Я вошел в Интернет, ввел в поиске «Террористические организации», некоторое время тупо всматривался в экран. Несколько тысяч всяких-разных, надо отсортировать по группам, как-то: религиозным, политическим, экономическим и даже гринписовским.
– Черт, – сказал я себе вполголоса, – это уже лишнее…
Перескочил на сайт Памелы Андерсон, тщательно стер адрес, где побывал. Не исключено, что, если кто-то сейчас за мной наблюдает, он при увеличении рассмотрит, куда я заглядывал и что читал. Но пусть у них создается впечатление, что уже начинают получать от меня какую-то информацию, хотя бы косвенную. Я в любом случае смогу получить больше нужной мне информации уже по тем вопросам, которые княгиня начнет задавать в постели…
Черный «мерс» подкатил к бордюру точно в момент, когда я вышел из подъезда. А пока я спускался по ступенькам, Володя вышел отворить передо мной дверцу в машину. Я уже перестал протестовать против этого открывания, на самом деле открывание ему тоже по фигу, он по инструкции в это уязвимое время прикрывает меня своим бронежилетным телом.
Небо хмурое, ветер холодный, северный, промозглый. Я поспешно юркнул в прогретый сухой мир. Хрюка дисциплинированно влезла на заднее сиденье. Дверца захлопнулась, мелькнули ноги, снова хлопок уже с другой стороны, Володя ввалился на сиденье, машина тут же тронулась с места. Хрюка встала на задние лапы и положила передние ему на плечи, лизнула ухо, но он даже не шелохнулся.
– Куда? – поинтересовался он.
– На работу, ессно, – удивился я.
– А-а… простите. У вас, как я слышал, свободный график…
– Только сперва завезем бедную собачку, – уточнил я. – Не стоит ее тащить еще и в кабинет президента.
Марина сделала большие глаза – неужели и она в курсе, где я ночевал? – я улыбнулся во все сто зубов, толкнул дверь кабинета.
Тишина, по матовой поверхности стола слабо мечутся блики от работающих телевизоров на стене напротив. Звук, как обычно, отключен, на экранах беззвучно мечутся клоуны, идут дурацкие шоу, переворачиваются и взрываются автомобили, вертолеты, самолеты, линкоры…
За столом всего трое: Мирошниченко что-то спешно набивает в ноутбуке, переписывает в блокнот, два серых человека поглядывают на него с опаской, что-то шепчут с обеих сторон. Помощники или консультанты, я до сих пор не разобрался.
Чтобы не мешать занятым людям, не стал садиться, стена с экранами манит бурной жизнью, там видно, что жрет страна, что желает жрать, ибо теперь-то народу ничего не навязывают, теперь угодливо подают то, что желает основная масса…
Предшественник Кречета телевизор не смотрел: глава страны-де получает информацию более достоверную, зачем опускаться до обычного обывателя, но Кречет прекрасно понимает, что телевидение – это власть, значит – надо постоянно видеть, чему учит эта власть, куда ведет, куда зовет.
Сразу с двух центральных каналов неслись бодрые крики зазывал в лотерею «Везет же людям!». Меня уже трижды встречали на улице, предлагая вытащить билетик беспроигрышной, а по телевизору почти на каждом канале лотереи, лотереи, лотереи… Народу всегда хватает, а где народ, там и жулье.
Но черт с ним, жульем, им пусть милиция занимается. Меня больше заботят те массовые граждане, из которых и состоят страна, народ, государство. Вот они с жадными блестящими глазами толпятся у лотерейных столов. Играют, надеются за рупь получить миллион. Играют и бесплатно, уплачивая только присутствием. Играют в наперсток, но вопль о жульничестве поднимают только тогда, когда спустят все деньги, но никогда – если за свой рупь получат тысячу.
Чем ужасны лотереи? Развивается, холится, удобряется и всячески культивируется психология схватить незаработанное. От этого один шаг к прямому грабежу. То есть там тоже «везет же людям». Выхватили у одиноко бредущей старушки сумочку, а в ней – тысяча долларов! Зачем они старухе? Зато мы всего за одну минуту риска – пока выхватывали и бежали проходным двором – получили такие бабки!
Потом, когда жабьи шкурки кончились – а они улетают быстро! – приходится искать другую старуху. Или старика. Правда, на этот раз в лучшем случае в сумке оказываются остатки жалкой пенсии. Так что приходится искать еще и еще. А так как старики редко отдают свои копейки без крика и сопротивления, то приходится… Ну они свое отжили, можно и замочить эту старую рухлядь. Одна старушка, по Раскольникову, всего лишь жалкие двадцать копеек, но пять старушек – уже рупь!
А кроме того, чего ограничиваться одним старичьем? Можно пошарить по квартирам в отсутствие хозяев. Можно подстеречь подвыпившего работягу после получки. Многое можно, если не хочешь работать. Но работать, если честно, никто из нас не любит. Но, сцепив зубы, работаем. И другие работают. Но все же на всех нас действует эта сволочная пропаганда легкой жизни, когда можно не горбатиться за крохотную зарплату, а получить на халяву. Выиграв ли в лотерею, украв ли…
Может быть, подумал я хмуро, взять этих устроителей лотерей… да всех к стенке? Нет, к стенке – слишком благородно. В петлю, за растление.
Вздохнул глубоко, возвращаясь к действительности. Не пойдет. Не потому даже, что человек по натуре все еще подлейшая скотина, ему обязательно надо дать что-то подобное… какую-то отдушину. Возможность получить халяву таким вот законным путем. А если у него эту возможность отобрать, то треть из этих надеющихся на халяву, пока еще играющих в наперсток, сразу пойдут грабить старушек, врываться в квартиры в отсутствие хозяев… а если хозяева окажутся дома, то тем хуже для хозяев.
Первым из команды Кречета заглянул Забайкалов, но он сказал хмуро, что придет после обеда, в его министерстве пахнет паленой шерстью. Коломиец и Яузов явились вместе. По крайней мере, в дверь кабинета вошел Коломиец, Яузов его вежливо пропустил, словно с министром культуры готовился поменяться должностью.
Кречет пришел хмурый, лицо серое, рассерженное. Мы выждали, пока он обогнул стол и почти рухнул в свое кресло, осторожно опустились.
Отец народа буркнул:
– День добрый… если он добрый. Что у нас сейчас…
Мирошниченко вскрикнул, отшатнулся. Глаза его впились в экран ноутбука. Прохрипел:
– Что?.. Не может быть!.. Включите, включите скорее телевизоры!
Я вскочил, мои пальцы мазнули по пульту. С ближайшего экрана импозантный теледиктор радостно вещал:
– …госдепартамент США, обеспокоенный угрозой новой нестабильности для всего человечества, принял решение послать войска быстрого реагирования в район русско-китайской границы. Осознавая, что, если массы спровоцированного китайского населения пересекут русскую границу, это может вызвать серьезный прецедент для нового мирового передела… а также понимая, что русские войска находятся вдали от русско-китайской границы и не в состоянии быстро перебазироваться в нужный район… войска американского правительства спешно десантируются в районе Благовещенска и берут под охрану участок границы протяженностью в тысячу километров… Таким образом, как мы видим, налицо неформальное сотрудничество наших стран, основанное на доверии…
Кречет скрежетнул зубами. Лицо его стало страшным. Такой, наверное, являлась смерть павшим на поле воинам.
– Быстро, – велел он свистящим шепотом, – распечатку заявления госдепартамента мне на стол!
– Сейчас-сейчас, – сказал Мирошниченко поспешно. – Дело в том, что они сперва высадили войска, заявление вот только сейчас передают для прессы.
Яузов с нецензурной бранью грохнул кулаком по столу. Заорал:
– Понятно, что им правительство России!.. Теперь они заигрывают с населением напрямую. Забыли, сволочи, что ядерного оружия у нас предостаточно. Пора перенацелить ракеты на прежние объекты!
– Все еще не перенацелили? – прорычал Кречет.
Яузов вытянулся:
– Виноват, господин президент!
Он отошел в сторону и, выудив из кармана сотовый телефон, бросил несколько загадочных слов, шлепая губами по мембране. Я сидел, как оглушенный бревном по голове.