«Грустные взоры склоняя…»
Грустные взоры склоняя,
Светлые слёзы роняя,
Ты предо мною стоишь, —
Только б рыданья молчали, —
Злые лобзанья печали
Ты от толпы утаишь.
Впалые щёки так бледны.
Вешние ль грозы бесследны,
Летний ли тягостен зной,
Или на грех ты дерзаешь, —
Сердце моё ты терзаешь
Смертной своей белизной.
«Ангел снов невиденных…»
Ангел снов невиденных,
На путях неиденных
Я тебя встречал.
Весь ты рдел, таинственный,
И удел единственный
Ты мне обещал.
Меркло, полусонное,
Что-то непреклонное
У тебя в глазах;
Книгу непрочтённую
С тайной запрещённою
Ты держал в руках.
«Неустанное в работе…»
Неустанное в работе
Сердце бедное моё, —
В несмолкающей заботе
Ты житьё куешь моё.
Воля к жизни, воля злая,
Направляет пылкий ток, —
Ты куёшь, не уставая,
Телу радость и порок.
Дни и ночи ты торопишь,
Будишь, слабого, меня,
И мои сомненья топишь
В нескончаемости дня.
Я безлепицей измучен.
Житиё кляну моё.
Твой тяжёлый стук мне скучен,
Сердце бедное моё.
«Есть тропа неизбежная…»
Есть тропа неизбежная
На крутом берегу, —
Там волшебница нежная
Запыхалась в бегу,
Улыбается сладкая,
И бежит далеко.
Юность сладкая, краткая,
Только с нею легко.
Пробежит, — зарумянится,
Улыбаясь, лицо,
И кому-то достанется
Золотое кольцо…
Рокового, заклятого
Не хотеть бы кольца,
Отойти б от крылатого,
Огневого гонца.
«Пламенем наполненные жилы…»
Пламенем наполненные жилы,
Сердце знойное и полное огнём, —
В теле солнце непомерной силы,
И душа насквозь пронизанная днём.
Что же в их безумном ликованьи?
Бездна ждёт, и страшен рёв её глухой.
В озарении, сверканьи и сгораньи
Не забыть её, извечной, роковой.
«В стране безвыходной бессмысленных томлений…»
В стране безвыходной бессмысленных томлений
Влачился долго я без грёз, без божества,
И лишь порой для диких вдохновений
Я находил безумные слова.
Они цвели во мгле полночных волхвований,
На злом пути цвели, — и мёртвая луна
Прохладный яд несбыточных желаний
Вливала в них, ясна и холодна.
«Безумием окована земля…»
Безумием окована земля,
Тиранством золотого Змея.
Простёрлися пустынные поля,
В тоске безвыходной немея,
Подъемлются бессильно к облакам
Безрадостно-нахмуренные горы,
Подъемлются к далёким небесам
Людей тоскующие взоры.
Влачится жизнь по скучным колеям,
И на листах незыблемы узоры.
Безумная и страшная земля,
Неистощим твой дикий холод,
И кто безумствует, спасения моля,
Мечом отчаянья проколот.
«Белая тьма созидает предметы…»
Белая тьма созидает предметы
И обольщает меня.
Жадно ищу я душою просветы
В область нетленного дня.
Кто же внесёт в заточенье земное
Светоч, пугающий тьму?
Скоро ль бессмертное, сердцу родное
В свете его я пойму?
Или навек нерушима преграда
Белой, обманчивой тьмы,
И бесконечно томиться мне надо,
И не уйти из тюрьмы?
«Нашу неподвижность бранью не клейми:…»
Нашу неподвижность бранью не клейми:
Нам коснеть в пещерах, созданных людьми.
Мы не можем выйти, мы не смеем жить;
Много здесь предметов — нам их сторожить.
Чтоб не веял ветер, солнце бы не жгло,
Да воды проворной к ложу не текло.
С человеком долго мы вели войну, —
Человек ли скован, мы ль в его плену?
Весела ль, грустна ли вражеская речь, —
Надо ждать решенья — и врага стеречь.
«Рассвет полусонный, я очи открыл…»
Рассвет полусонный, я очи открыл,
Но нет во мне воли, и нет во мне сил.
И душны покровы, и скучно лежать,
Но свет мой не хочет в окне засиять.
Докучная лампа, тебя ли зажечь,
Чтоб взоры направить на мёртвую речь?
Иль грешной мечтою себя веселить,
Приникнуть к подушке и всё позабыть?
Рассвет полусонный, я бледен и хил,
И нет во мне воли, и нет во мне сил.
