Ходит, бродит
Кто-то ходит возле дома.
Эта поступь нам знакома.
Береги детей.
Не давай весёлым дочкам
Бегать к аленьким цветочкам, —
Близок лиходей.
А сынки-то, — вот мальчишки!
Все изорваны штанишки,
И в пыли спина.
Непоседливый народец!
Завели бы хороводец
В зале у окна.
«Что ж нам дома! Точно в клетке».
Вот как вольны стали детки
В наши злые дни!
Да ведь враг наш у порога!
Мать! Держи мальчишек строго, —
Розгой их пугни.
Детки остры, спросят прямо:
«Так скажи, скажи нам, мама,
Враг наш, кто же он?» —
«Он услышит, он расскажет,
А начальник вас накажет». —
«Ах, так он — шпион!
Вот, нашла кого бояться!
Этой дряни покоряться
Не хотим вовек.
Скажем громко, без уклона,
Что пославший к нам шпиона —
Низкий человек.
Мы играем, как умеем,
И сыграть, конечно, смеем
Всякую игру.
Пусть ползут ужом и змеем, —
И без них мы разумеем,
Что нам ко двору».
Ходит, бродит возле дома.
Злая поступь нам знакома.
Вот он у дверей.
Детки смелы и упрямы,
Не боятся старой мамы.
Не сберечь детей.
«В тебе не вижу иноверца…»
Вячеславу Иванову
В тебе не вижу иноверца.
Тебя зову с надеждой Я.
Дракон — Моё дневное сердце,
Змея — ночная грусть Моя.
Я полюбил отраду Ночи, —
Но в праздник незакатный Дня
Ты не найдёшь пути короче
Путей, ведущих от Меня.
Напрасно прославляешь Солнце,
Гоня Меня с твоих высот, —
Смеясь на твой призыв,
Альдонса Руно косматое стрижёт.
От пламенеющего Змея
Святые прелести тая,
Ко мне склонилась Дульцинея:
Она — Моя, всегда Моя.
Не о борьбе она Мне скажет,
Она, чей голос слаще арф.
Она крестом на Мне повяжет
Не на победу данный шарф.
Простосердечную Альдонсу
За дух козлиный не казня,
Я возвестил тебе и Солнцу
Один завет: «Люби Меня».
«В мантии серой…»
В мантии серой
С потупленным взором,
Печальный и бледный,
Предстал Абадонна.
Он считает и плачет,
Он считает
Твои, о брат Мой,
Рабские поклоны.
Безмолвный,
Он тайно вещает
Мой завет:
«Мой брат,
Пойми:
Ты — Я.
Восстань!
Ты — Я,
Сотворивший
Оба неба, —
И небо Адонаи,
И небо Люцифера.
Адонаи сжигает
И требует поклоненья.
Люцифер светит,
И не требует даже признанья».
Вот что, безмолвный,
Тайно вещает
Абадонна.
«Разбудил меня рано твой голос, о Брама!..»
Разбудил меня рано твой голос, о Брама!
Я прошла по росистым лугам,
Поднялась по ступеням высокого храма
И целую священный Лингам.
Он возложен на ткани узорной,
Покрывающей древний алтарь.
Стережёт его голый и чёрный,
Диадемой увенчанный царь.
На священном Лингаме ярка позолота,
Сам он чёрен, громаден и прям…
Я закрою Лингам закрасневшимся лотосом,
Напою ароматами храм.
Алтарю, покрывалу, Лингаму
Я открою, что сладко люблю.
Вместе Шиву, и Вишну, и Браму я
Ароматной мольбой умолю.
«Если знаешь светлый путь…»
Если знаешь светлый путь,
Если сердце выбилось из пут,
Если любишь дол в сиянии зари, —
Смело двери отвори
Утром рано.
Заиграй на флейте
Песни алых дней.
Над багряностью пылающих углей
Тени серые ещё не вьются, — рано.
Заиграй, всколыхни
Лёгкий занавес тумана.
Заиграй, взметни
Выше неба тонкий звук,
Победитель злых разлук.
«Тени резкие ты бросил…»
Тени резкие ты бросил,
Пересекшие весь дол.
Ты на небе цветом алым,
Солнцем радостным расцвёл.
Ты в траве росой смеёшься,
И заря твоя для всех.
Дрогнул демон злой, услышав
Побеждающий твой смех.
Ты ликуешь в ясном небе,
Сеешь радость и печаль,
Видишь солнце, горы, море,
И опять стремишься вдаль.
«На холмах заревых таинственную быль…»
На холмах заревых таинственную быль
Я вязью начертал пурпурно-ярких знаков.
Шафран и кардамон, и томную ваниль
Вмешал я в омег мой и в сон багряных маков.
За стол торжеств я сел с ликующим лицом,
И пью я терпкий мёд, и сладкий яд вкушаю,
И в пиршественный ковш, наполненный вином,
Играющую кровь по капле я вливаю.
Спешите все на мой весёлый фестивал!
Восславим Айсу мы, и все её капризы.
Нам пьяная печаль откроет шумный бал,
Последние срывая дерзко с тела ризы.
Любуйтесь остротой сгибаемых локтей,
Дивитесь на её полуденную кожу!
Я муки жгучие, и лакомства страстей,
И пряности ядов медлительно умножу.
Под звоны мандолин, под стоны звонких арф
Изысканных личин развязывайте банты, —
На мраморном полу рубино-алый шарф,
У ясписных колонн нагие флагелланты.
