Подарков мне надарили кучу. В основном – одежду. Товарищ Сталин прислал соболью шубу. Интересно, где я здесь ходить в ней буду? Зима тут совсем не такая, как в Москве. В Норвегию если только съездить. Геббельс сережки с бриллиантами подарил. Мюллер тоже заходил, принес мне парабеллум с дарственной надписью от гестапо. Я сразу книжку «12 стульев» вспомнила. «Будем отстреливаться. Я дам вам парабеллум!» Кстати, отношения с Мюллером у меня наладились. Он меня зауважал. Посадить в лужу он меня не смог. Это еще неизвестно, кто кого в лужу посадил – он меня или я его. А самый оригинальный подарок преподнес мне Гитлер. Он подарил мне… меня.

Утром Гитлер пришел и сказал, что он вообще-то художник. И хочет написать эпическое полотно. Как минимум два на три метра размером. Меня он хочет написать. И просит ему позировать. В обнаженном виде. Потому что я вся такая красивая. Наверное, выражение лица в этот момент у меня было достаточно красноречивым. Гитлер не выдержал и расхохотался. Пошутил он. Шутник, блин! А то я уж незнамо чего про него подумала. Портрет мой он ведь уже написал. Но только до пояса и в одежде. В форме Союза девушек. Этот портрет Гитлер мне и подарил.

Надо же. Не пожалел времени. Честно говоря, качество так себе. Я хоть в живописи особо и не разбираюсь, но во многих музеях была. Картин видела тысячи. И эта – не очень. Но все равно стоит бешеных денег. Тут уже не качество самой картины играет роль, а имя ее автора. Полотно кисти Гитлера – это офигенно круто.

А еще я теперь дочь фюрера. Он меня официально удочерил. Хотя для всей страны это – политический маневр. То есть все знают, что я и так биологическая дочь Гитлера. Но он это признавать не хочет, и меня обозвали дочерью старого, геройски погибшего, партийного товарища. Типа Гитлер такой хитрый ход сделал – удочерил свою собственную дочь. Приличия соблюдены.

Сегодня 17 ноября, мой номинальный день рождения. За окном темнеет. Делать нечего совершенно. Спать уже не лезет никак. Выспалась на всю жизнь, похоже. Только и делаю, что сплю. Тогда, на Вильгельмштрассе, меня довольно тяжело ранило.

Из будущего помочь мне ничем не могли. Лекарства сюда не проходили, это мы давно выяснили. Единственное, что они сделали, – это скачали с сервера нашей районной поликлиники мою медицинскую карту, перевели ее на немецкий, заменили все даты и переписали от руки чернилами. В таком виде эту карту сюда и скинули. Возможно, как-то местным врачам это и помогло. Хотя две недели я без сознания все равно провалялась.

Ну, та пуля, что в левую руку попала, – это несерьезно. Даже кость не задета. Я уже достаточно свободно этой рукой пользуюсь. А вот вторая пуля вошла мне в грудь и пробила правое легкое. Хорошо, не застряла, навылет прошла. А то еще и резали бы меня. Но по сравнению с Алешкой мне повезло. Жалко Алешку. Его убили.

Хотя стреляли в нас недолго. Тот полковник, что от отчаяния открыл огонь, даже половины ленты расстрелять не успел. Как только началась стрельба по детям, вся полиция на площади немедленно перешла на нашу сторону. И три десятка винтовок с улицы быстро этот пулемет подавили. А минут через десять подошли грузовики с эсэсовцами. Аксман, как я его и просила, дошел до Гиммлера и донес ему мою версию событий. Обошлось почти без стрельбы. Рядовые после моих слов и так были в сомнениях, не дурят ли их. Лишь старшие офицеры, которым нечего было терять, немного постреляли. Но их было мало. Собственно, большинство из них разоружили их же собственные подчиненные.

Алешке вот только не повезло. По-видимому, тот полковник с пулеметом как раз по флагу и целился. А ведь Алешка и был знаменосцем. Мне же за компанию досталось. Я рядом стояла. Кроме Алешки, погибли еще шестеро мальчишек. И полтора десятка ранили. Там ведь тесно было. Расстояние небольшое, а дети мелкие. Потому одна пуля могла сразу трех-четырех поразить.

Москва и Берлин долго препирались, выясняя, где именно нужно хоронить Алешку. Гитлер хотел похоронить его на площади Александерплатц и воздвигнуть на его могиле монументальный памятник. Но, как ни крути, Алешка – гражданин СССР. И родители его в Москве живут. Потому хоронить договорились все же в Москве, на Новодевичьем кладбище. Риббентроп смог отстоять лишь право Рейха взять на себя все расходы по транспортировке тела и похоронам. Также могильная плита для Алешки была изготовлена в Берлине.

Видела я фотографию этой плиты. Кстати, ее внешний вид, как художник, утверждал лично Гитлер. Гранитная плита. Наверху – барельеф Алеши. Под ним рядом – пятиконечная звезда и свастика. Ниже – обе его посмертные награды. Звезда Героя Советского Союза и Рыцарский крест Железного креста. Надпись на плите на двух языках – по-русски и по-немецки. А тело Алеши в Москву сопровождал специальный отряд из трех десятков пимпфов. Тех, что шли тогда рядом с ним, в одном строю. Они и на похоронах присутствовали.

Кризис окончился. Блин, Гитлеру ведь давали материалы о покушении на него в 44-м! А он не внял. Выводов никаких не сделал. Все те же знакомые фамилии. Они все равно выползли! Людвиг Бек, Ганс Остер, Артур Небе. И адмирал Канарис вместе с ними. Это главные. А вот с Борманом пока непонятно. Утверждает, что его самого обманули, а так он весь фюреру предан. Врет? Да черт его знает! Пока живой, под домашним арестом сидит. Остальных же на рояльных струнах повесили. Брр. Но Гитлер сказал, что веревки они недостойны. Жестоко? Возможно. Но наши ничуть не лучше. Урода Власова в 46-м тоже на рояльной струне повесили.

В смысле, это он у нас был уродом. А тут… Товарищ Сталин хорошо поддел меня. Я сама-то с кем общаюсь каждый день, а? И Андрей Андреевич Власов – генерал-майор РККА. Кавалер ордена Ленина. И это он сейчас командует у нас 1-м Иранским фронтом. Очень успешно командует, кстати. Власовцы вот-вот соединятся со 2-м Иранским фронтом под командованием Рокоссовского, а там и Тегеран займут. У них там революция началась, как товарищ Сталин и обещал.

Революция. Ага. Я, конечно, блондинка и пионерка. Но не дура. Полтора десятка бузотеров с парой неисправных винтовок на всех – это их «революционная армия». Единственной задачей этих ребят было – спрятаться и не отсвечивать, ожидая, когда советские танки придут на помощь «свободолюбивым иранским трудящимся, стонущим под гнетом жестокой монархии». Так в советских газетах писали. Ну, танки и пришли. Быстро пришли.

Мир окончательно сошел с ума. Все встало с ног на голову. И здесь теперь слово «власовец» – вовсе не ругательство, как было у нас. Тут это вполне уважаемые люди. Ближайшая аналогия в нашем мире – слово «афганец». Деда Миша у меня тоже «афганец».

Да, кризис завершился. Если не считать казненных и военных, погибших в перестрелках, то он унес жизни шестерых берлинских пимпфов, Алеши Никонова и еще одной нашей советской девочки. Тани Лисицыной. Той самой, что приезжала в гости к Геббельсу. Она была самой младшей в группе девочек и очень любила молоко. Потому и выпила его больше, чем другие. Ее организм не выдержал.

Я сама не слышала выступление Геббельса по радио, так как валялась в то время без сознания. Но мне рассказали, что Геббельс превзошел самого себя. Он говорил больше двух часов, а в конце даже расплакался в прямом эфире. Может, и специально, конечно, но все равно. Впечатление от его речи у народа было огромное.

Геббельс сам, лично, летал в Москву сопровождать гроб с Таней. И присутствовал на похоронах вместе со своей дочерью Хельгой. И вместе с Хельгой хотел вернуться в Берлин. Но не смог. Уже в аэропорту произошел неожиданный инцидент. Таня была единственным ребенком у своих родителей, и они очень сильно переживали ее гибель. А Хельга Геббельс успела привязаться к ним и не смогла бросить их в такой момент. Опасалась, что они могут что-то сделать с собой, если оставить их одних. Прямо в аэропорту Хельга отказалась лететь в Берлин и заявила, что должна задержаться в Москве. Ведь у Геббельса есть еще пять детей, а у Лисицыных никого больше нет. В общем, Хельгу оставили еще на две недели.