«Он поэтом рождён. В колыбельку ему…»
Он поэтом рождён. В колыбельку ему
Рой волшебниц принёс беззаботные сказки.
Золотыми лучами прорезали тьму
Перед ним заревые улыбки и ласки.
Как прозревший слепец, безотчётно дивясь,
Он на всё обращал беспокойные взоры,
И цветов и созвучий звенящая вязь,
С яркоцветной мечтой прихотливо сплетясь,
С ним играла всегда и вела разговоры.
Улыбалася травка ему от земли,
Улыбались зелёные, гибкие лозы.
На заре в небесах ему розы цвели,
Зорьки наземь сошли, по кустам залегли,
На шиповнике диком раскинулись в розы.
Много сказок шептал серебристый ручей,
Обнажённые ноги его обнимая,
И целуя чету прибережных камней,
Он прозрачной струёй извивался, как змей,
И смеялся, и пел, и звенел, убегая.
Песни звонкий напев, тихий ропот струны,
Струи света дневного, ночное мерцанье,
Бриллианты зимы, ароматы весны,
В ярких красках и звуках нарядные сны,
Сладкий трепет надежд, жаркий говор желанья…
«Странный сон мне снился: я кремнистой кручей…»
Странный сон мне снился: я кремнистой кручей
Медленно влачился. Длился яркий зной.
Мне привет весёлый тихий цвет пахучий
Кинул из пещеры тёмной и сырой.
И цветочный стебель начал колыхаться,
Тихо наливаться в жилки стала кровь, —
Из цветочной чаши стала подыматься
С грустными очами девушка, любовь.
На губах прекрасной стали ясны речи, —
Я услышал звуки, лёгкие, как сон,
Тихие, как шёпот потаённой встречи,
Как далёкой тройки серебристый звон.
«На плечах усталых вечное страданье, —
Говорила дева, — тяжело носить.
Зреет в тёмном сердце горькое желанье
Сбросить бремя жизни, душу погасить.
Страстною мечтою рвёшься в жизнь иную,
Хочешь ты проникнуть в даль иных времён.
Я твои мечтанья сладко зачарую.
Ты уснёшь, и долог будет чудный сон,
И, когда в народах правда воцарится
И с бессильным звоном рухнет злой кумир,
В этот миг прекрасный сон твой прекратится,
Ты увидишь ясный, обновлённый мир».
Девушка замолкла, лёгкой тенью скрылась,
И внезапно тихо стало всё вокруг.
Голова безвольно на землю склонилась,
И не мог я двинуть онемелых рук.
Омрачался ль дух мой сладостным забвеньем,
И слетали грёзы лишь по временам,
Неустанно ль сердце трепетным биеньем
Жизнь мою будило, — я не знаю сам.
Бурно закипали прежние страданья,
Вновь меня томила жадная тоска,
Но, пока пылал я муками желанья,
Над землёй промчались многие века.
«Донеси от жизни только звук случайный,
Ветер перелётный, гость везде родной!
Только раз весною, с радостью и тайной,
Донеси случайно запах луговой!» —
Так молило сердце и в тревоге жадной
В грудь мою стучало; но холодных губ
Разомкнуть не мог я для мольбы отрадной
И лежал в пещере, как тяжёлый труп.
Снилось мне: столетья мчатся над землёю,
Правда всё страдает, Зло ещё царит,
Я один во мраке, мёртвой тишиною
Скован, тишиною мёртвою обвит.
«Раз шалунье-капле стало скучно в море…»
Раз шалунье-капле стало скучно в море:
Высь её прельстила,
Солнце заманило,
Сладко улыбаясь в голубом просторе.
Солнце посылало золотые струи
Из небесной дали,
И они ласкали
Маленькую каплю, словно поцелуи.
С каждым их лобзаньем капля загоралась
Новым, сладким жаром,
И незримым паром
Наконец на волю радостно умчалась,
И навстречу солнцу устремилась смело…
Но, увы! Светило
Недоступно было,
Капля ж поневоле в небе холодела.
И земля родная маленькой беглянке
Снова милой стала,
И она упала
С дождиком шумящим на лесной полянке.
«На бой я вышел одинокий…»
На бой я вышел одинокий,
Напрасно помощи я ждал:
Свалил меня мой враг жестокий,
В моей груди его кинжал.
Я, простирая слабо руки,
Молю врага: «О, пощади!
Пускай умру без лишней муки!
Не поверни ножа в груди!»
«Не хочет судьба мне дарить…»
Не хочет судьба мне дарить
Любовных тревог и волнений;
Она не даёт мне испить
Из кубка живых наслаждений.
И грёзу я плотью облёк,
И дал ей любовные речи,
Надел ей на кудри венок,
Прозрачное платье на плечи,
И в сумраке летних ночей
На зов мой она появлялась
И, сбросив одежду с плечей,
Ласкаясь, ко мне прижималась.
Когда же разрежут восток
Лучи восходящего солнца,
И, встретив их яркий поток,
Зардеются стёкла оконца,
Она становилась бледна,
Печально меня целовала,
И в узком просвете окна
В сияньи небес исчезала.
