«Вешняя ночь: звёзды, луна, соловей…»
Вешняя ночь: звёзды, луна, соловей.
Воздух душист, в воздухе носятся грёзы.
Звонко поёт влажную песню ручей.
Тихо стоят, слушают чутко берёзы.
Дремлет ночь, очарованьем
Упоительным дыша,
И надеждам и желаньям
Покоряется душа.
В сладкой тени белых, кудрявых берёз
Кто-то ведёт тихие, нежные речи.
Тихий полёт сладких, пленительных грёз
Чьи-то открыл взором любимого плечи.
Жажда бурных наслаждений
Зажигает в сердце кровь,
Но отраву вожделений
Гасит кроткая любовь.
«Над рекою гудит непогода…»
Над рекою гудит непогода,
Бьёт пороги волной разъярённой.
Плещут волны на борт парохода
И поют ему плач похоронный.
Я в каюте угарной и тесной.
Позади меня тени роятся,
Предо мною, в дали неизвестной,
За туманами тучи клубятся.
Неотмщённой обиды отрава
Золотые надежды багровит,
И ползучая злоба лукаво
Неминучую смерть славословит:
«Чем ты горше страдаешь, тем слаще
Будет сон твой в безгрёзной могиле.
Тем отраднее отдых, чем чаще
Испытания грозные были».
Ирина
Помнишь ты, Ирина, осень
В дальнем, бедном городке?
Было пасмурно, как будто
Небо хмурилось в тоске.
Дождик мелкий и упорный
Словно сетью заволок
Весь в грязи, в глубоких лужах
Потонувший городок.
И тяжёлым коромыслом
Надавив себе плечо,
Ты с реки тащила воду;
Щёки рдели горячо…
Был наш дом угрюм и тесен,
Крыша старая текла,
Пол качался под ногами,
Из разбитого стекла
Веял холод; гнулось набок
Полусгнившее крыльцо…
Хоть бы раз слова упрёка,
Ты мне бросила в лицо!
Хоть бы раз в слезах обильных
Излила невольно ты
Накопившуюся горечь
Беспощадной нищеты!
Я бы вытерпел упрёки,
И смолчал бы пред тобой
Я, безумец горделивый,
Не поладивший с судьбой,
Так настойчиво хранивший
Обманувшие мечты
И тебя с собой увлёкший
Для страданий нищеты.
Опускался вечер тёмный
Нас измучившего дня, —
Ты мне кротко улыбалась,
Утешала ты меня.
Говорила ты: «Что бедность!
Лишь была б душа сильна,
Лишь была бы жаждой счастья
Воля жить сохранена».
И опять, силен тобою,
Смело я глядел вперёд,
В тьму зловещих испытаний,
Угрожающих невзгод.
И теперь над нами ясно
Вечереют небеса.
Это ты, моя Ирина,
Сотворила чудеса.
«После жизни недужной и тщетной…»
После жизни недужной и тщетной,
После странных и лживых томлений,
Мы забудемся сном без видений,
Мы потонем во тьме безответной,
И пускай на земле, на печальном просторе
Льются слёзы людские, бушует ненастье:
Не найдет нас ни бледное, цепкое горе,
Ни шумливо-несносное счастье.
«Чем свежее становилось…»
Чем свежее становилось,
Чем длинней ложилась тень,
Тем настойчивей просилась
В сердце вкрадчивая лень,
Надоевшую работу
Не давала мне кончать,
И постылую заботу
Порывалась отогнать.
Так любимая супруга
К трудолюбцу подойдёт.
И смеётся, и зовёт,
И торопит час досуга.
«Сердцем овладевшая злоба застарелая…»
Сердцем овладевшая злоба застарелая
Шепчет речи знойные, горько-справедливые,
И скликает в бешенстве воля моя смелая
Замыслы безумные, грёзы горделивые.
А над вьюгой замыслов, над огнём восстания
Реет тень зловещая, облачко летучее.
Что-то непонятное за дверьми сознания
Чутко притаилося, — лихо неминучее.
Знаю: гость непрошеный с холодом презрения
Глянет неожиданно в душу многодумную,
И погасит хохотом веру неразумную,
И погубит замыслы сладостного мщения.
«Ночные грезы их пленили…»
Ночные грезы их пленили,
Суля им радостные дни, —
Они друг друга полюбили,
И были счастливы они.
То было молодостью ранней,
Когда весна благоуханней,
Когда звончее плеск ручья,
Когда мечтанья вдохновенней,
И жарче жажда бытия
И жажда радости весенней…
Восторги, грёзы без числа, —
Забава жизни то была.
То жизнь смеялась, рассыпая
На их пути свои цветы
И тихо веющего мая
Лобзанья, чары и мечты.
Она любовью их манила,
А после горем наделила.
