— Звони, — спокойно сказал Шаур. Дождался, пока охранник отзвонится и только потом шагнул к лестнице.

Подойдя к двери кабинета, решил, что стучаться будет излишне. Вошел без стука — не быстро, не медленно, — уверенно. Словно позволяя Монахову привыкнуть к своему присутствию перед тем, как заговорит.

— Добрый день, Сергей Владимирович, — предельно вежливо, но твердо поздоровался.

Порадовало, что Монахов в кабинете находился один. На какой-то миг Денис застыл у двери, а шагнул вперед, лишь когда Сергей Владимирович, приветствуя его, поднялся с кресла.

— Здравствуй, Денис. Неожиданно… — но вопреки сказанному, голос его свидетельствовал об обратном: совсем он не удивлен. Он не просто не удивлен, он совершенно точно имеет представление — зачем Шаурин здесь.

— Разве так уж неожиданно, Сергей Владимирович, — произнес Шаур с тонкой иронией и, распахнув серый пиджак, крепко уселся в ближайшее от стола кресло.

Монахов молча вернулся на место, осел как будто тяжело, но пристального взгляда от лица Шаурина не отрывал. Денис молчал намеренно, точно ждал главных вопросов, которые ему пока не задавались. Тишина расползалась по кабинету — становилась вязкой и напряженной.

Только слабые духом не выдерживают молчания — Монахов это знал. А теперь перед ним сидел равный и сильный противник. Сейчас даже наверняка еще сильней, потому что Шаурин знал все, а Монахов мог только догадываться, основываясь на слухах и намеках со стороны доброжелателей. Но кто-то должен заговорить первым. Оттого кто заговорит и как заговорит, зависел исход разговора.

— Я рад, что это ты, — расставив нужные акценты, наконец сказал он.

— Я приложил для этого все мыслимые и немыслимые усилия.

— Спасибо, что пришел сам.

Скольких Денис должен был опередить, превзойти, подмять, устранить, чтобы прийти к нему в кабинет вот так… И, как всегда, при абсолютной внешней расслабленности поражала сосредоточенность шауринского взгляда. Взгляда тяжелого и неподвижного.

— Но еще больше сил я потратил на то, чтобы все произошло тихо и без волнений. Чтобы вы смогли отойти от дел, сохранив свой авторитет и не получив «черную метку». После смерти Юры наверху вскинулась целая стая стервятников, готовых разодрать вас в клочья.

Монах понимающе качнул головой. Вернее, не качнул, а сделал едва уловимое движение, но оно очень красочно выразило его отношение к словам Дениса. Что и говорить, Монахов до сих пор пытался сдержать эту волну.

— Нам, Сергей Владимирович, непременно нужно прийти к взаимопониманию. Я призываю вас не делать никаких резких движений. Никаких. Потому что я не хочу на это отвечать, совсем не хочу кардинальных мер. Надеюсь, вы оцените мои усилия. — Его лицо особых эмоций не выражало, но говорил он тем тоном, каким обычно отдают приказы.

Монахов помолчал мгновение, но паузу затягивать не стал. Не было в ней никакой надобности. Все уже решено.

— Несомненно. Разговор у нас серьезный, потому я предлагаю перенести его в более удобное место.

— Согласен.

В этот момент дверь открылась, и в кабинет вошла Наталья. Вошла шумно и радостно, — словно принесла с собой пение птиц и солнце, — и растерялась. Судя по всему, не ожидала здесь увидеть кого-то помимо мужа. Но еще больше она удивилась, когда в посетителе узнала Шаурина.

— Денис! — воскликнула она. — О, Боже, какая неожиданность!

— Позволю себе спросить: приятная? — поднялся ей навстречу.

— Ну разумеется! — Ее как будто потянуло в его сторону. Едва он распрямился во весь рост, она прильнула к нему. По-матерински.

— Прекрасно выглядишь. Неизменно прекрасно, — улыбнулся. Этой женщине невозможно не улыбаться.

— Ох, льстец, — она царственно похлопала его по предплечью с полной иронии улыбкой.

— Нет, чистейшую правду говорю.

— Ты по делам или?..

— Или.

— А что, — вдруг решительно сказала она, словно внутри укрепилась в мысли, — а давай завтра к нам. У нас планируется большой семейный обед. Приходи, так сказать, поговорим за жизнь.

— Есть повод для большого семейного обеда?

— Главное, желание, а повод у нас всегда найдется.

— Тоже верно. Не знаю, удобно ли это.

— Удобно, — ответил за жену Монахов. — Завтра и продолжим наш разговор.

Когда Юля увидела Стаса, то вздрогнула. Всем существом вздрогнула. Потому что — где Шаповалов, там и Денис.

То, что Шаурин приехал, Юле сообщила мама. Конечно, перед Натальей дочь постаралась скрыть свою реакцию. Порадовалась даже наигранно, выразилась какими-то абстрактными фразами, пообещала приехать на это «партсобрание», как она называла подобные сборища, сразу предупредив, что будет не одна. Но внутри… внутри творилось что-то невообразимое. Словно что-то взорвалось. И кажется снова подскочила температура. Точно подскочила: щеки залились краской, а сердце застучало громко и беспокойно. Всякая концентрация пропала и четкая направленность мыслей. Остаток дня бродила по квартире как неприкаянная, о сне говорить не приходилось. Сна теперь как не бывало.

Собиралась приехать к родителям пораньше, но теперь трусливо тянула время, никак не решаясь шагнуть за порог своей квартиры, которая теперь казалась самым надежным убежищем в мире. Да и Слава предупредил, что может опоздать, дескать, важные дела у него какие-то неожиданно появились. Никогда еще Юля так не радовалась его «делам». Отказаться самой или приехать без Ярослава в голову не пришло, потому что этот обед они с мамой запланировали до приезда Шаурина, и менять сейчас из-за него свои планы Юля не собиралась. Наверное, это было уже делом принципа. Промучившись сомнениями, Юля решила нырять сразу в омут с головой, а не выматывать себе нервы, топчась на берегу и задыхаясь от страха. Лучше приехать и сесть сразу за стол, чем участвовать в приготовлениях, маяться переживаниями и дрожа от нахлынувших чувств пытаться нацепить на себя равнодушную маску.

Так и вышло. Легче вышло, спокойнее. Юля прошла по двору к открытой веранде, в которой, собственно, и накрыли стол, от души радуясь, что Славик не вцепился в ее руку, как утопающий за соломинку. Перед тем как сесть, Юля немного растерялась. Не хотелось оказаться за столом рядом с Денисом. Бросила беглый взгляд на пустые стулья. Тот, что рядом с мамой, явно отцовский. Папа неизменно сидел рядом с ней. На двух других висели пиджаки. Один черный, второй чуть светлее — цвета мокрого асфальта. Вот от него она села подальше, выбрав место рядом с Вуичем. Потому что Шаурин не мог бросить свой пиджак на стул так небрежно, как это сделал хозяин черного. Шаурин повесил бы его аккуратно, именно так, как висел сейчас темно-серый пиджак.

Юля оглянулась. Шаповалов и Самарин стояли у кирпичного мангала. Стас курил, а Витьке доверили жарить шашлыки. Отец с Денисом затерялись между деревьями в саду. Стояли на мощеной дорожке и о чем-то беседовали. Почему-то этот факт Юлю покоробил. Может быть, потому что картина эта была слишком непривычная, уже забытая. Лёнька весело о чем-то болтал с Натальей.

— Леонид, — засмеялась, Наталья, — вот только ты можешь так красиво рассказать совершенно пошлый анекдот.

— Главное, что вы мне это позволяете, драгоценная Наталья Вячеславовна.

— Ох, плут, — Наталья покачала головой. — Слушайте, как нам повезло, что погода такая чудесная.

— Да, мама, с погодой нам и правда повезло, — согласилась Юля.

В самый разгар беседы, когда все дружно смялись над очередной Лёнькиной остротой, к столу присоединились отец и Денис. Все получилось естественно: заливаясь смехом, Юля кивнула обоим, едва скользнув взглядом по лицу Дениса. Обрадовалась, что с пиджаком угадала…

Солнце ярко светило, словно пытаясь подбодрить уже за лето уставшую потемневшую зелень. В саду полыхали рябины; тополя, обессилившие раньше всех, начали опадать листвой, шурша на ветру проволончатыми ветками. Но для Юли чудесно все было потому, что просторная и открытая веранда не сковывала ее стенами, не душила закрытым пространством. Здесь не ощущалось на себе концентрированного внимания и пристальных взглядов. Можно любоваться цветами, пряча взгляд. Сходить в дом за бутылкой вина и долго выбирать марку из большой домашней коллекции. Можно даже выйти из-за стола и прогуляться по саду. Что она и сделала, утащив за собой Славу. Правда длилась их прогулка совсем недолго: ему позвонили, и он сообщил, что будет вынужден уехать пораньше.