Сорин ухмыльнулся и заткнул меня поцелуем. Вот мудак!

Но как же хорошо, господи! Уверенные губы, руки, которые гладят мое тело, удовольствие, которое скапливается у меня внутри и становится почти болезненным.

Мне не следует на это соглашаться! Я еще пожалею об этом, обязательно пожалею!

Моральные терзания здорово облегчало то, что выбора у меня, по сути, не было: из-за ошейника я не могла даже встать, сверху к кровати меня прижимал горячий, мускулистый, возбужденный, высокий, плечистый, вкусно пахнущий… Так, о чем я вообще?.. Ах, да. Сопротивление. Я же тут не по своей воле. Не забыть бы.

Сорин раздевал меня очень медленно, целуя каждый обнажающийся кусочек кожи. Местная одежда, пожалуй, располагала к долгим ласкам: она была многослойной. Платье надевалось на тонкую нижнюю рубашку в пол, поверх него вторым слоем — пышная юбка, а на нее для верности — расшитый красным передник.

Одежда у дракониц, судя по тому, что я видела в ателье, была более простой и содержала в себе только один слой. Наверное, Сорин привык иметь дело с ней, потому что мой наряд его неприятно удивил: попытавшись задрать юбку и обнаружив внизу еще нижнюю рубашку и платье, он возмутился:

— Эти деревенские бы еще доспехи на тебя надели! Как это снимается вообще? А, нашел…

Он обнял меня за талию и принялся развязывать узел на поясе, целуя меня в шею. Когда он разделался с завязкой передника и перешел к юбке, я готова была спуститься вниз, забрать у тощего дракона нож покрупнее и разрезать на себе одежду самостоятельно. Потому что Сорин прав: они бы еще доспехи на меня надели!

То, что происходило сейчас, для меня было в новинку. И речь шла даже не о том, что я проводила время с настоящим драконом, а о том, что творилось с моими собственными эмоциями и чувствами.

Я не думала, что способна на такое откровенное и плотское желание. В теле разгорался пожар, хотелось большего: узнать, что будет дальше, соприкоснуться кожа к коже, почувствовать Сорина… внутри.

Не знаю, как все получилось бы, если бы я в самом деле была против всего происходящего, если бы всерьез сопротивлялась или плакала. Продолжил ли бы Сорин делать то, что делал: целовать меня и гладить, медленно и осторожно снимать мою одежду. Замены ей не было, так что мой вариант с ножом был не самым подходящим.

В какой-то момент я потеряла способность об этом размышлять, полностью растворилась в ощущениях и в том, чтобы поймать как можно больше удовольствия. Я понятия не имела, что умею так.

Ого. Когда все закончилось, это осталось моей единственной мыслью. Я смотрела в потолок и думала: «Ого».

Потом я подумала о том, что для зачатия, конечно же, нам одного раза не хватит (возможно, нам не хватит и пяти, потому что я, наверное, бесплодна).

После того, как мне пришла в голову эта мысль, я заулыбалась и тут же одернула себя.

Вроде как радоваться тут не совсем уместно. С другой стороны — никто ведь не узнает, а с собой я договорюсь.

Частый герой многих анекдотов — мужчина, который сразу после любви отворачивается к стене и засыпает. В этот раз его роль на себя взяла я. Конечно, я не уснула на самом деле, просто залезла под одеяло и притворилась спящей, чтобы ничего не говорить, не отвечать на вопросы — дать себе передышку и помолиться о том, чтобы все исчезло, а я открыла глаза у себя дома.

И никаких драконов и моральных дилемм.

Сорин мои действия никак не прокомментировал: он лежал, прикрыв глаза и закинув одну руку за голову. Одеялом он накрыться не потрудился, так что я имела возможность в спокойной обстановке, пока меня никто не отвлекает всякими там поцелуями и ласками, убедиться, что мучившие меня подозрения оказались правдой: кубики у Сорина были.

Мог бы сделать что-нибудь и перестать быть таким привлекательным. Даже не смешно, серьезно! Ему больше трехсот лет! Уже о вечном надо думать, а не кубиками сверкать!

Я так увлеклась размышлениями о несправедливой привлекательности некоторых драконов, что не сразу заметила странные ощущения в теле: от ошейника, который сейчас был прохладным, как струйка воды в жаркий день, по всему телу разливалась какая-то странная свежесть, как будто под кожу мне впрыскивали мятный коктейль.

— Что ты делаешь? — спросила я раздраженно.

— О чем ты?

Голос Сорина был спокойным и умиротворенным. Почему-то это разозлило меня только сильнее. Убила бы!

— Мой ошейник! — Я села и тут же, поймав почти осязаемый плотоядный взгляд черных глаз, прикрыла одеялом грудь. — Что с ним происходит? Ощущение как будто…

Сорин пожал плечами и перевел взгляд вверх. Вся его поза выражала удовольствие и расслабленность.

Хоть бы прикрылся, ну правда!

Стало обидно.

Я тут лежу, мучаюсь, думаю, правильно ли я поступила, могла ли это остановить, а главное, должна ли была этим бессовестно наслаждаться?!

А он лежит себе улыбается! И все у него хорошо.

Никакой злости не хватает.

— Делюсь силами, — ответил Сорин.

— Что?

— Благодаря ошейнику. Ты же не думала, что он только для контроля? Ты весь день ехала верхом, потом трепала нервы мне, королю и всему двору, а сейчас, возможно, в твоем теле все меняется для того, чтобы ты понесла моего ребенка. Тебе нужны силы, и я готов их дать.

Его ребенка. Ну конечно, ребенок его, а я тут мимо проходила.

Хорошо, что его в ближайшее время ждет облом. Плохо, что и меня тоже, но я уже привыкла.

Я положила ладонь на свой живот и тут же тряхнула головой. Глупо, нечего и надеяться.

Несмотря на то, что внутри царил полный раздрай, чувствовала я себя отлично: полной сил, бодрой, готовой хоть сейчас встать и… да хоть мир перевернуть!

Это у меня, конечно, вряд ли получится, но вот стереть наглую самодовольную ухмылку с лица отдельно взятого дракона я вполне смогу.

— Ты каждый год приходишь к месту гибели принцессы Игрид? Уже сколько лет?

Легкая улыбка на лице Сорина тут же исчезла. Он нахмурился, как-то неуловимо подобрался.

— Много, — коротко ответил Сорин, и я почему-то пожалела о том, что вообще затронула эту тему. Конечно, я хотела его задеть, но, кажется, перегнула палку.

— Что с ней случилось?

Вопреки сложившийся традиции, Сорин не стал удивляться тому, как мало я знаю об окружающем мире и как ограничен кругозор деревенских жителей, даже затыкать рот мне не стал.

— Она утонула.

— В принцессином озере?

— Да.

— Ты был там, — догадалась я, и лицо Сорина на секунду исказилось гримасой.

— Был. Я не успел ее вытащить. Она как будто… — Он запнулся. Его взгляд был неотрывно направлен в потолок, но видел он перед собой явно не деревянные балки, а тот самый день. Его рука, до этого спокойно лежащая на одеяле, сжалась в кулак. — Я добрался до середины озера спустя минуту после того, как ее голова скрылась под водой. Мне не удалось вытащить даже тело, чтобы попрощаться. Она просто исчезла, как будто провалилась сквозь землю.

Повисла тишина.

Что ж, это объясняет по крайней мере то, почему Сорин так упрямо пытался вытащить из воды меня, хоть я и сопротивлялась.

— Мне жаль, — наконец сказала я.

Сорин повел плечами.

Хорошо, что между нами ничего нет, кроме моего ошейника и заблуждений Сорина о том, что я могу родить ему ребенка. Иначе мне было бы очень больно слышать о том, как он говорит о другой женщине, пусть и погибшей.

А так — мне плевать. Ведь плевать же?

— Не думала, что принцессам разрешено плавать в одиночку. В смысле, — поторопилась уточнить я, — я думала, должна быть свита. Фрейлины, например. Охрана.

— С ней был я, — отрезал Сорин и тут же сбавил обороты. — Ты права. С ней должна была быть свита. Но Игрид никогда не волновали правила, меня, начальника стражи, ей было достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности и не скучать без общества.

Хорошо все-таки, что на этого дракона мне плевать.