У Селены загорелись глаза.

— Вы сказали, я была лучшей. Как это понимать?

— Год в Эндовьере бесследно не проходит. В соляных копях ты могла и утратить часть прежних навыков.

— Не беспокойтесь, ваше высочество. Свои навыки я не утратила, — сказала Селена, вдавив обкусанные ногти в мякоть ладоней.

Она ненавидела черную кайму под ногтями. И не помнила, когда в последний раз у нее были чистые руки.

— Осталось убедиться, что это так, — сказал Дорин. — Подробности состязания ты узнаешь уже в Рафтхоле.

— Ваше высочество, я понимаю: придворной знати хочется поразвлечься. Наверное, они и ставки будут делать. Но я не вижу смысла в этих состязаниях. Почему бы вашему отцу просто не взять меня на службу?

— Я уже сказал: ты должна доказать свою пригодность.

Селена уперлась кулаком в бок. Кандалы громко звякнули.

— Звание Адарланского ассасина превосходит любые потребные вам доказательства.

— Ошибаешься, — отозвался Шаол, и его бронзовые глаза вспыхнули. — Пока что для нас ты — преступница. Мы не имеем права доверить тебе важные королевские поручения.

— Я готова принести торжественную кля…

— Сомневаюсь, что король примет твою клятву. Твоя былая слава его впечатляет, но не убеждает.

— Пусть так, только я не понимаю, зачем мне тратить время на подготовку к состязаниям и все эти поединки? Конечно, в чем-то я утратила былую сноровку, но… а как ее не утратить, если вместо своего ремесла я вырубала пласты каменной соли?

Сказав это, Селена наградила Шаола презрительным взглядом.

— Так ты что, отклоняешь мое предложение? — хмуро спросил Дорин.

— Разве я сказала, что отклоняю? — огрызнулась Селена.

Кандалы так натерли ей запястья, что у нее выступили слезы.

— Я готова быть самой непревзойденной вашей защитницей, если вы согласитесь освободить меня не через пять лет, а через три года.

— Через четыре.

— Идет, — согласилась Селена. — Сделка есть сделка. Возможно, я меняю один вид рабства на другой, но я не дура и понимаю свое нынешнее положение.

Она сумеет завоевать себе свободу. Свобода. От этого слова веяло холодным воздухом широких просторов. Это слово звучало в шелесте ветра, примчавшегося с гор, чтобы унести ее далеко-далеко. Раньше она не представляла себе жизни вне Рафтхола. Оказалось, жить можно не только в столице.

— Надеюсь, ты права, — подхватил Дорин. — И надеюсь, я увижу твой триумф победительницы. Ты ведь не посрамишь своей репутации? Я жду от тебя только победы. Я бы не хотел оказаться в глупом положении из-за твоего провала.

— А если я проиграю?

Глаза принца померкли.

— Тебя вернут сюда.

Картины свободы растаяли, словно осевшая пыль из шумно захлопнутой книги.

— Тогда мне лучше выброситься из окна. Этот год мне дорого достался. Если я снова сюда вернусь… даже представлять не хочу. Второй год в Эндовьере точно станет моим последним. — Она резко тряхнула головой. — Так что ваше предложение мне подходит больше.

— Мне тоже, — сказал Дорин и подал знак Шаолу. — Отведи Селену в приготовленную ей комнату. Пусть вымоется и переоденется.

Он перевел взгляд на будущую королевскую защитницу и пояснил:

— Завтра утром мы отправимся в Рафтхол. Не хотелось бы в тебе обмануться, Селена Сардотин.

Она мысленно огрызнулась. Ее сейчас занимало совсем другое: трудно ли будет превзойти, перехитрить и затем уничтожить соперников? Эти вопросы не вызывали улыбки, ведь на кону стояла свобода. Только бы победить, и тогда откроется мир давно оставленных надежд.

Селене вдруг захотелось подхватить принца и закружиться с ним в танце. Она попыталась услышать музыку, что-нибудь веселое и праздничное. Но в ушах звенела только строчка из песни, которую обычно затягивали узники соляных копей. Песня была медленная и какая-то вязкая, чем-то похожая на мед, когда его наливают из крынки: «Ты наконец увидишь дом…»

Селена не заметила, как Шаол вывел ее из тронного зала, как они шли по коридорам.

Да, завтра она уедет отсюда. В Рафтхол, куда угодно — хоть в ад, если в аду ее ждет свобода.

«В конце концов, королевским ассасином за просто так не становятся», — сказала она себе.

Когда после встречи с наследным принцем Селена наконец рухнула в постель, ей было не заснуть. Она очень, очень устала за этот день, но возбуждение и телесная боль гасили сон. Горячая вода и мыло, о чем она уже и мечтать перестала, оказались сущей пыткой. Две свирепого вида служанки не церемонились, будто им приказали отскрести Селену до самых костей. После их мочалок у нее саднили шрамы на спине, а лицо казалось и впрямь стертым до черепа. Чтобы унять боль, Селена перевернулась на бок и в который раз удивилась свободе движений. Шаол снял с нее кандалы, перед тем как отправить мыться. Она прочувствовала все: вихляние ключа в замке, размыкание железных половинок и громкий стук падающих на пол оков. Однако призрачные кандалы оставались и сейчас, только не на руках и ногах, а в воздухе. И пусть каждое движение сопровождалось болью, Селена все равно с наслаждением вертела запястьями и шевелила ступнями.

Как странно было лежать на настоящей кровати с периной и шелковыми простынями. Как странно было ощущать под головой не собственную руку, а мягкую подушку. Желудок Селены давно отвык от иной пищи, кроме водянистой овсяной каши и жесткого хлеба. Ее тело забыло, что значит быть чистым и носить одежду, а не зловонные лохмотья. То, что пару лет назад она сочла бы обыденным и недостойным внимания, теперь воспринималось как совершенно незнакомое.

Возможно, на ужин подали не самую вкусную жареную курицу. Селену удивило другое: она не различала вкуса пищи. Проглотив несколько маленьких кусочков, она ощутила сильнейший рвотный позыв и до приступа едва успела выскочить из-за стола. Ей хотелось есть. Хотелось наесться досыта. Но желудок разучился переваривать нормальную еду. Ничего, в Рафтхоле она наверстает упущенное. К тому времени и желудок привыкнет.

Чисто вымытое тело заставило Селену сделать печальное открытие: она утратила свои былые формы. Остались выпирающие кости, обтянутые кожей. То, что называлось человеческой плотью, забрали месяцы работы в соляных копях. А ее грудь! Когда-то Селена гордилась своей налитой, крепкой грудью. Теперь предмет ее гордости превратился в два жалких девчоночьих бугорка. Вспомнив об этом, Селена чуть не заплакала. Она перевернулась на спину, и шрамы заныли.

Когда после мытья Селена взглянула на себя в зеркало, она чуть не вскрикнула от ужаса. На нее смотрела изможденная женщина непонятного возраста: скуластая, с выпирающей челюстью и ввалившимися глазами. Селена закусила губу. Слезы не помогут. Завтра она отправится не в шахту, а в Рафтхол. Это главное. Все еще можно вернуть. Она будет есть. Много есть. Она будет упражнять свое тело. Она обязательно станет здоровой и сильной, как прежде. Она победит во всех поединках и совершит немыслимые поступки. Она докажет, что по-прежнему достойна звания лучшего ассасина Адарланского королевства. За этими мечтами Селена незаметно заснула.

Утром ее пришел будить Шаол и обнаружил, что она спит на полу, плотно закутавшись в одеяло.

— Эй, Сардотин, пора вставать!

Селена что-то буркнула и зарылась лицом в подушку.

— Почему ты лежишь на полу?

Она приоткрыла один глаз. Странно, что капитан не сказал, как сильно она отличается от вчерашней замарашки. Поднявшись, она даже не попыталась прикрыться одеялом. Ее тощее тело вполне закрывал мешок, который здесь считался ночной сорочкой.

— Кровать попалась неудобная, — ответила Селена и тут же забыла про капитана, увидев полоску света.

Чистый, свежий, теплый солнечный свет. Она будет наслаждаться им целыми днями, когда получит свободу. Солнце пробивалось сквозь плотные шторы. Селена осторожно протянула руку.

В ее бледной, почти призрачной руке было нечто такое, что не смогла уничтожить никакая каторга. Изящество, пробужденное к жизни светом этого утра.