– Потому, что ты еще больший олух в этом вопросе.
– Почему вы все это мне рассказываете? Разве это не секретные сведения?
– Секретные. Но они уже обо всем догадались. Операция завершена. Покушения на тебя готовились в спешке, из расчета на твою слабую охрану. Поэтому они и провалились. А потом Штази начали копать и раскрутили целую сеть, больше двухсот человек. Ты не заметила, родители твоей Эльзы в последний день, когда ты жила у них, нормально себя вели? Как обычно?
– Ее отец, Курт, показался мне вечером каким-то нервным. А что?
– Один из его замов оказался замешан в эту историю. Его взяли в тот день.
– А сам Курт?
– Пока на свободе. Но Штази продолжают копать, неизвестно, на кого еще они выйдут.
– Ну и дела. Поехала в гости к девочке и неожиданно оказалась в каком-то шпионском боевике.
– Так что орден ты честно заслужила. Он даже в какой-то степени боевой. Ты рисковала, пусть и невольно, своей жизнью и в полном смысле этого слова ходила под пулями. Один выстрел в тебя все же сделали.
– Когда?
– На площади, когда ты поднимала флаг. Но стрелявший в тебя к тому времени уже сам был смертельно ранен, вот и промахнулся. Пуля пробила флаг и ушла выше домов, стреляли из подвала. Тот флаг сейчас – вещественное доказательство.
– Кошмар какой. А сейчас? Здесь меня не попытаются добить?
– В СССР это сделать сложнее. Да и бессмысленно уже. Убивать тебя поздно. И даже если тебя убить, теперь это только упрочит нашу дружбу с ГДР. Они там тоже не дураки, понимают все.
– Хм… Если меня убить – дружба упрочится? Что-то мне это не нравится. Отчего-то мне кажется, что товарищи из КГБ тоже прекрасно умеют стрелять из бесшумного оружия. Так же, как подстраивать автокатастрофы. А еще на меня может упасть с крыши сосулька, или я могу утонуть, купаясь в реке. Хотя нет, в данном случае смерть не должна быть похожей на случайную. Лучше всего меня застрелить.
– Наташа, у тебя слишком богатая фантазия. Не считай меня таким уж монстром.
– Я пошутила.
– Я догадался. Осенью тебе нужно вступить в ВЛКСМ. Можно было бы и сейчас, но этим летом тебе лучше пока оставаться пионеркой.
– Почему?
– В «Артек» поедешь. На все лето.
– На все лето?! Я там умру со скуки за три смены.
– Не умрешь. Тебя туда не отдыхать посылают. Это тебе партийное задание.
– Даже так?
– Именно так. И никакой иронии! Все серьезно. Ты туда работать едешь. Председатель Совета дружины «Артека» – должность как раз по тебе.
– Я так понимаю, отказаться мне невозможно?
– Верно понимаешь. Партия сказала: «Надо». Как пионерка и будущая комсомолка, ты обязана подчиниться. Да, насчет комсомола. Ты знаешь, что для вступления в ряды ВЛКСМ тебе нужны рекомендации двух комсомольцев?
– Знаю.
– Либо вместо этого рекомендация одного члена партии. А я ведь тоже член партии. Ты улавливаешь мысль?
– Мне страшно за психическое здоровье членов приемной комиссии, которые будут читать такую рекомендацию.
– Да, мне тоже хотелось бы посмотреть на их лица в этот момент. Вот, держи. Неизвестно, будет ли у меня еще время встретиться с тобой, потому я заранее отдаю ее тебе. Думаю, проблем с вступлением в комсомол у тебя не будет.
– С такой-то бумагой? Конечно, не будет.
– Пошли дальше. Школу тебе придется сменить. Завтра с утра не уходи из дома, к тебе заедет человек из горкома ВЛКСМ, он поможет тебе с переводом.
– Зачем мне менять школу? Мне нравится моя.
– Нет. Все же есть шанс, что тебя попытаются убить или даже похитить.
– А что, от смены школы опасность снизится?
– Наташа, ирония тут неуместна. Да, опасность снизится. Это особая школа. Официально – самая обычная, общеобразовательная. На самом деле человеку с улицы туда не попасть. Школа неплохо охраняется, хотя внешне это и не заметно. Там учатся дети руководящих партийных и государственных работников. Твой ухажер Никонов тоже там учится.
– Никакой он не ухажер. Просто товарищ.
– Наташа, я же говорил, на тебя уже собрали три папки. Там есть и про твой роман прошлым летом сразу с двумя парнями. Кстати, осторожнее с этим. Ты ведь на виду теперь, тебе теперь многое не подобает. Сразу с двумя лучше не надо, выбери себе одного. И с одним тоже аккуратнее, чтобы дальше поцелуев не заходили. Тебе нельзя.
– Я и до поцелуев не собираюсь доводить.
– Не ври. Я тоже человек, все понимаю. Но тебе действительно нельзя.
– Хорошо. Я все поняла.
– Личные просьбы у тебя есть?
– Просьбы?.. Да нет, пожалуй.
– Замечательно. А чему ты улыбаешься?
– Вспомнила, что так и не смогла объяснить немцам смысл этой фразы: «Да нет, пожалуй». Меня не поняла даже учительница русского языка.
– Согласен, иностранцу трудно это объяснить. Хорошо, Наташа. Если у тебя нет ко мне вопросов, то на этом мы с тобой закончим.
– Мне можно идти?
– Да, иди. Тебя довезут до дома. Еще раз благодарю тебя за отлично выполненную в ГДР работу.
– Спасибо. Так я пошла?
– Ступай. До свидания, Наташа Мальцева.
– До свидания, Леонид Ильич…
Глава 45
Да когда ж ты улетишь-то, зараза?! Что тебе тут, медом намазано? И откуда ты взялась-то в центре Москвы? Пчела. Собака такая. Жужжит и жужжит вокруг меня. Какая-то неправильная пчела. И наверняка она умеет делать только неправильный мед. Нет, чтобы в Александровский сад слетать. Там клумбы с цветами есть. Она же, гадина, вокруг меня вьется. Пользуется тем, что я сейчас отогнать ее не могу.
Да что там отогнать, я и пошевелиться не могу. Даже если эта мерзкая пчела сейчас сядет мне прямо на нос и укусит, то и тогда у меня не будет права шевелиться. Укус пчелы – не оправдание. Шевелиться мне нельзя ни при каких обстоятельствах. Мне даже моргать рекомендовано пореже.
Я стою возле Могилы Неизвестного Солдата и изображаю из себя статую. На мне новенькая, специально для этого дня пошитая парадная пионерская форма, на груди мой орден, через плечо красная лента, на руках белые перчатки, на левом рукаве пришиты четыре звездочки – знак члена Совета дружины города. А левой рукой я держу за древко знамя пионерской дружины Москвы.
Ага, улетела наконец-то. Вот и славно. По-моему, к Мишке полетела, теперь его кошмарить будет. Хочется посмотреть, как он там, но нельзя. Не то что повернуть голову, глазами косить нельзя. Мой старый знакомый, Мишка Никонов, тоже тут, рядом, слева от меня, по другую сторону Вечного огня стоит. Он точно так же, как я, одет, только у него вместо юбки брюки, а вместо знамени в руках карабин «СКС». Настоящий, даже с примкнутым штыком. Только незаряженный.
Мы тут с восьми утра стоим столбиками. А снять с поста нас должны только в четырнадцать. Смена не предусматривается сценарием. Сегодня 9 Мая, полчаса назад на Красной площади окончился военный парад, и сейчас там проходят колонны демонстрантов. А минут за десять до начала парада сюда приезжал Брежнев со свитой, венок возлагали. Ильич меня узнал, даже подмигнул мне едва заметно. Он, оказывается, премилый старикан.
Что такое? Какое-то нездоровое шевеление вокруг. За последние десять минут число неспешно прогуливающихся вблизи Вечного огня людей чуть ли не удвоилось. Откуда-то наползли. Причем в большинстве это парни лет двадцати пяти – тридцати. Некоторые, правда, с девушками. И хотя все они одеты в штатское, у меня отчего-то нет никаких сомнений в том, что форма у них есть, просто они редко надевают ее на работу. На пределе видимости замечаю, как пара милиционеров (в форме) заворачивают группу граждан с цветами в обход. Так-так-так. Кто теперь приедет?
Еще минут через десять, когда концентрация вблизи Вечного огня подтянутых людей в штатском стала уже неприлично высокой, подкатил здоровенный автобус с надписью «Интурист» на борту. И из него высыпала толпа разномастно одетых людей различной степени упитанности. Ведомая миловидной девушкой, рыхлая толпа целеустремленно направилась к нам с Мишкой. Когда они подошли поближе, я уверенно опознал в издаваемых толпой звуках английскую речь. Ага, проклятые буржуины пожаловали. Американцы, наверное. Как-то просочились сквозь железный занавес.