«Воспоминанья, — заблужденья…»

Воспоминанья, — заблужденья,
Ошибки, слёзы, преступленья,
Тоска позорного паденья,
Угар страстей и пьяный чад.
Воспоминанья — горький яд!
Желанья, — тщетные желанья,
Без торжества, без упованья,
Одни безумные мечтанья,
Пустых страстей угарный чад.
В желаньях тот же горький яд!

«Мальчик спал, и ангел наклонился…»

Мальчик спал, и ангел наклонился
  Над его лицом,
Осенил его крылом, и скрылся
  В небе голубом.
И проснулся мальчик. Было ясно
  В чувствах у него.
Сходит к нам порою не напрасно
  С неба Божество.
Буйный демон мальчика смущает,
  Распаляя кровь, —
Но над ним спасительно сияет
  Ангела любовь.

«Как настанет Страшный Суд…»

Как настанет Страшный Суд,
Никого уж не спасут
Воздыханья да молитвы.
Видишь, демоны глядят, —
Ждет расправы весь их ад,
Словно волки — лютой битвы.
Быть и нам у них в когтях,
Коль забудем Божий страх,
На миру осуетимся,
Убежим от Божьих паств,
И сластьми житейских яств
Через меру насладимся.
Не забудем же дорог
В Божий радостный чертог,
В обиталище блаженных,
И пойдём под Божий кров
Мы в толпе Его рабов,
Терпеливых и смиренных.

«Не с кольцом ли обручальным…»

Не с кольцом ли обручальным
Ты вошла в его покой?
Загорись огнём прощальным
У него над головой.
Словно капли воска, тая,
С пожелтелого лица
Слёзы пусть падут, лобзая
Золотой обвод кольца.
Как из дымного кадила,
Ладан трепетной мольбы
К Богу робко и уныло
От Его взойдёт рабы.

«Полночь, а не спится…»

Полночь, а не спится.
Девочка боится,
Плачет и томится
Смертною тоской, —
Рядом, за стеною,
Гроб с её родною,
С мамою родной.
Что ж, что воскресенье!
Завтра погребенье,
Свечи, ладан, пенье
Над её родной,
И опустят в яму,
И засыплют маму
Чёрною землёй.
«Мама, неужели
Ты и в самом деле
В гробе, как в постели,
Будешь долго спать?» —
Девочка шептала.
Вдруг над нею стала
С тихой речью мать:
«Не тужи, родная,
Дочка дорогая, —
Тихо умерла я,
Мне отрадно спать.
Поживи, — устанешь,
И со мною станешь
Вместе почивать».

«Лживые двери твои безучастны…»

Лживые двери твои безучастны,
Окна глухие в твоём терему,
Внешние шумы и песни напрасны, —
Им и к порогу не стать к твоему.
Как же ты там, за стеною ревнивой?
Кто же беседу с тобою ведёт?
Или с улыбкою робкой и лживой
Призрак бессильный тебя стережёт?

«Задрожали…»

  Задрожали,
  Засверкали
Хоры солнечных лучей,
  Замолчали
  Все печали
Утомительных ночей.
  Над полями,
  Над реками —
Вереницы звонких птиц,
  И тропами
  Меж хлебами
Ходят стаи небылиц.

«Вереницы мечтаний порочных…»

Вереницы мечтаний порочных
Озарили гнилые темницы:
В озарении свеч полуночных
Обнажённые пляшут блудницы,
И в гремящем смятении трубном,
С несказанным бесстыдством во взгляде,
Потрясает сверкающим бубном
Скоморох в лоскуточном наряде.
Высоко поднимая колени,
Безобразные лешие лают,
И не ищут скрывающей тени,
И блудниц опьянелых ласкают.
И, внимая нестройному вою,
Исхудалые узники плачут,
И колотятся в дверь головою,
И визжат, и хохочут, и скачут.

«Господи, имя звериное…»

Господи, имя звериное
Ты на меня положил,
Сердце мне дал голубиное,
Кровь же мою распалил.
Дни мои в горьком томлении,
Радости нет ни одной,
Нет и услады в молении.
Пламенный меч надо мной,
Меч беспощадного мстителя, —
Над головою огонь.
Нет мне в пустыне спасителя,
И не уйти от погонь.

«В одеянии убогом…»

В одеянии убогом,
По тропинкам, по дорогам,
Покаянный труд подъяв,
Без приюта я скитаюсь,
Подаяньем я питаюсь
Да корнями сочных трав.
Кто ни встретится со мною,
Скажет всяк с усмешкой злою:
«Эту жёлтую свечу
Для чего с собой ты носишь?
Что её давно не бросишь?»
Поневоле я молчу.
Как сказать, что верю чуду,
Что свечу беречь я буду,
И смиренно буду ждать,
Что сама она зажжётся,
И Господня изольётся
Надо мною благодать!