Тот еле заметно кивает, и старушка протягивает ему руку для приветствия.

Здравствуй, мой дорогой, — улыбается она ребенку. — Вижу мы с тобой подружимся, ведь я тоже большая сладкоежка, а мороженое — мое любимое лакомство… Хочешь конфетку?

Она протягивает Ёнасу пакетик с карамельными конфетами, и пока тот увлеченно выискивает самую на его взгляд вкусную, говорит мне:

Итак, ты мне все сам расскажешь или мне клещами из тебя тянуть? — она кивает головой в сторону ребенка.

Это сын Ханны…

Ханны… той самой Ханны? — уточняет старушку, окидывая меня заинтересованным взглядом.

Той самой, ба, — ёжусь под ее проницательным взглядом. — Мелисса попросила меня присмотреть за ним…

Мелисса? — глаза бабушки слегка приподнимаются над оправой ее черных очков.

Мелисса Вебер, дочь Ханны, — послушно поясняю я ей.

И эта Мелисса попросила ТЕБЯ присмотреть за ее братом?

От многозначительности бабушкиного тона меня даже пробирает морозом по коже. Секунду смотрю в сторону, не решаясь взглянуть ей в глаза, а потом ударяю себя рукой по лбу и неожиданно довольным голосом восклицаю:

Я так и знал… так и знал, что Мелисса мне кого-то напоминает… И теперь я знаю, кого! Тебя, ба. Да вы же с ней одного поля ягоды…

Это был комплимент или оскорбление? — улыбается мне фрау Ридель. — Я что-то не совсем поняла.

Качаю головой из стороны в сторону, словно отгоняя внезапно нахлынувшее наваждение.

Ба, ты самый здравомыслящий человек из всех, кого я знаю, — говорю ей при этом. — Как ты считаешь, со мной все в порядке или у меня крыша поехала? Я всю эту неделю живу, словно в тумане, и что самое странное — мне это нравится, — смотрю во всепонимающие глаза своей бабушки и добавляю: — Я даже помогал сегодня маме с готовкой… и это было весело. Мне никогда прежде и в голову не приходило заинтересоваться чем-то подобным. Сам не знаю, что со мной… Морок какой-то.

Может расскажешь мне все поподробнее, — просит бабушка, похлопывая меня по беспокойной руке.

Расскажу, — отвечаю с энтузиазмом. — Только я обещал Ёнасу мороженое, а у вас в кафетерии, боюсь, выбор не велик…

Старушка тут же подхватывается со своего кресла и бодрым голосом неутомимого генерала произносит:

Так что же мы тогда здесь сидим? Скорее же едем искать лучшее мороженое в городе. Ёнас, давай руку! — И наше пестрое трио незамедлительно направляется на поиски молочного лакомства.

Мелиссу я нахожу сидящей на бордюре около большого раскидистого клена, который в темноте походит на огромного великана из детских сказок, раскинувшего руки для поимки маленькой, скрюченной фигурки прямо под его корнями.

В свете уличного фонаря девочка кажется особенно крошечной и несчастной, прямо андерсоновская девочка со спичками, почему-то думается мне. Я подхожу и касаюсь ее плеча…

— Мелисса, это я, Марк.

Она вскидывает голову, и я вижу ее скуксившееся и зареванное лицо, по которому черными «реками» разлилась потекшая подводка для глаз. Я никогда не мог понять, зачем девушки используют столько косметики!

Я боялась, что ты меня тоже бросил, — говорит она осипшим от долгого плача голосом.

Я же сказал, что приеду, — подтягиваю джинсы и присаживаюсь рядом с Мелиссой. Я рад, что она выглядит относительно целой и невредимой, поскольку после ее недавнего истерического звонка был готов к самому худшему. — Так что у тебя случилось? Рассказывай.

Та всхлипывает, растирая рукавом кофты непрошеные слезы, и становится еще больше похожей на вождя индейского племени, ступившего на тропу войны. На это невозможно смотреть без улыбки, и я с трудом сдерживаюсь.

Юлиан целовался с другой девчонкой, — убитым голосом признается Мелисса. — Пригласил на вечеринку меня, а целовался с другой! — потом после полуминутного молчания добавляет: — Ты был прав, мне не стоило идти на вечеринку и бросать Ёнаса одного… Это было глупо и безответственно.

Ёнас не был один, — говорю первое, что приходит мне в голову. — Я возил его знакомиться с моей бабушкой, а потом мы все вместе ели мороженое. Думаю, ему понравилось…

Мелисса поворачивает голову и какое-то время молча смотрит на меня, даже слезы, кажется, перестают бежать из ее глаз.

Ты возил брата знакомиться с твоей бабушкой? — недоверчиво переспрашивает она.

Ну да, — улыбаюсь ей так обыденно, словно в этом нет ничего особенного, — нам стало скучно сидеть одним дома да и бабушку я давно не видел. Кстати, — слегка провинившимся голосом добавляю я, — Ёнас сейчас у меня дома…

Что?! — Мелисса вскакивает и обжигает меня воинственным взглядом. — С какого, скажи, пожалуйста, перепугу, ты потащил моего брата к себе домой?.. Охренеть можно.

Может, хватить уже ругаться, — упрекаю я девочку. — К тому же ты так рыдала в трубку, что я готов был предположить самое страшное… поэтому не упрекай меня за спешку. А мальчику просто хотелось поиграть в «Майнкрафт», вот мы и заскочили ко мне домой…

Боже! — девочка прикрывает лицо рукой, словно такое ребячество ей не под силу снести. Из ее глаз снова выкатываются две огромные слезинки, и она смахивает с кончика носа огромную, соленую каплю.

Молчание между нами затягивается, и я уже не знаю, нужно ли мне в данной ситуации что-либо говорить, или лучше дать девочке выплакаться. Наконец не выдерживаю и неловко интересуюсь:

Итак, твое сердце разбито? — говорю без насмешки, абсолютно серьезно, и Мелисса отмечает это, едва взглянув на меня.

Боюсь, мое сердце разбилось еще шесть дней назад, — так же серьезно отвечает она. — В тот день вся моя жизнь перевернулась, и ни один парень не способен сделать мне еще больнее.

С этими словами она хватает с земли свой рюкзачок и идет к припаркованному у дороги автомобилю, моему автомобилю.

Ну, ты идешь, — интересуется она на ходу, — поехали заберем моего брата, а потом ты отвезешь нас домой. Пусть этот офигительно гадкий день наконец-то закончится!

Я следую за Мелиссой, и в моей голове беспрестанно крутятся слова девочки о том, что шесть дней назад вся ее жизнь перевернулась… И я с очевидной ясностью вдруг понимаю, что то же самое произошло и со мной самим!

Шесть дней назад вся моя жизнь перевернулась… И возможно ли еще вернуть все на место?

Ты живешь здесь один? — восхищенно интересуется Мелисса, когда мы паркуемся около родительской виллы в три полных этажа и жилым чердаком, который на самом деле никогда не был заселен. Она, должно быть, кажется девочки настоящим дворцом, по сравнению с ее крохотным дуплексом на Риттеркохштрассе, где сам я ощущаю едва ли не клаустрофобию.