Кухня в нашем доме оборудована по самым последним технологическим веяниям, поэтому стоит ли удивляться, что здесь есть даже такие ноу-хау, о которых я прежде и слыхом не слыхивал: например, маринатор — ага, уверен, не я один никогда не слышал о такой умной штуковине! — который помогает маме в два счета замариновать любой продукт или вот еще… пай-мэй-кер… выговорить все это иначе, как по слогам удастся не каждому парню, я в этом точно уверен. А уж мама вдоволь потешилась над моим невежеством, пока я битых пятнадцать минут прикидывал, как же все это можно использовать… И это лишь малая толика заумных прибамбасов, о которых я считаю тут нужным упомянуть.

Ну да ладно, оставим мой мужской «ограниченный» разум в покое и перейдем непосредственно к делам хозяйственным, то бишь нарезательно-приготовительным, за которыми нас в то утро и застала Вероника:

Чем это вы тут занимаетесь? — она заглядывает на кухню и заинтересованно распахивает глаза. — Строите правительственные заговоры?

Я стою у стола с огромным ножом в руках и лью горючие слезы, нарезая лук для будущей запеканки.

Ника, проходи! — радушно откликается моя мать, вытирая руки о фартук. — Мы тут нынче кухарим, как ты видишь…

Это мама кухарит, а я, как видишь, полон самого горького отчаяния! — шучу я, смаргивая слезы и целуя подругу в щеку.

Она все еще недоуменно смотрит на всю эту сцену, не зная толком, как на происходящее реагировать.

Ты готовишь? — шепчет Веронику мне на ухо. — Я тебя не узнаю. Что на тебя вдруг нашло?

Я и сам, если честно, себя не узнаю, думается мне в этот момент, и сама эта мысль приятна мне, и от осознания данного факта я смачно целую Веронику еще раз. Та даже краснеет толи от удовольствия, толи от близкого соседства с будущей свекровью, наблюдающей все эти нежности, не понятно.

Просто решил научиться что-нибудь готовить, — пожимаю плечами. — Присоединяйся! У меня есть для тебя острый нож и… — быстро осматриваюсь, — пара перцев, которые так и мечтают быть порезанными тобой…

Вероника осторожно принимает нож из моих рук, опасливо косясь на его остро отточенное лезвие.

Марк, — шепчет она снова, — не уверена, что знаю, как это делается…

Самое время научиться!

Говорю это серьезно, без какой-либо задней мысли, но лицо Вероники неожиданно расплывается в радостной, восторженной улыбке: есть ли лучшее время научиться готовить, думает, наверное, она, чем скорая свадьба… И она под чутким руководством моей матери принимается кромсать несчастный перец самым немыслимым образом; нам так весело всем вместе, что я ловлю себя на мысли о том, что впервые по-настоящему счастлив… впервые за долгое-долгое время. Кажется, в последний раз я так веселился в шестнадцать лет, когда родители повезли нас с Вероникой в парк развлечений в Гайзельвинде, и мы целый день носились от одного аттракциона к другому, истерически хохоча и почти пьянея от адреналина.

И почему я раньше не помогал матери на кухне? Она кажется такой довольной и расслабленной сейчас, какой, мне кажется, я давненько ее не видел… И вообще, хорошо-то как!

Вибрация телефона в кармане отвлекает меня от приятных мыслей, и я вижу, как на экране высвечивается имя Мелиссы.

Отвечу на звонок, извините, — кидаю я быстро и выхожу из кухни. — Мелисса, привет! Что-то случилось?

Да нет, все хорошо, — отзывается она своим обычным, слегка отрывистым голосом. — Я тебя не потревожила?

Нет, вовсе нет, — улыбаюсь я ей, словно она может видеть меня сейчас.. — Мама учила меня готовить курицу по-тоскански…

О, — тянет девочка в трубку. — Наверное, это очень вкусно…

Еще как, — хмыкаю я, — хочешь потом и тебя научу? Ёнасу точно понравится. Как он, кстати?

С ним все в порядке.

Так почему ты звонишь? — дружески поддеваю я девочку. — Уже успела соскучиться?

Слышу, как она презрительно фыркает в ответ, но трубку не кладет…

В чем дело? — начинаю волноваться я. — Какие-то проблемы? Что-то с мамой?

Нет, — тянет девочка нерешительно. — С ней все в порядке… то есть все также, — поправляется она быстро. — Просто… ты не мог бы заехать сегодня?

Заинтригованный, я какое-то время просто молчу… Потом наконец отвечаю:

Да, конечно. Но ты не хочешь сразу сказать мне, в чем дело…

Давай не по телефону, о'кей? — кидает Мелисса стремительно и кладет трубку.

О'кей, — отвечаю я своему телефону и засовываю его в карман. Что бы все это могло значить?

Кто это был? — интересуется Вероника, неожиданно оказавшаяся рядом со мной. При этом она запускает свои руки мне под футболку и нежно проводит пальцами по моему животу.

Друг, — отвечаю ей в губы, удивляясь тому, как эта ложь легко срывается с моего языка. — Карстен…

Карстен? — удивляется Вероника. — И чего же он хотел, это наш друг Карстен? Я думала, вы с ним больше не видитесь…

Наверное, он решил помириться, — опять же вру я. — Зовет посидеть сегодня в пиццерии «У Антонио»…

Ясно. И ты пойдешь?

Если ты меня отпустишь… — игриво поигрываю бровями, и от собственной лжи у меня даже скулы сводит. Зачем я ей лгу? Знаю, насколько это отвратительно, но все равно бесстыдно отдаюсь приятным ощущениям от пальцев Вероники, продолжающей рисовать узоры на моей коже. Только теперь она еще и целует меня… Я целую ее в ответ, а сам только и думаю о том, что если расскажу ей о Мелиссе — придется рассказать и обо всем остальном, а как сделать это, если ты и сам толком не знаешь, что это ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ вообще означает?

Конечно, иди, — выдыхает она мне в самые губы, — мальчикам тоже нужно общаться тет-а-тет. Я понимаю!

Потом мы долго и упоительно целуемся, и аппетитные ароматы с кухни завиваются вокруг нас причудливыми узорами из розмарина и шафрана, укутывая нас в восхитительный кокон кулинарного чуда..

Боже, — облегченно выдыхает Мелисса, когда я появляюсь на пороге их дома, — я думала, ты уже не появишься!

В чем дело? — осведомляюсь я обеспокоенно и тут же замечаю на Мелиссе едва прикрывающий пупок серебристый топ на тонких бретельках и черные джинсы в обтяжку, которые, как говорится, не оставляют никакого шанса воображению. Ее черные волосы забраны в высокий хвост, а голубые глаза подведены еще более черной подводкой, чем обычно. Для четырнадцатилетней девчонки выглядит она сногсшибательно!

Она замечает этот мой оценивающий взгляд, и складывает руки на груди, готовясь обороняться. К моей чести будет сказано, никаких пошлых мыслей на мой счет у нее не возникает…

Меня пригласили на вечеринку, — берет она быка за рога. — Не мог бы ты посидеть с Ёнасом сегодня? Пожалуйста, — и заметив, должно быть, мгновенное изменение моего настроения, взмаливается: — Это очень важно для меня. Не будь полным придурком… Соглашайся.