легко. Раскинув руки, я падал в свободном полете – точь-в-точь как в затяжном прыжке, который и был-то у меня всего раз в жизни. Никакого парашютного купола, – одна лишь скорость и необычайная легкость, замешенная на понимании того, что можно не только падать, но и лететь. Вправо, влево, может быть, даже ввысь…

Фигурка, между тем, заметно приблизилась. Теперь я мог уже разглядеть лицо летящего навстречу человека. Это снова был я – с моей собственной перекошенной физиономией, с моей фигурой и моими руками…

– Вернись же, идиот!…

Кто знает, возможно, это кричали уже ему, а не мне, но в следующий миг по ушам ударило взрывной волной. Серебро перед глазами колыхнулось и схлопнулось, словно зрачок щелкнувшей фотокамеры. Грубым рывком меня швырнуло назад, и, ударившись затылком об пол, я разглядел над собой перепуганные лица Павловского и Лещенко.

– Как ты, Петр?

– Нормально, – сипло выдохнул я.

– Еще немного, и ты был бы уже там. – Произнес Дмитрий.

Я не без труда сел, ладонью огладил ноющий затылок.

– Как же вам удалось меня выдернуть?

– Не нам, – Павловский кивнул в сторону развороченной стены. – В дом угодил снаряд. Два зеркала упали, светильник потух. Это и помешало твоему бегству.

– Черт подери! О каком снаряде ты говоришь?

– А ты сам послушай. – Дмитрий помог мне подняться на ноги. – Кто-то бомбит вокзал. Судя по взрывам – бомбы швыряют не меньше полутонны.

Земля вновь содрогнулась от мощного удара, и только сейчас я сообразил, что гул в голове – не следствие моего падения. Это грохотали близкие разрывы. Кто-то и впрямь бомбил близлежащие кварталы. И с запозданием до меня дошло, что бомбили не кого-нибудь, а нас…

Паника, царившая на вокзале, улеглась далеко не сразу. Взопревший от ужаса начальник поезда, увидев меня, потерял сознание, оцарапанный советник Пантагрю с плачем бросился целовать мне руки. Их поведение стало понятным сразу после того, как я увидел полусожженные останки нашего штабного вагона. Он был в буквальном смысле разорван в клочья. Даже колесные пары оказались вмятыми в железнодорожное полотно чуть ли не на пару метров.

– Однако!… – пробормотал я.

– Эта была эскадрилья ванессийских «Скатов». – Затараторил советник Пантагрю. – На этот раз они использовали сверхтяжелые бомбы с лазерным наведением.

– Выходит, эти парни охотились на меня?

– К сожалению, это так, Ваше Величество. Мы знали, что у оппозиции сохранилось какое-то количество боевых самолетов, но понятия не имели, где они прячутся. – Советник кивнул в сторону близких руин, где уже было выставлено армейское оцепление. – Ракетные службы сработали оперативно, все самолеты противника сбиты, но, увы, свои бомбы они успели сбросить.

– Хмм… А откуда здесь взялись наши ракетчики?

Визирь пожал плечами.

– Не могу знать. Это было прямое распоряжение Адмирала Корнелиуса.

Некое воспоминание забрезжило у меня в голове. Сунув руку в карман, я достал конверт с письмом Адмирала. Увы, я так и не удосужился его вскрыть. Кажется, сейчас приспела подходящая минута…

Молча надорвав конверт, я извлек сложенный вчетверо лист. Текст был крайне лаконичен, и все же он вызвал у меня оторопь:

«Ваше Величество, я несказанно провинился перед вами. Вы были абсолютно правы, ударив меня. Тем не менее, сейчас не время для обид. Умоляю – тотчас по прочтении этого письма изыщите способ тайно покинуть поезд. Готовится террористический акт, и Вам нельзя подвергать себя опасности. Возможно, это будет налет или артиллерийский обстрел, не знаю, но будет лучше, если этот вечер вы проведете вне поезда.