Одиннадцатого сентября был прекрасный день. Глядя на произошедшее по телевизору, она ошеломленно думала, что, возможно, вид врезающихся в башни самолетов не имел бы такого эмоционального резонанса, если бы небо было серым, дождливым. В непогожие дни так и ждешь всяких гадостей.

Сегодня вдвойне или даже втройне дерьмовый день. Сначала известие о смерти жены Брайана, потом его холодный тон, когда она звонила, чтоб его утешить… И наконец очевидность того, что планы на выходные ко всем чертям рухнули.

Она остановилась, прошла между рядами шезлонгов, облокотилась на металлические бирюзовые поручни, глядя на пляж. Прямо под ней дети на песчаной игровой площадке перебрасывались яркими красочными мячами. Родители болтали, стоя в нескольких ярдах, присматривая за ними. Ей тоже хочется быть матерью, смотреть, как ее дети играют с друзьями. Она всегда считала, что будет хорошей матерью. Собственные родители очень о ней заботились.

Это милые, порядочные люди, до сих пор, после тридцати лет совместной жизни, любящие друг друга; по-прежнему держатся за руки, идя рядом. Ведут небольшой бизнес, импортируя из Франции и Китая салфетки и скатерти из кружев ручного плетения, которые поставляют на ярмарки. Занимаются своим дедом в собственном коттедже в Орфорде в Суффолке, используя амбар под товарный склад. Можно завтра поехать к ним поездом. Они всегда рады видеть ее в выходные, только ей хотелось провести субботу и воскресенье иначе.

Вообще непонятно, чего сейчас хочется. Как ни странно, вовсе не встречи с Брайаном – впервые за время их знакомства. Сегодня он никак не может с ней свидеться. А она не может парить на крыльях вроде грифа в ожидании похорон и окончания приличного срока траура. Правда, он ей нравится. По-настоящему. Фактически она его обожает. Он ее возбуждает – ну ладно, отчасти ей лестно внимание старшего, необычайно привлекательного и преуспевающего мужчины, – но вдобавок он невероятный любовник, пусть даже слегка извращенный. Самый лучший при ее довольно ограниченном сексуальном опыте.

Одно в голове не укладывалось – почему он отрицал, что они вместе спали прошлой ночью. Боялся, что телефон прослушивается? Сильно горевал? С возрастом она усвоила, что мужчины иногда бывают очень странными. А может, и всегда.

Софи взглянула за игровую площадку на пляж. Сплошь усеян телами. Влюбленные целуются, обнимаются, идут рука об руку, держатся за руки, смеются, отдыхают, предвкушают выходные. В море полно лодок. В двадцать минут восьмого еще светло. Остается несколько недель со светлыми вечерами, потом неизбежно нахлынет зимняя тьма.

Софи почему-то вдруг содрогнулась.

И пошла дальше мимо остатков Западного причала. Она долго считала его безобразной соринкой в городском глазу, а теперь он ей начал нравиться. Уже не похож на рухнувшее сооружение. Обуглившийся каркас напоминает скелет поднявшегося из глубин морского чудовища. Она на секунду представила, как в один прекрасный день люди изумленно охнут, когда море перед Брайтоном заполонят подобные существа.

В голову иногда приходят дикие мысли. Может, из-за бесконечного чтения сценариев фильмов ужасов. Может быть, совесть ее наказывает за дурные поступки. За связь с женатым мужчиной. Да, это и впрямь в высшей степени дурно.

Когда Софи призналась лучшей подруге Холли, та сначала пришла в восторг. Заговорщицки усмехалась. Чудеснейшая на свете тайна… А теперь, как всегда практичная, Холли, обдумав каждую мелочь, постоянно приводит доводы против такой связи.

В какой-то момент между покупкой спелого авокадо, свежих помидоров и банки коктейля из атлантических креветок Софи вполне определенно решила разорвать отношения с Брайаном Бишопом.

Надо просто дождаться момента, когда это можно будет сделать тактично. Тут кстати вспомнилось сообщение, полученное утром от Холли, с приглашением на завтрашнюю вечеринку. Замечательно побыть в компании, пообщаться с ровесниками.

Ее квартира располагалась на третьем этаже довольно старого викторианского террасного дома к северу от оживленной торговой улицы Черч-роуд. Замок в парадном так разболтался в прогнивших створках, что любой может его открыть, хорошенько толкнув и вывернув болты из дерева. Хозяин дома, доброжелательный маленький иранец, без конца обещает починить дверь и замок, точно также, как протекающий бачок в туалете, и никогда не выполняет обещаний.

Она открыла парадное и сразу почуяла запах отсыревших ковров, слабый аромат готовой китайской еды и специфический дух наркотиков. Из-за двери квартиры на первом этаже доносилось яростное ритмичное биение контрабаса. Почта разбросана на ковре в прихожей, так и не тронутая никем с самого утра. Опустившись на колени, она ее перебрала. Обычные листовки с предложением разнообразной пиццы и домашнего страхования, объявления о летних распродажах и концертах, целая тонна хлама, а заодно несколько затесавшихся личных писем и счетов.

Аккуратная от природы Софи разложила почту на две кучки – в одной рекламный мусор, в другой настоящая корреспонденция – и положила на полку. Протиснулась мимо двух велосипедов, загораживавших почти весь коридор, начала подниматься по лысеющим ступеням лестницы. На площадке второго этажа услышала включенный телевизор миссис Харсент. Притворный хохот в студии. Миссис Харсент, милая старушка восьмидесяти пяти лет, на свое счастье глухая как пень, жила над шумными студентами.

Софи нравилась ее квартирка на верхнем этаже, хоть и маленькая, но светлая, полная воздуха, симпатично обновленная хозяином – бежевое ковровое покрытие гармонирует со сливочно-белыми стенами, красивыми бежевыми полотняными шторами и жалюзи. Она ее приукрасила взятыми в рамки афишами кое-каких фильмов «Блайндинг лайт продакшнс» и крупными унылыми черно-белыми эскизными портретами некоторых любимых кинозвезд – Джонни Депп, Джордж Клуни, Брэд Питт и обожаемая Хит Леджер на почетном месте напротив кровати.

Включила телевизор, запрыгала по каналам, отыскала шоу «Американский идол», которое ей по-настоящему нравилось. Прибавив звук, отчасти чтобы заглушить телевизор миссис Харсент, отчасти чтобы слышать свой на кухоньке, вытащила из холодильника бутылку новозеландского «Совиньона», откупорила, налила в стакан. Разрезала авокадо, вытащила ядрышко, выбросила в мусорное ведро, выжала на половинки лимон.

Через полчаса после освежающей ванны села на кровать в одной широкой белой футболке, скрестив ноги, держа на коленях поднос с авокадо, салатом из креветок и третьим стаканом вина, глядя на ненормального с виду мужчину в огромных очках, который дошел до шестидесяти четырех тысяч фунтов в шоу «Кто хочет стать миллионером?», записанном в начале недели на видео. За окном постепенно сгущалась тьма, день в конце концов начинал казаться более или менее сносным.

Она не услышала, как в дверях повернулся ключ.

Рой Грейс стоял в пустом гостиничном номере, набирая номер мобильника Бишопа. Попал сразу на голосовую почту.

– Мистер Бишоп, это суперинтендент Грейс. Перезвоните, пожалуйста, как только получите сообщение. – Он продиктовал свой номер, позвонил вниз в вестибюль Линде Бакли. – У нашего приятеля был какой-то багаж?

– Да, Рой. Саквояж и кейс… с ноутбуком.

Грейс с Брэндоном заглянули в шкафы и комоды. Пусто. Что бы Бишоп сюда ни принес, он все забрал с собой. Грейс повернулся к дежурному администратору:

– Где тут ближайший пожарный выход?

Мужчина, на именной табличке которого значилось «Роланд Райт – дежурный администратор», повел их по коридору к пожарному выходу. Грейс открыл дверь, прищурился вниз на металлические ступеньки, ведущие во внутренний дворик, заполненный главным образом мусорными баками на колесиках. Снизу доносились густые кухонные запахи. Закрыл дверь, усиленно размышляя. Зачем, черт возьми, Бишоп снова ушел? Куда направился?

– Мистер Райт, я должен узнать, звонил ли куда-то отсюда наш гость, мистер Стивен Браун, и не звонил ли ему сюда кто-нибудь.