– Ваше здоровье, приятель.

Наш хозяин понял, что ему оказана какая-то честь, принятая среди белых, и, улыбнувшись, вежливым взмахом руки попросил меня сесть. Вряд ли есть на свете люди, как бы ни были они хорошо воспитаны, которые обладали бы такими непринужденными и утонченными манерами, как жители Эймео.

Доктор, сидевший рядом с хозяином, пользовался его особым вниманием. Положив перед гостем пакетик с рыбой, Мархарваи развернул его и принялся угощать. Но мой товарищ был из тех, кто во время пиров умеет сам о себе позаботиться. Он съел бесчисленное количество маленьких рыбок, два плода хлебного дерева (свой и предназначенный соседу) и пробовал всю еду с непринужденностью человека, привыкшего бывать на званых обедах.

– Поль, – сказал он наконец, – вы, мне кажется, плохо стараетесь; почему бы вам не попробовать этот соус из перца? – И, чтобы показать пример, он обмакнул кусок в морскую воду.

Я послушался его совета и нашел, что получается довольно пикантно, хотя и горьковато, – в общем это была прекрасная замена соли. Жители Эймео постоянно употребляют морскую воду за едой и считают ее хорошим угощением. Учитывая, что их остров окружен целым океаном соуса, такую роскошь нельзя признать слишком разорительной.

Рыба была великолепная; запеченная в земле, она сохраняла все соки и становилась очень ароматной и нежной. Пудинг из пизанга оказался почти приторным, пирожные из индийской репы – вполне съедобными, а печеные плоды хлебного дерева хрустели, словно поджаренный хлеб.

Во время обеда мальчик туземец непрерывно обходил гостей, держа в руках длинный ствол бамбука. То и дело он постукивал им по скатерти, насыпая перед каждым гостем кучу каких-то белых комков, по вкусу с напоминавших творог. Это были лоуни, великолепная приправа из растертой мякоти спелого кокосового ореха, пропитанной кокосовым молоком и морской водой; получившуюся массу держат тщательно закупоренной, пока в ней не начнется сахаристая стадия брожения.

Пиршество сопровождалось оживленной болтовней островитян; их способность значительно превосходила нашу. Молодые девушки также искусно владели беседой и вносили немалый вклад в царившее веселье. Они успевали следить и за тем, чтобы рвение обедающих не ослабевало; когда доктор удовлетворенно откинулся на спину, они вскочили на ноги и засыпали его апельсинами и гуавами. На этом, однако, прием закончился.

Мой приятель своими бесконечными чудачествами завоевал расположение всех присутствовавших, и они наградили его длинным забавным прозвищем, которое прекрасно характеризовало и его тощую фигуру и руру. Последняя, кстати, неизменно обращала на себя внимание всех, кого мы ни встречали.

Давать людям прозвище – настоящая страсть жителей Таити и Эймео. Ни один человек, даже иностранец, обладающий какой-нибудь странностью во внешности или в характере, не избежит их внимания.

Чопорный капитан военного корабля, посетив Таити второй раз, узнал, что среди островитян он известен под кличкой Ати Пои – буквально «пои-голова», или «дурная голова» – даже самое высокое положение в туземной иерархии не может служить защитой.

Даже Помаре, наследственное имя королей, первоначально было прозвищем и буквально означало «гнусавый». Первый монарх, носивший это имя, во время военного похода проводил ночи в горах и однажды утром проснулся с насморком; какой-то придворный шутник оказался настолько бестактен, что увековечил это событие.

О, как же отличаются легкомысленные полинезийцы от наших серьезных, сдержанных североамериканских индейцев! Первые награждают прозвищами по какому-нибудь смешному или недостойному качеству человека, последние выделяют самые возвышенные и воинственные. Поэтому у краснокожих мы встречаем такие поистине благородные имена, как Белый орел, Молодой дуб, Огненный глаз, Согнутый лук…

Довольно большая полоса земли поблизости от деревушки, защищенная со стороны моря рощей кокосовых пальм и хлебных деревьев, была прекрасно возделана. Там росли сладкий картофель, индийская репа и ямс, а также дыни, немного ананасов и другие плоды. Еще больше радовали молодые хлебные деревья и кокосовые пальмы, посаженные заботливыми руками, словно вопреки своему обыкновению непредусмотрительные полинезийцы решили позаботиться о будущем. Впрочем, это был единственный пример процветающего туземного хозяйства, который мне довелось видеть. Во время скитаний по Таити и Эймео больше всего меня поражало, что эти деревья, которые, казалось бы, должны были здесь расти в изобилии, встречаются довольно редко. Целые долины, неистощимо плодородные, брошены на произвол судьбы и заполонены дикой растительностью. Наносные равнины, тянущиеся вдоль берега моря и орошаемые горными реками, зарастают кустами дикой гуавы, завезенной иностранцами и распространяющейся с ужасающей быстротой; туземцы, которые не принимают против этого никаких мер, предсказывают, что в недалеком будущем гуава покроет весь остров. Даже открытые поляны, где можно было бы развести фруктовые сады, остаются в полном пренебрежении.

Когда я думал о плодороднейшей почве и благодатнейшем климате Таити, до нелепости плохо используемых, я не мог не изумляться туземцам в окрестностях Папеэте, часть которых чуть не умирала с голоду в своих заброшенных садах. На других островах, где я бывал, столь же плодородных и не изменившихся со времени их открытия, такого мне наблюдать не приходилось.

Благоговение, с каким жители Таити и Эймео относятся к плодовым деревьям, красота, придаваемая ими пейзажу, польза, приносимая ими, быстрота, с какой они распространяются, делают нерадивость таитян еще более непонятной.

Пример этому – кокосовая пальма, представляющая главное природное богатство тропических стран. Для полинезийцев она является Древом жизни, превосходя даже хлебное дерево по разнообразию своего применения.

Кокосовая пальма производит величественное впечатление. Прямой мощный ствол свидетельствует о ее превосходстве и делает ее среди остальных деревьев, пожалуй, тем, чем является человек по отношению к низким существам.

Блага, приносимые ею, бесчисленны. Из года в год островитянин отдыхает в ее тени, ест и пьет ее плоды; покрывает хижину ее листьями и плетет из побегов корзины для переноски провизии. В жару он обмахивается веером, изготовленным из ее листьев, и защищает голову от солнца шляпой из них же; иногда он делает себе одежду из похожего на ткань вещества, окружающего основание ствола; скорлупа более крупных орехов, обструганная и отполированная, служит ему красивым кубком, а более мелких – чашечками курительных трубок; сухая шелуха горит в его кострах; из волокон он плетет рыболовные лесы и шнуры, чтобы связывать из досок борта пирог; он лечит раны бальзамом, составляющая которого – кокосовое молоко, а кокосовым маслом умащивает покойников.

Ствол тоже весьма ценен. Распиленный на столбы, он поддерживает жилище островитянина, превращенный в древесный уголь – жарит его пищу, а положенный на каменные глыбы – огораживает его поля. Туземец заставляет пироги двигаться по воде с помощью весла из древесины кокосовой пальмы и сражается с врагами, вооруженный палицами и копьями из того же материала.

На Таити во времена язычества ветвь кокосовой пальмы была символом королевской власти. Положенная на жертву в храме, она освящала жертвоприношения; этой ветвью жрецы усмиряли и изгоняли злых духов, нападавших на островитян. Олицетворением великого Оро, верховного бога, был обрубок ствола кокосовой пальмы, из которого грубо изваяли его изображение. На одном из островов Тонга стоит живая пальма, почитаемая как божество. Даже на Сандвичевых островах кокосовая пальма полностью сохраняет былую славу, и их жители подумывают о том, чтобы избрать ее своей национальной эмблемой.

Вот как сажают кокосовую пальму: выбрав подходящее место, кладут в землю спелый орех. Через несколько дней тонкий копьеобразный побег пробивается сквозь крошечное отверстие в скорлупе, пронизывает шелуху и вскоре выбрасывает три бледно-зеленых листка; одновременно два волокнистых корня, развившихся из мягкой белой губчатой массы, которая теперь заполняет весь орех, оттесняют «пробки», прикрывающие отверстия в противоположной стороне, вылезают из скорлупы и вертикально углубляются в землю. Еще через день-два скорлупа и шелуха, на последней стадии созревания ореха становящиеся такими твердыми, что нож их почти не берет, лопаются под действием какой-то внутренней силы. С этого времени стойкое молодое растение начинает расти. Не нуждаясь ни в уходе, ни в подрезке, ни в каких-либо других заботах, быстро движется к зрелости. Через четыре или пять лет дерево начинает плодоносить, а еще через четыре или пять его макушка уже возвышается над рощами. Становясь все более могучей, пальма гордо растет почти столетие.