— Все правильно, у нас всего десять дней. Если мы будем шляться по экскурсиям, то мне нечего будет вспомнить.

Теперь засмеялся Денис. Юлька сползла с него и завалилась рядом на бок.

— Пить хочешь?

— Умираю от жажды.

— Будешь лимонад?

— Нет, там на столе мой остывший зеленый чай. Я допью.

— А, может, шампанского?

— О, нет, — отказалась. — Шампанского точно нет. А то мне свою печень придется здесь оставить.

Денис поднялся с кровати. Не очень быстро и совсем неохотно, но оторвался от белоснежных простыней, к которым, кажется, прилип в истоме, и ушел на кухню.

Юля повернулась на живот и с тоской подумала, как трудно будет покидать это чудесное место. Этот маленький мир, утопающий в пышной экзотической зелени и пронизанный чувством бесконечного единения.

Они жили на вилле — изолированно от внешнего мира и далеко от городской суеты. Сама атмосфера дома, его интерьер, наполненный Балийскими артефактами и этническими мотивами, еще больше подчеркивали оторванность от реальности. Такое необычайно приятное уединение. И такое долгожданное.

Денис все так быстро устроил, что Юля до самого последнего момента не могла поверить в происходящее. Все ждала какого-то подвоха. Какой-нибудь неожиданности, которая нарушит их планы. Но нет. К ее бесконечному счастью, ничего такого не случилось. И вот уже несколько дней они принадлежали только друг другу, и никто не нарушал их покой. Кроме обслуживающего персонала. Да и то в первой половине дня.

— Держи. — Поставил чашку с чаем на тумбочку и лег так же — лицом к выходу во внутренний дворик, прямиком к бассейну. Горящие по периметру фонари заливали открытую спальню приятным желтоватым светом. Раздвинутые стеклянные двери впускали много воздуха; заблудший ветерок то и дело шевелил, присобранный над кроватью, белый балдахин.

— Какой у меня очаровательный официант.

— Всегда к вашим услугам. Расчет натурой.

— А имеются?

— Нет, у меня жесткая ценовая политика, никаких скидок.

— Жаль, — притворно разочарованно вздохнула, — я так хотела схалтурить.

— Никак не получится.

Юля в несколько глотков допила свой чай и, вернув чашку на место, снова придвинулась к любимому. Легла на бок и подложила руку под голову, вплела пальцы в свои спутанные волосы.

— Помнишь, когда мы поехали в деревню к бабушке, и ты с нами? В первый раз. Потом гуляли по бору, я тебя еще укусила.

— Конечно. Почему ты сейчас вспомнила об этом?

— Просто на ум пришло. Это так давно было. Кажется, в другой жизни. Я так тебя боялась тогда.

— Боялась?

— Конечно.

— Глупая, — улыбнулся. Нежно и тепло. Такой улыбкой, которая ее всегда смущала. — Теперь не боишься?

— П-фф… Теперь не дождешься. Чего мне тебя бояться? Я же твоя Конфе-е-етка, — протянула с выражением, — я же не твой конкурент или противник. В твои дела не лезу, никогда ни о чем не спрашиваю.

— Поверь, Конфетка, я очень не против, что ты не суешь нос в мои дела. Меня это вполне устраивает.

— Но ты смотри, если тебе помощь нужна какая-нибудь, — обращайся. Вдруг тебе понадобится какой-нибудь левый фонд создать. Я достаточно знаю о всякого рода финансовых махинациях.

Взгляд Дениса перестал быть ленивым.

— И кто же тебя снабжает такой информацией?

— Дядя Юра, — довольно улыбнулась Юля. — На Лиле природа отдохнула, а Юрик у нас голова. Жалко, что такое наследство канет в лету.

— И ты учишься у Юрика всяким махинациям… обалдеть. Нет, спасибо, дорогая, давай твоя совесть останется кристально чистой. У меня хватает своих умельцев.

— Я не учусь. Это маленькие дети учатся на горшок ходить, а я овладеваю знаниями. — Тут Юля засмеялась: — Да расслабься ты. Я ни с кем не вступала в преступный сговор, просто я кое-что знаю. Дядя Юра, скажем так, углубляет мои знания.

— Я всегда говорил, что ты опасный человек.

— Конечно, опасный. Меня нельзя выпускать в мир в виду моего искаженного сознания. И мировоззрения. Я же дочь криминального авторитета. Некоторые вещи, которые для других из ряда вон выходящие, для меня — обычное дело.

— В этом я даже не сомневаюсь.

— Но в основном, конечно, подобные дела мы в семье не обсуждаем. Так заведено отцом. И мы с матерью этот порядок не нарушаем. Хотя порой мне кажется, что отец перегибает палку. Забывается.

— Что значит — забывается?

Незаметно Юля подошла к вопросу, который ее очень волновал. Подумалось, может, сумеет она как-то спровоцировать Дениса на откровенность. Хоть частично.

— Действует, слишком безапелляционно, радикально. Он переносит свое давление на нас. Вмешивается, почему-то думая, что у него на все есть неоспоримое право. Взять хотя бы наши с тобой отношения. Понимает же, насколько все у нас серьезно, почему он сватает какого-то непонятного жениха? Неужели ему этот человек ближе, чем ты? Я не верю. — Денис молчал, но Юле хотелось, чтобы заговорил, сказал наконец, что думает обо всем этом. — Не молчи. Ты с ним бок о бок много лет, что-то же ты можешь сказать по этому поводу.

— Хочешь знать, что я думаю о твоем отце?

— Угу, — кивнула.

Денис приподнялся на локтях. Задумавшись, прикусил губу, обратил взгляд на бассейн, словно ловя случайные блики на недвижимой глянцевой глади.

— Понимаешь… — начал не то чтобы неохотно, но тщательно подбирая слова, — для тебя он отец, ты смотришь на него изнутри — глазами дочери. А для меня он — система, состоящая из определенных черт, свойств, качеств характера, принципов и жизненного опыта. Эта машина, которая формирует, держит… руководит целой социальной прослойкой и не одной — от низшего звена до высшего; от подчиненных, исполнителей, до авторитетов, политиков. Сергей Владимирович Монахов — это устойчивая внутренняя система, со своими законами и механизмами взаимодействия. Представь этот масштаб. Каких уступок ты от него хочешь? — Теперь Юля задумалась, не спеша отвечать. — А ты его нутро, — добавил Денис. — Ты семья. Он тебя бережет. И я, точно так же, как и он, берегу свое нутро — свою семью.

— А я к чему отношусь — в твоем случае? — тихо спросила, почти шепотом. И дыхание затаила для самой себя незаметно.

Денис пригнулся к ней и сказал на ухо вполголоса, будто боялся, что кто-то еще услышит:

— Ты мое сердце, тебя я берегу особенно.

Юлька замолчала, заливаясь румянцем удовольствия. Всего минута — богатая на чувства и бедная на слова. Мгновенье — от ощущения его губ на чувствительном месте за ухом и собственным вздохом.

— Кстати, о семье, — вспомнила Юля. — Слушай, мы как раз вернемся к Таниному дню рождения. Давай ей какой-нибудь сюрприз устроим.

— Танюхе-то? Устроим… обязательно устроим.

— Например, ужин в ресторане. Соберем большую компанию. Лёньку, Стаса, Вадьку…

— Не забывай про нашу «мелочь». Надо организовать настоящий сюрприз, чтобы порадовать и маму, и ее любимое чадо.

— Тогда у Катюхи в ресторане наберем еды, а потом завалим к Таньке с шариками и мягкими игрушками. Торт я заранее закажу.

— Вот именно. Иди надевай свою длинную юбку. Вон ту оранжевую. Пойдем прогуляемся, поужинаем.

— И белую майку.

— И белую майку. И губы накрась оранжевой помадой. У тебя есть такая.

— Этот цвет называется морковный.

— Какая разница?

— Разница огромная. А ты надень белые штаны.

— В белых штанах только по Рио-де-Жанейро.

— Почему только по Рио?

— Мечта у меня, как у Остапа Бендера. В белых штанах по Рио-де-Жанейро.

— Хорошая у тебя мечта. А главное — сбыточная. А после ужина что?

— А после ужина мы будем тратить лишние калории.

— Будем наматывать круги по бассейну? — невинно поинтересовалась.

— Можно и в бассейне… секса в бассейне у меня еще не было.

— Тогда зачем помада? Ты же не любишь целоваться с помадой.

— А это еще одна моя сбыточная мечта, — усмехнулся, переворачивая Юлю на спину. — Мы не будем целоваться. Ты будешь меня целовать, хочу быть весь в помаде.