– Виолетта… Ты даже не представляешь, как я счастлив!

– Представляю, – ответила она хитро. – Здесь на этом солнце такая бешеная радиация! Половая активность повышается впятеро.

– Дурочка, при чем тут активность…

Не дослушав, она двинула свой фужер навстречу. Звякнуло, звук был такой же чистый и серебристый, как ее смех. Дмитрий, затаив дыхание от нежности, смотрел, как она пьет, как ее губы прикасаются к стеклянному краю, почти видел, как оранжевое искристое вино двигается по тонкому, почти прозрачному горлу…

Не допив, она нащупала трубку телефона.

– Алло, дежурный?.. В моем номере только вино, это безобразие!.. Через десять минут жду обед на двоих… Нет, ничего определенного, на ваш выбор. Жду!

Она повесила трубку. Дмитрий сказал с мягким упреком:

– Зачем ты их пугаешь? Да и поели мы неплохо…

– А что? Им здесь хорошо платят. Пусть работают.

– Да нет, им бы проще выполнить определенный заказ. А когда на их выбор, будут трястись, как бы угодить…

Она наморщила лобик:

– Да? Ну тогда обязательно к чему-нибудь придерусь.

В дверь осторожно стукнули. Виолетта тронула пультик, дверь распахнулась. Человек в униформе вкатил трехэтажный столик. Дмитрий дернулся, они оба голые, покрывало на том конце комнаты.

Виолетта велела весело:

– Тащи сюда!.. Та-а-ак, а это что?.. А, мясо по-гурски… Ставь посредине…

Молодой араб, стараясь не смотреть на обнаженную белую женщину, неуклюже переставлял на стол возле ложа блюда с мясом, рыбой, деликатесами, путался с зеленью, руки подрагивали, от молодой женщины идет сильный чувственный запах, ноги она держит раздвинутыми, золотые волосы способны свести с ума. Молодой франк вон застыл, ему неловко, эта женщина словно бы послана самим Иблисом…

Пухлые коралловые губки Виолетты капризно изогнулись.

– Что такое?.. Разве салат из маукрии можно класть к мясу?..

– Это, – пролепетал посыльный, – это не маукрия…

– Я же вижу красные полоски! – заявила Виолетта. – Вон! Разве это не маукрия?

– Это фицелия, – выдавил посыльный. Пот крупными каплями стекал по лицу, капал на белоснежную рубашку. – У нее тоже… полоски. Их часто путают, уж простите… Но это фицелия, клянусь!

Виолетта закусила губку, на лбу образовалась едва заметная складка. В глазах появилось задумчивое выражение.

– Гм… Ладно, оставь, – сказала она. – Я расставлю все сама.

Она приподнялась, вытащила из сумочки банкноту. По лицу бедного араба текли крупные капли пота, губы вздрагивали, а вытаращенные глаза стали отчаянными.

Когда за ним закрылась дверь, Дмитрий выдохнул:

– Ну ты даешь…

Она удивилась:

– А что не так?

– Да ты ж ему теперь будешь сниться всю жизнь! Не жаль парня?

Она капризно надула губки:

– Не одеваться же ради тех двух минут, пока он вкатит столик с обедом? А потом снова раздеваться… Не слишком ли много чести для простого посыльного?

Дмитрий перевел дыхание:

– Вообще-то он, конечно, не король… Гм, ты уверена, что здесь, на Аравийском полуострове, уже настолько американизировалось…

Она расхохоталась:

– Нет, ты же знаешь, что даже у нас еще не настолько… Но почему бы не обшокировать этих лакированных обезьян? К тому же они, эти туземцы, от комплекса неполноценности всегда стараются забегать вперед. Как это называется… быть королистее… м-м-м… папистее…

– Быть большим роялистом, – сказал Дмитрий, – чем король. Или большим папистом, чем папа римский. Да ты, оказывается, еще умница. Не только здесь стараются забежать вперед в раскрепощенности! Я знаю по крайней мере еще одну такую страну…

Виолетта села, умело разложила мясо на тарелочках. Дмитрий снова засмотрелся на ее ладное тело.

Она показала язык:

– Что?.. Это вот мясо по-гурски…

Дмитрий только сейчас обратил внимание на тарелки с горкой блестящих ломтиков, похожих на студень, выплеснутый в декабре за окно. Кроме этого, которое по-гурски, тоненько позвякивали широкие фужеры, а бутылка шампанского искрилась инеем.

– К черту это гурское, – ответил он грубо. – Я знаю мясо послаже.

Она счастливо пискнула в его сильных руках. Дмитрий жадно бросил ее на ложе, Виолетта со смехом обхватила его за шею.

Дыхание еще не вернулось к нему, когда в сердце кольнуло, словно заноза, а в мозгу тут же оформился неприятный вопрос. Виолетта лежала рядом, раскинув руки и ноги, в полном изнеможении, на белом нежном теле медленно исчезают красные пятна от его рук и полосы… ага, это он ее так загибал, на верхней губе блестят мельчайшие капельки пота.

Она смотрела на него с радостным изумлением. Он спросил хриплым голосом:

– Извини, это не мое дело… но ты сейчас так далеко от своего дома. А как же твои… домашние?

Она перевела дух, вскинула бровки в искреннем удивлении:

– Хочешь спросить, что делает муж? Работает, как обычно, в страховой компании. Два месяца тому его повысили. Сейчас получает на двести долларов в неделю больше. У него хорошая работа, он не может ее оставить, чтобы ехать со мной… А у меня тоже хорошая работа. Так приятно, понимаешь, быть цивилизаторшей! Гасить их дурацкие споры, нести свет в дикарские души, не слыхавшие о Фрейде! У нас женщины давно перестали сидеть квочками возле работающих мужей. Мой контракт закончится через два месяца. По возвращении мы запланировали ребенка.

Он выпустил из груди задерживаемый воздух, стараясь сделать это понезаметнее. Прекрасная новость, ее от мужа отделяет еще два месяца!

И Тихий океан в придачу.

А меня, подумал он со сладкой дрожью в теле, ничего не отделяет. И можно многое придумать, многое решить, многое повернуть иначе.

– Виолетта, – сказал он с трудом, – ох, Виолетта…

– Что с тобой?

Дмитрий с трудом заставил себя слезть с великолепной постели. В огромном зеркале отразилась сухощавая мускулистая фигура. На чистой коже выступили крохотные капельки пота. Сейчас бы еще в одну руку виноградную гроздь, а в другую… в другую… что там было в другой у Диониса, бога пьянства и разгула? Пьянства и этого… как его, расслабления? Бога оттяжки, балдежа?

– Сегодня у меня встреча, – ответил он с усилием. – Черт…

– Во сколько? – спросила она деловито.

– В шесть… О, дьявол! Уже опаздываю.

– Одевайся, – предложила она, – а я пойду подгоню к подъезду машину.

Он испугался:

– Голая?

Она смешливо наморщила носик:

– А что, у меня плохая фигура? Ладно, для твоих пуританских взглядов уж оденусь. А ты можешь выпрыгнуть прямо из окна, так ближе. Ты в окна прыгать умеешь?

– И в окна, и через окна… Ух ты! Оставайся так, пока не приду!!!

Обнаженная, чистая, как рыбка, и свежая, как земляничка утром, она в грациозной позе стояла у окна в садик. Солнечные лучи пронизывали ее кожу по краям, она казалась окруженной розовым ореолом.

– Что? – переспросила она непонимающе. – Что ты… Ах вот ты о чем!..

Он слышал ее счастливый смех, когда кубарем скатывался по ступенькам. Машина стояла у подъезда.

Молчаливый погонщик верблюдов, которого Дмитрий тут же окрестил Магометом, вел его на окраину города. Дмитрий подозрительно посматривал в сгорбленную спину – какие только люди не работают на зарубежные спецслужбы, – но шел послушно: этот человек назвал пароль правильно.

Инстинктивно ожидал увидеть трущобы с плоскими крышами, услышать кричащих ишаков, собирался проталкиваться сквозь массу голопузых детишек на улице – насмотрелся в Душанбе, но здесь на окраине располагались такие дворцы, что он ощутил: действительно в центре города ютится едва ли не беднота. И хотя беднотой трудно назвать пузана, что занимает квартиру в шесть комнат, но здесь частные имения… Или виллы, как их все чаще зовут.

Высокий забор с ажурным рисунком, ни намека на живое, строгие геометрические узоры, телекамера слежения, массивные и вместе с тем словно бы воздушные ворота…