— Че застыл?! — крикнул парень повыше ростом своему дружку. Тот бросился к лежащему на полу солдату и начал хлестать его по щекам, приговаривая его имя, приводя в чувства. Несостоявшийся противник очухался, поднялся с пола, постоял некоторое время покачиваясь и приходя в себя. Смотрел на всех озлобленным, непонимающим взглядом. Поддерживая под руки, его вывели из бытовки.

— Бл*ть, я думал ты убил его, — на выдохе проговорил Шип.

— Такие с одного удара не дохнут — не мухи, — мрачно отшутился Шаур.

Расхожее мнение, что армия из парней мужиков делает, имеет вполне жизнеутверждающее право на существование.

Делает — не делает, но то, что ломает, заставляя собираться по кусочкам — это точно.

Ломает, выворачивая все внутренности и мозг. Мозг особенно.

Казалось, будто тебе сделали трепанацию черепа, выудили все серое вещество, а потом засунули обратно перепутав правое полушарие с левым.

Каждый солдат признается, что легче наматывать по пятнадцать километров ежедневно в полном обмундировании, чем выдерживать постоянные психологические атаки. Со всех сторон. Страдали все, и выбирались из того дерьма, куда их окунали, тоже все. Только с разным процентом эмоциональных и физических потерь, и изломанной психики.

Особенно досталось тем, кого отправили в Чечню, и кому удалось оттуда вернуться. Когда попал в госпиталь после очередной разборки, вдоволь Денис насмотрелся на искалеченных ребят, совсем юных, но с уже изуродованной судьбой. Домой сообщил, что лежал с воспалением легких, которое, кстати говоря, он в госпитале и заработал. Потому «отпуск» у него получился длиннее, чем рассчитывал. И что не полежать, не отдохнуть?.. Вот только холодно, а тонкие истрепанные одеяла совсем не грели. А кормили отменно, и медсестрички симпатичные уколы делали. Правда уже после второй процедуры желание видеть хоть одну из них отпало и появляться не хотело. Собственный зад, все же, дороже. А три раза в день по два укола антибиотиков — удовольствие не из приятных.

— Эх, Шаурин, прям жаль мне с твоей задницей расставаться, — вздохнула медсестра и безжалостно всадила в вышеупомянутое место иглу с последней дозой лекарства.

— Машка, не доводи до греха, — успел сказать Денис и взвыл, уткнувшись в подушку.

— Что ж народ-то такой нерешительный пошел…

— Какая уж решительность, когда лежишь тут перед тобой с голой жопой.

— И все вам нужно на пальцах объяснять. — Прилепила проспиртованный ватный тампон и прижала его ладонью Дениса. — Растирай.

— Машенька, вот дай только в себя прийти. Я же ни сидеть, ни лежать не могу.

Маша, ухмыльнувшись, вышла, и палата взорвалась от смеха прохлаждающихся на соседних койках парней.

— Шаур, тебе уже прямым текстом говорят, а ты все никак! — хриплым голосом сказал Вуич и закашлялся. Попал он в госпиталь по тем же причинам, что и Шаурин, — молчать не умел, терпеть не собирался. И также схватил простуду. Морозы уже ударили, а приказа переходить на зимнюю форму одежды еще не было. И мало кого это волновало.

— Успеется, Лёня, — Денис стянул книгу с подоконника.

— Как ты можешь читать эту муть? — пропыхтел Лёня, переворачиваясь со спины на бок, скрипя сеткой кровати. Не первый день наблюдал он в руках соседа по палате нетленный труд Адольфа Гитлера с известным названием.

— Сам ты муть. Очень полезная для расширения кругозора вещь. А если не хватает мозгов вникнуть в написанное, то и не начинай. Ее не нужно воспринимать, основываясь на генетической ненависти к фашистам. Это же учебник по психиатрии. Нужно уметь отделять зерна от плевел, — ухмыльнулся Шаурин. Некоторое страницы он перелистывал почти не глядя, а на некоторых останавливался.

— Если ты только не помешан на этой теме…

— Я не помешан на этой теме, — выделил Денис предпоследнее слово, — я помешан на нашей истории. Особенно на временах Отечественной войны. И все, что с этим связано мне интересно.

Неблагодарное это дело — обсуждать данное с Леней или с кем-то другим, пытаясь разъяснить несформировавшейся личности, как объяснялась сущность некоторых общественных явлений, балансируя на грани абсурда и гениальности. Многое было противоречиво, но одно неоспоримо: эмоции — это те единственно верные ниточки, дергая за которые можно управлять людьми.

Это только на первый взгляд все предельно ясно. Представляешь себе армию, как, своего рода, закрытое общество с твердыми правилами поведения и границами дозволенного, с четкой иерархией управления, определенными уставом. И никаких послаблений и увиливаний. Все одинаково постриженные, в однотипной форме. Не тут-то было. Попадаешь в самый котел, а потом не перестаешь удивляться многообразию извращенной человеческой мысли. А мотив только один — выражение своего глубокого внутреннего «я», поиск эмоций, методов воздействия, наряду с основной поставленной задачей, — служить Родине. Физические нагрузки до обмороков, растянутые мышцы и связки как дополнительные методы шлифовки из обычных крепких парней боевых машин с интригующим названием «солдаты специального назначения». А назначение у них по, сути своей, одно… И так лихо это переплетено. Во внутренней борьбе попавших в одинаковые условия индивидуумов. Кипящая масса с одинаковыми сливающимися лицами. Вот только позже понимаешь, что даже в таком озере есть множество подводных течений. Есть скрытые враги и открыто противостоящие; есть тени, или привидения, на первый взгляд незаметные, передвигающиеся по стенке, но при первом удобном случае готовые подставить, прогнувшись под желающего. И желающих, оказывается, не мало.

Если за полгода в учебке не сдох, то дальше все как по маслу. Остальные полтора года — почти детский сад. Потом командуешь такими же «зелеными», каким пришел когда-то сам и уже точно знаешь, кого лучше обходить стороной, а с кем здороваться за руку. За это время противостояние становится единственной «пищей», с мирской дело обстоит куда хуже. Редкие звонки домой и письма, как шоколад, — сладкие и приятные. Не для всех, правда. Иные и с катушек готовы слететь после очередных новостей.

— Жэка, ты чего на своих кидаешься? — Денис попытался оттащить Боголюбова, но тот, оттолкнув его, снова бросился на сослуживца, затевая драку. Шаур, не ожидавший такого отпора, отлетел к стене. Но замешкался только на пару секунд. Потом сгреб Женьку и выпнул из казармы. Волоком протащил по коридору и закинул в сушилку.

— Остынь! — закрыл дверь на замок и вытащил ключ. Благо кто-то из нерадивых солдат забыл комнату закрыть, да еще и ключ оставил. — Придурок, блин…

Вернулся и подозвал Стаса Шаповалова:

— Стас, что за дела?

— Письмо получил. Девка его то ли загуляла, то ли замуж собралась. Бесится теперь.

— Одинаково приятно, — нахмурился Денис. — Лёня, пошли с нами. Я этого Терминатора в сушилке пока закрыл.

Вуич хлопнул себя по коленям и встал с кровати.

— Пошли, а то этот адский мистификатор под воздействием высоких чувств все батареи повыдирал, наверное.

— Шаур, смотри, дверь откроем, а он как шарахнет, — подал голос Шип.

— Я потом сам ему шарахну, — с нешуточной угрозой сквозь зубы процедил Денис и повернул ключ в замке. Замер, прислушиваясь. За дверью ни звука.

Когда они вошли, Боголюбов стоял, подперев ладонью стенку, зло глядя на дверь. Как только та распахнулась шире, он рванул в коридор, но юноши закинули его обратно в комнату.

— Да что вам всем надо? — выкрикнул, сжимая кулаки.

— Успокойся, Жэка, — примирительно начал Шаурин, но тот и не думал. — Успокойся! — хлестнул его по щеке. Женька немного сдулся, начав метаться по комнате.

— Маринка… Вот сука… Убью! — снова всполошился, как только с губ сорвалось имя невесты.

— Кого убьешь? — встрял Вуич.

— Его — козла!

— Тебе оно надо? Сядешь потом из-за какого-то гомодрила. Счастья ей и скатертью дорожка. — Денис схватил беснующегося сослуживца за плечи и впечатал в стену. — Посмотри на меня! — снова хлопнул его по щеке ладонью, но уже не так сильно, как в первый. — Девки были, есть и будут! На дембель скоро. Вернешься… красавец… все бабы твои, отбоя не будет. Нашел из-за чего беситься. Еще застрелишься, не дай бог, как некоторые идиоты.