Мысли, как люди, — все разные. Бывают мысли — вспышки — зажигающиеся ярко, озаряющие сознание. Или мысли — взрывы — те, которые потрясают. А бывают тихие, томительные — рожденные в подкорке.

Подкорку Шаурин очень уважал. Сознанием можно управлять, в подкорке же рождались истинные знания.

Хотелось курить, но он не зажигал сигарету. Боялся, что любое движение спугнет эту давно маячившую и томительную мысль.

Думал о своей реакции на Самарина, которая для него с недавнего времени теперь была естественной; о разговорах с Юлей, которые вдруг стали трудными и невозможными; о том, что «правильный» путь, на поверку оказался лабиринтом.

Только отринув свое убеждение о невозможности отношений с Юлей, мысль его, словно прорвав плотину, заработала четко и широко.

Не знал он, не мог объяснить, какая она должна быть — любовь…

Для него это непознанный ресурс, и он пока не научился с этим жить.

Но у него такая… Такая, что мозг выворачивало от одной мысли, что кто-то прикоснется к его девочке. И сам испытывал такое влечение, которое контролировать становилось все труднее.

Одного только с уверенностью сказать не мог: наградили его этим или наказали?

1997 г.

Ветер подвывал за окном, бросая колючий снег в стекло. Оттого слышался мягкий треск. Оттого хотелось натянуть теплый свитер пониже на колени…

— Ночная бабочка. Пять букв. Начинается на «с».

Наталья задумалась.

— На «с»? точно?

— Мама, «ночная бабочка» это не которая — проститутка. А просто бабочка. — Юля закусила кончик авторучки. Губы ее улыбались.

— Господи… — Наталья про себя усмехнулась, иронизируя по поводу собственного нездорового воображения. Или слишком здорового — искаженного существующей реальностью.

— Тогда «совка».

— Подходит, — одобрила дочь и вписала буквы в клетки. Взяла чашку и, потянув носом аромат лимона, отхлебнула горячий чай. Чай был не сладкий. После многодневного употребления малинового варенья и меда, сахар Юля перестала на дух переносить. Во всяком случае, пока…

Болезнь не удалось победить быстро. Почти три недели пришлось проваляться в постели. Из-за этого новогодние праздники прошли в легком тумане, без обычного азарта и волнительного ожидания.

Не произвели впечатления подаренные родителями и друзьями подарки, не верилось в исполнение загаданного под бой курантов желания.

Что-то внутри сломалось.

— С каких лет можно начинать половую жизнь?

— Что?.. — переспросила мама, не совсем понимая суть вопроса. Вернее, она его понимала, только не знала как ответить на него одним словом.

Что за кроссворды такие? То проститутки мерещатся, то…

— А… — На мгновение Юля вскинула глаза, потом снова опустила. — Это не вопрос из кроссворда. Это я тебя спрашиваю: как ты думаешь, в каком возрасте можно начинать заниматься сексом? — Юля поерзала, водрузив ноги на соседний стул и усевшись поудобнее. Снова ее одолела неприятная ломота в костях.

Наталья стояла у раковины. Мыльная тарелка выскользнула из рук, когда до нее дошел смысл сказанного дочерью. Самое удивительное: произнесено это было таким бесцветным и обыденным тоном, словно они всей семьей каждый день только и делали, что обсуждали вопросы полового воспитания.

— Хм… — мама помедлила с ответом.

— Мама, если тебе неудобно говорить, давай не будем. — С прищуренным вниманием Юля уставилась в журнал, время от времени вписывая буквы в пустые клетки. — Я не буду тебя мучить. Поговорю с психологом. У нас в школе хороший психолог. Регулярно нам мозги промывает о контрацепции и прочих вещах.

— Нет, конечно, давай поговорим. Ты уже взрослая и… Все-таки откуда такой вопрос? Вы?.. — фраза оборвалась, потому что Наталья не нашла в себе силы закончить ее.

— Что «мы»? — Юля прокашлялась. Не от смущения или волнения; дыхание все же иногда перехватывало. Кашель так до конца и не отпустил. Потому, дабы не расклеиться снова, Юля ходила в длинной вязаной кофте, больше похожей на платье. Это для нее бабуля потрудилась, зная о пристрастии внучки к таким вещам. И пусть от привычного веселого настроения осталось только далекое эхо, снова коротать дни в постели, глотая таблетки, не хотелось.

— Вы с Денисом?..

— Между нами ничего нет, мы с ним уже все решили. Так что ты можешь больше не переживать по этому поводу, — сухо сказала Юля, не поднимая глаз.

— Позволь спросить, что же вы решили? — осторожно продолжила расспросы Наталья. Давно чувствовала, что с дочерью что-то не так, и материнское сердце ее не подвело. Юля стала немного замкнутой, неразговорчивой, словно ее что-то мучило. Такие безмолвные проявления тревожили Наталью еще больше, чем если бы Юлька разрыдалась у нее на груди. Известно, как глубоко Юля умела прятать свои переживания. Иногда до нее невозможно было достучаться. Однако, это вовсе не означало, что давалось Юльке все с легкостью.

Тем труднее, что дочь вообще не любила показывать свои слабости. Никто не учил ее этому. Наоборот, всю жизнь Наталья добивалась установлению между ними доверительных отношений. Наверное, поэтому столь откровенный и внезапный вопрос немного смутил.

Свои мысли Юлька вывалила ей как снег на голову.

Хотя, чего удивляться снегу в январе…

— Что нам не стоит встречаться, — бесстрастно договорила Юля, чувствуя, как внутри все снова сковывает от боли, казалось, уже пережитой.

— Он прямо так тебе и сказал?

— Он сказал не так, но смысл тот же. — Девочка не отрывала глаз от журнала с кроссвордами, отвечая спокойно и четко. Даже немного резковато.

— Может быть, оно и к лучшему, Юля. Ты так загорелась, что я, честно говоря, боялась… мне показалось, что ты слишком серьезно стала к нему относиться. И как будто все уже распланировала. — Наталья вздохнула свободно и, правда, почувствовав большое облегчение оттого, что эти отношения закончились, так и не начавшись. Странное дело, она начинала уважать Шаурина только за то, что он не ввязался в эту любовь. Хотя должно быть наоборот. — А нужно понимать, — продолжила она мягким тоном, — он старше. И… у него есть определенные потребности… раз уж мы подошли к такой теме.

— Может, и распланировала!.. И замуж за него выйти, и детей. Почему вы думаете, что все это игрушки? Почему сразу нужно кричать, что ничего серьезного в этом нет и быть не может? Ну и что, что он старше! Не на двадцать же лет! И уж, поверь, его потребности бы никак не пострадали. — Этот всплеск угас так же быстро, как и загорелся. Юля резко замолчала, уткнувшись в страницу журнала. Сжала губы в тонкую ниточку. Румянец залил щеки неровными пятнами.

Считала, что уже перетерпела состояние полнейшей беспомощности. Но стоило заговорить о своих недавних переживаниях, и она снова почувствовала себя так, словно ее бросили одну, ночью, в незнакомом месте. Как хочешь, так и выбирайся. А Юля очень хотела выбраться. Всеми силами старалась избавиться от этого разъедающего изнутри ощущения. Наверное, и сама до этого момента не представляла, насколько сильна ее привязанность к Денису. Если соотнести ее с той болью, которую она испытала, и до сих пор испытывала, то она, привязанность, огромна.

У Натальи даже дыхание перехватило от глубины эмоций, которые мучили дочь. Особенно задела последняя фраза. Она посмотрела на нее с нескрываемой тревогой.

— Пусть и дальше спит со своими шлюхами, — объяснила дочь. — А наша разница в возрасте проблема только до моих восемнадцати лет. Когда я стану совершеннолетней, вы мне ничего не запретите.

— Юля!.. — одернула мать, поражаясь озлобленности, с которой она выражалась. Озлобленности и цинизму.

Наталья налила себе чай и села рядом с дочерью. Юля уже не разгадывала слова. Сидела, распрямившись и постукивая кончиком авторучки о поверхность стола.

— Что? Я всего лишь называю вещи своими именами. Для меня все они — шлюшки. И никто мне не запретит думать и говорить по-другому. — Юлька не смутилась. Видимо, перелом в ней оказался мощнее, очень сильно повлияв на ее взгляды. Еще недавно, обсуждая такую щекотливую тему, она бы покраснела до корней волос, запуталась в ощущениях. Но сейчас ей было все равно. Не было неловкости перед матерью, не ощущала она неудобства. Говорила со взрослым равнодушием, с обыденным спокойствием.