Возможно, это было чересчур, но я действовал по наитию. Тем более, что передо мной была армия, а армия во все времена уважала крепкую хватку. Эту самую крепость я и дал ей почувствовать. Возможно, этими людьми управляли еще более злые и свирепые паразиты – тем большую свирепость я должен был продемонстрировать со своей стороны. Такова природа всех хищников: они кусают тех, кто слабее, и убивают тех, кто выглядит иначе. А потому я маскировался, как мог, изображая не доброго отца, но злого отчима – столь же жестокого, сколь и справедливого. Помотавшись вдоль строя, я успел пожать не одну сотню рук, раздал около десятка затрещин. Заранее ознакомившись с личными делами Камских героев, украсил не менее полусотни мундиров гвардейскими крестами и звездами. Были, разумеется, и беседы с выбранными наугад хлопчиками. Мне нужна была правда, и я ее получал. Килограммами и тоннами. Впечатленные увиденным, солдаты с офицерами развязывали языки, высказываясь по полной программе. Я был суров и ласков и, в конце концов, сумел таки расшевелить эту братию. Двух толковых сержантиков из десанта решил и вовсе оставить при себе.

Со штабистами игры предстояли более сложные, но и тут главный расклад был уже совершен. Старых героев всегда заслоняют новые, а новые, по счастью, уже имелись. Я это видел по сияющим глазам, по оживленному говору справа и слева. Всего расклада я, понятное дело, знать не мог, но и совету Корнелиуса – быть одинаково ровным со всеми – следовать не собирался. Я выспрашивал, но не поучал. И, не откладывая дел в долгий ящик, тут же вершил и правил. Тот факт, что за все время моего пребывания в войсках ни одна мина не рванула подо мной, уже говорил о многом. Армия оказалась вполне лояльной, и эту лояльность следовало скорейшим образом превращать в дружбу…

Когда я покидал войска, в темнеющем небе распускались искристые цветы салютов, а смешавшиеся ряды бойцов ревели в тысячи глоток нечто похожее на «ура».

Тем не менее, все это было несколько дней назад, а сегодня… Сегодня мне предстояла очередная встреча со Звездочетом, и этой встречи я ждал с нарастающим нетерпением, поскольку прежние наши беседы проходили в обязательном присутствии Адмиральской свиты. Возможно, отношения Корнелиуса и Звездочета были не столь уж напряженными, но я отчетливо чувствовал повисшую в воздухе недоговоренность. И было видно, что человеку, занимающему почетный пост Звездочета, хочется поведать мне о значительно большем. Теперь подобная вольность нам была вполне по зубам…

– Как, однако, тихо! – вздохнула Ангелина. – Даже страшно.

– Не любишь тишины?

– Люблю. Но в той нашей квартире ее постоянно не хватало. Она была лакомством, понимаешь? А здесь… Здесь ее хоть ложками черпай. А когда мед – да целыми ложками, это уже не вкусно.

– Ты становишься философом, – я внимательно поглядел на Анну.

– Я всегда была такой. Только ты меня раньше не слушал. Или не слышал… – она осеклась. Эту тему она, как и я, старалась не трогать. Да и кто сказал, что необходимо знать друг о друге все до единой мелочи? Вовсе даже необязательно…

– Ладно, – я приблизился к шкафу. – Пора переодеваться.

– Пора?

– Увы… Трагедия всех официальных лиц в том и состоит, что они не могут себе позволить джинсов и драных свитеров. Да и в трусах по дворцу не очень-то походишь.

– А без? – Анна улыбнулась.

– А без – и подавно.

Время неспешной притирки и осторожного обнюхивания миновало. Едва нас оставили одних, я тут же задал вопрос в лоб:

– Так кто же я, черт побери? Человек, призрак, выскочка-авантюрист или природный шаман, силою снов изменяющий действительность?

Седенький старичок, обряженный отнюдь не в звездный маниак, а в самый заурядный и даже основательно помятый костюм-тройку, хитровато улыбнулся, рукой огладил аккуратную бороденку.

– Это, Ваше Величество, вам лучше знать, кто вы и откуда.

Я нахмурился.

– И все же… Нам надо выяснить диспозицию, вы не находите?

– Я свою давно выяснил.

– Понимаю. Вопрос первого выстрела. Кто быстрее спросит, и кто умнее ответит. Но я в такие игры предпочитаю не играть. Тем более, что на многие из моих вопросов у вас наверняка имеются исчерпывающие ответы.

– Вполне возможно. – Звездочет приглашающее кивнул в сторону кресел, сам присел, вольно забросив одну ногу поверх другой. На этот раз вел он себя несколько странно, и еще более странным было то, что последовало дальше. Изящно провернув в воздухе кистью, Звездочет ласково произнес:

– Ты бы объявился, что ли, Калистратушка! Уверен, наш гость тебя не испугается…

И в ту же секунду, угол комнаты осветился легкой вспышкой. В блеклом сиянии возник низенький человечек, который тут же и приблизился к нам. Шажочки у него были совершенно кукольные, и поначалу я даже принял его за Осипа. Однако размерами сходство и исчерпывалось. Этот лилипут мало чем напоминал моего Отсвета. Калистрат был более ухожен, а вместо железнодорожной шинели плечики его украшал вполне добротный смокинг. Впрочем, оттого он выглядел даже забавнее. Кукла и в смокинге!…

– Знакомая картинка, не правда ли?

– Это…

– Отсвет. Мой собственный. – Звездочет вальяжно качнул головой.

– Прошу любить и жаловать! – густым голосом добавил Калистрат. Кое-как взобравшись на кресло, он подмигнул мне карим глазом. – Ты, Ваше Величество, не пужайся. Мы, Отсветы, народ безобидный.

– Я знаю… – пробормотал я.

– Вот и хорошо, что знаешь, – улыбнулся Звездочет. – Наверное, настала пора раскрывать карты и снимать маски. Честно скажу, не очень хотелось бы расставаться со своей, но ты ведь, Петенька, меня съешь потом, разве не так?

Никакого мимического фокуса не произошло, не изменилась даже поза Звездочета, однако я вдруг рассмотрел, что передо мной сидит совершенно иной человек. Более молодой и статный, без бороды, с блестящими насмешливыми глазами.

Я тряхнул головой, и трансформация картинки ускорилась. Это казалось мистикой, чудовищным обманом зрения, но передо мной сидел… Передо мной сидел Димка Павловский собственной персоной! Образ его по-прежнему был неустойчивым, трепетал и двоился, но ошибаться я не мог, это был, разумеется, он. От оптической чехарды у меня поневоле навернулись на глаза слезы, и я поневоле припомнил давний эпизод, пережитый мною однажды на Азовском взморье. Нырнув тогда к затопленному катеру, я разглядел разлегшегося на ржавой палубе довольно крупного бычка. Я лег тогда напротив рыбины и уставился на него давящим человеческим взглядом. То ли хотел напугать, то ли заставить моргнуть. Но рыбы не моргают, и бычок преспокойно взирал на меня, не выдавая ни малейшего беспокойства. Время шло, и, глядя в его умные все понимающие глаза, я начинал ощущать растущее беспокойство. Стало казаться, что это не я, а он изучает меня – странное двуногое и двурукое существо, непрошенным образом погрузившееся в его родную стихию. Кончилось все тем, что в смятении я попытался его погладить, но даже этого сделать не сумел. Потому что вдруг рассмотрел, что это не бычок и вообще не рыба, а некое высшее существо, временно поселившееся на нашей неуютной планете. Его рот, огромные глаза, острые шипы на плавниках – все начинало странным образом расплываться и менять окрас. На миг мне даже показалось, что еще чуть-чуть – и я наконец-то увижу истинный облик азовского обитателя. Рука замерла в нескольких сантиметрах от его головы, трусливо дернулась назад, а последовавшее за этим удушье заставило меня торопливо всплыть на поверхность. Нечто подобное происходило со мной и сейчас. Облик старичка Звездочета неуловимо смазался, а вместо него отчетливо прорисовался мой давний друг и недруг Димка Павловский.

– Ну что? Ты ведь желал меня видеть, не правда ли? – Дмитрий снисходительно улыбнулся. – Да и я, честно говоря, соскучился. Кроме того, опасался, как бы тебя не сломали в психушке. Ты уж прости, но там моих людей не было. Да и с Адмиралом мы только-только начали налаживать нормальный контакт.