Марина принесла кофе, застала правительство с неуверенными усмешками на лицах, но атмосфера была подпорчена.

Я все собирался начать о военной доктрине, но все не мог расцепить смерзшихся зубов. Все-таки страшноватая она, мы же все дети своего века и тоже любим побаловаться в сауне чужими бабами. Потому, призывая убивать американцев, как бы убиваем и частицу себя. И хоть та частица гаденькая, подленькая, животненькая, но с ней так приятно! А жить по чести и совести – это как голым на холодном ветру…

Кречет напомнил:

– Виктор Александрович, мы вас оборвали на военной доктрине…

Я вздохнул, сказал обреченно:

– На доктрине внешней политики. Вкратце это может звучать так: «Любая страна, претендующая на мировое господство, должна быть уничтожена».

– Ого, – вырвалось у Коломийца.

Я бросил на него косой взгляд, сразу начал заводиться:

– Понятно, что многие брюхоногие предложат смягчить формулировку. К примеру, заменить слово «уничтожена» на «остановлена» или аналогичные, расплывчатые. Чтобы можно было понять и как «уничтожить», и как «направить письмо с протестом». А слово «страна» предложат заменить на «режим». Но даже та страна, которая не примет эту точку зрения, все же будет сочувствовать… может быть, даже помогать. При случае. Разве кто хочет, чтобы над ними господствовали?

Все молчали, переваривали услышанное. Коломиец вздохнул, бросил на меня укоризненный взгляд. Даже отодвинулся.

Забайкалов, министр иностранных дел, сидел неподвижный, грузный, похожий на большого филина. Совиные глазки, совсем заплывшие, почти не открывались, но сейчас он посмотрел на меня сквозь узкие щелочки. Голос пророкотал низкий, замедленный, привыкший каждое слово прогонять сквозь сотни фильтров, а затем уж выпускать из пасти: дипломаты лучше других знают, что слово не воробей: вылетит – таких поймаешь!

– Виктор Александрович… Зная вас, я рискну предположить, что вы… уж простите, предложите принять самый ястребячий вариант вашей доктрины.

Мирошниченко выдвинулся из-за спины Кречета, вытащил из папки и положил перед президентом листок. Кречет отодвинулся, дает знать растущая дальнозоркость, прочел вслух:

– Распечатка последних новостей. Только что президент Империи заявил, что войска его страны готовы к активным действиям в любом месте земного шара. И что если в России будут ущемляться права или свободы граждан… видимо, он берет под защиту и наших граждан, то войска НАТО проведут в России операцию, подобную косовской.

Яузов буркнул:

– А НАТО – это уже штатовские войска?

– Они даже не подбирают обтекаемых формулировок, – сказал я с горечью. – То есть не лгут. Да, войска НАТО – это их войска. Они этого не скрывают.

Яузов сказал кровожадно:

– Единственное, что их останавливает, – ядерное оружие. А также химическое и бактериологическое… его у нас практически нет, но не мешало бы заняться. А еще я считаю, что нужно поставить ядерные технологии странам Востока.

За столом потихоньку нарастал шум. Поставить ядерные технологии Востоку – это «Карфаген должен быть разрушен» нашего военного министра. У каждого из членов правительства есть свой Карфаген, который надо разрушить, разнести вдрызг, но не каждый говорит об этом при каждом удобном и неудобном случае.

Легкая улыбка пробежала по тонким губам Сказбуша.

– Надо ли? – спросил он. – По-моему, совершенно необязательно. Гораздо лучше в рамках программы внедрения экологически чистых технологий… на этом сейчас весь мир помешан!.. так вот, в этих рамках начать развивать у них ядерную энергетику. Помощь, так сказать. Ну, инженеров их обучить, новые Асуанские плотины поставить, реакторов напродавать – у нас уже склады ломятся. А уж свежеобученные инженеры сами разберутся, что им с их знаниями и умениями делать. В смысле, с реакторами да новыми технологиями.

Коган поинтересовался ядовито:

– А с носителями как?

– Все просто, – ответил Сказбуш с такой же тонкой улыбкой. – Для этих целей придумано международное космическое сотрудничество. Мы в состоянии в любой стране, хоть в Шри-Ланке, наладить массовое производство транспортных кораблей класса «Протон». Ну как?

Коган покачал головой. В глазах было недоверие.

– Не верю, – заявил он. – Существует целая куча международных документов, ограничивающих подобную деятельность. Разве не так?

Уже все смотрели на Сказбуша. Он развел руками:

– Нет таких трудностей… Наладили же мы в Израиле такое производство, если вы слыхали о таком государстве?

Кречет поморщился, постучал кончиками пальцев по столу. Звук был такой, словно барабанил костяшками домино.

– Тихо, тихо!.. Доктрина, что и говорить, крутейшая. Хоть и правильная, тоже бесспорно. Нам могут сказать только: вам ли о таком заикаться? Ведь на самом деле все гораздо хуже, чем видит даже все преувеличивающая пресса. На самом деле положение в стране вовсе аховое… Кто мы – партизанский отряд? Или еще хуже – отчаявшиеся одиночки-самоубийцы в захваченной стране? Здесь Виктор Александрович уже напоминал, что наступление не начинается с пуска крылатых ракет и танковых армий, а им заканчивается. Наступление идет с идеологической обработки. Судя по результатам, оно прошло успешнее, чем, наверное, в Пентагоне ожидали. Никого в России, как мы уже говорили, не волнует и не возмущает, что русских бьют в фильмах и книгах, расстреливают в компьютерных играх. То есть мы с этим уже молча соглашаемся. Мы соглашаемся, что Рэмбо побивает русский элитный спецназ пачками, а вот русский спецназовец такое проделать не может – как же, всего лишь жалкий русский! – вон даже Виктор Александрович играет в игры, где расстреливает русских и высаживает американские десанты на Новой Земле и в Сибири… Это и есть проигранная нами война. Россия уже захвачена. Почти что покорена… Даже если еще и не признается в этом себе и близким. А те, кто кричат об оккупации… это отдельные очаги сопротивления, быстро тающие партизанские отряды! Чаще даже не отряды, а так, одиночки. Уже по всей стране вывески «Магазин» сменили на «Market» или «Supermarket»… И вот мы, тающее сопротивление, решаемся поставить вне закона Штаты, эту Империю Зла, которая уже практически завершила захват планеты?

Взгляды впились в меня с такой интенсивностью, что я ощутил жжение во внутренностях, несмотря на всю толстокожесть.

– Да, – ответил я резко, – решаемся. Надо выдвинуть такой же по мощи контраргумент! А еще лучше – помощнее. Да, нам хуже всех в Европе. Но субдоминантом никто стать не хочет. Даже самая близкая по духу Англия все же хотела бы сохранять от Империи дистанцию. Англичане гордятся Штатами, как интеллигентный родитель гордится своим огромным сыном, что неожиданно вырос здоровяком и лупит не только чужих детей, но и взрослых. Но до полного поглощения Англии Империей остался крохотный шажок, и в Англии все это понимают… А уж про гордую Францию и говорить нечего! К тому же не забывайте про огромный мусульманский мир. Теперь это наш союзник, несмотря на всю сложность отношений России с исламом. Вернее, с его экстремистскими течениями.

Коломиец сказал осторожно:

– Но не приведет ли это к… э-э… некоторым нарушениям международных норм? Ведь если мы согласимся, что наше положение настолько отчаянное, согласимся с тем, что мы – партизаны в собственной стране, то… просчитываете, какой может последовать вывод? Не к нему ли подталкивает Виктор Александрович? Партизаны не соблюдают конвенций… не помню, Женевских или Гаагских, когда стреляешь по противнику только в крайнем случае… Партизаны не пробуют сперва все мирные методы! А то вон Виктор Александрович даже цитату из Льва Николаича приводил. Тот якобы призывал не брать в плен французов, а убивать на месте, подумать страшно… Надо будет почитать, я как-то не верю… вы уж простите, что великий гений такое сказать изволил… Да не в пьяной драке с гусарами, а в бессмертном шедевре – «Войне и мире»!