– Чушь какая-то! – голос Павловского звучал неубедительно. – Зачем им нужно проводить какие-то опыты?
– Выходит, что нужно. Как нужно и то, чтобы мои женщины вновь и вновь уходили от меня.
– А может, это не они от тебя, а ты от них уходишь? Ты ведь сам перестаешь в них нуждаться, а женщины это сразу чувствуют.
– Почему я должен в них нуждаться?
– В том-то и беда, что ты ничего и никому не должен. – Павловский насупился. – Ты апологет свободного общества и не понимаешь, что искомое общество есть общество обреченных.
– Ты против свободы?
– Я за разумную свободу, Петруш, а твоя автономия, уж извини меня, просто поразительна! Ты и кашу умеешь готовить, и полы сам моешь, и без секса в состоянии месяцами жить. Такие слабому полу действительно скучны.
– А такие, как ты?
– О! На таких, как я, всегда будет большой спрос! На таких, как я, они молятся!
– Это еще почему?
– Да потому что я вру. Всегда и всем, включая даже твоих чертовых паразитов. И никогда не устаю говорить комплименты.
– Что-то не часто я слышал от тебя комплименты.
– Это потому что ты мой друг. С друзьями положено ссориться, а не разводить турусы. Чем ближе друг, тем злее ссора.
– Занятные рассуждения… – задрав голову, я разглядел диск Луны, на котором легко просматривались наши земные континенты: Африка, Евразия, кусочек Америки… – А может, не в женщинах тут дело, а, Димон? Может, все дело в планете?
– То есть?
– Я о ней говорю, – я кивнул в сторону Луны. – Может, мне там надо было жить, понимаешь? Не здесь, а там?
– Возможно. Но там тебе будет тяжелее. Почти в шесть раз.
– И пусть! Зато это будет моя собственная тяжесть – без примесей и комплексных добавок. Без Осипа и Миколы.
– Как есть – чудик! – Павловский недоуменно пожал плечами. – Комплексный момент ему, видите ли, помешал! Это что же, Осип тебя, значит, не устраивает?
– Да нет, Осип меня как раз устраивает… – я покрутил головой и, отыскав глазами Осипа, махнул ему рукой. – Але, Осип, пойдешь со мной?
И, разумеется, он отозвался. Все так же басовито и сипло:
– Куда же ты без меня! Всего и оставил на пару недель, а ты вон тут что натворил…
Увы, он был прав, и я не стал возражать. Расставаться с Отсветами, в самом деле, не следовало.
Между тем, с расстановкой зеркал было покончено, и, кивнув Павловскому, я отважно шагнул в центр колдовского периметра. Подчиняясь команде, солдаты Лещенко сделали разворот кругом. Видеть дальнейшее им не полагалось. А еще через несколько секунд включился светильник, и ярко вспыхнула серебристая амальгама. Неведомая сила подхватила меня и стремительно понесла – вглубь гигантского кубика Рубика, навстречу далекой фигурке преемника.
И снова летящий навстречу человечек раскинул руки. Он словно приветствовал меня. Я последовал его примеру. На миг наши ладони соприкоснулись, и нас тут же разнесло по разным мирам. От стремительного падения вновь захолонуло дух, и перемещение благополучно завершилось…
Наверное, все было правильно. В самом деле, на что я еще рассчитывал? Что из тела Консула загадочная реинкарнация перенесет меня в более величественную оболочку?… Или, может, хотел перевоплотиться в какого-нибудь океанического философа? Скажем, в осьминога, толстокорую тридакну или китовую акулу – самую большую и самую миролюбивую из всех акул?…
Как бы то ни было, но удивляться случившемуся не следовало. Все было вполне логично. Начав путешествие от разбитого корыта, именно к нему я в итоге и вернулся. Без девушки, без любимой профессии, без мира в душе. В потертом костюмчике и старых замшевых штиблетах я сидел на скамейке в незнакомом мне парке и созерцал незнакомые мне цветы с рыжеватыми кисточками вместо лепестков. Мимо шагали все те же двуногие – с авоськами, колясками, газетами и дипломатами.
– Муускай пусть хвалебу поет, а вот я же не буду же! – долетело до меня со стороны аллеи. И немедленно мужской бас сумрачно отозвался:
– Сама-то хвалебу паддакиваешь. А я же ведь же упреждал же! Нечего петь же!…
Улыбнувшись, я внимательно огляделся. Вероятно, я оставался все тем же Петром, однако ни Миколы, ни Осипа поблизости не наблюдалось. Впрочем, не было тут и тополей с вездесущими ротвейлерами и саблезубыми терьерами…
Поднявшись, я двинулся по аллее. Неспешно, как и положено господину Консулу в отставке. Огромным причалом подплыла цветастая афиша, и на пару секунд я задержался. Разумеется, это снова был Димка Павловский, но уже не в роли мага и экстрасенса, а в роли дрессировщика кошек. Значит, я снова угодил не на Землю, однако это открытие меня ничуть не испугало. Возможно, так и устроена была система зеркал, что гарантировала движение вперед и только вперед. Никакого возвращения и никакого переигрывания! А потому следовало только надеяться, что мой преемник будет лучше меня и моего предшественника. Ведь должна из сотен тенденций существовать хоть одна добрая!
Небо на глазах смуглело, и отплывшая в сторону туча высветила красноватый диск. Либо Марс, либо что-то совершенно иное. Но и к этому «иному» я наверняка скоро себя приучу. Верно, говорили древние: умирать и рождаться трудно только поначалу, а после наверняка привыкнешь.
И вспомнилось что-то уж совсем давнее: «Поднатужившись, он разгреб пространство и время, чтобы вставить свое имя. Не выдержав, засунул туда и голову, да так и сгинул»…
Набежал ветерок, панибратски взлохматил мои волосы. Привычно сощурившись, я вновь посмотрел вверх, и континенты красноватой планеты послушно начали перемешиваться. Все равно как капуста с картошкой на поверхности кипящего супа. Некто могущественный вновь разыгрывал небесный пасьянс, и, замерев на тротуаре, я ждал, какая участь будет для меня избрана. Кратеры сменялись каналами, а каналы – чумными пятнами, диаметр спутника непрерывно менялся, менялся его блеск и цвет…
Наверное, я сам остановил затянувшееся мельтешение – в ту огненную секунду, когда подумал, что, в сущности, мне уже все равно. Я согласился разом со всем происходящим и отрекся от Миколы, подарив его Адмиралу. Впрочем, вряд ли последняя операция была правомочной. От себя не отвернешься и не убежишь. А если и убежишь, то очень недалеко. И отчетливее, чем когда-либо я вдруг осознал, что, возможно, в каком-нибудь из миров могло и не найтись места для наших вездесущих Павловских, но Тень с Отсветом да пребудут с нами всегда…