Мебели в помещении не было никакой, кроме жесткой скамьи по всей его длине.
– Садитесь, – сказал Гленн Брэнсон.
– Лучше постою, – вызывающе отказался Бишоп.
– Возможно, у нас уйдет много времени.
Зазвонил мобильник Бишопа, он дернулся, забыв о скованных руках.
– Может, кто-нибудь из вас ответит вместо меня?
– К сожалению, запрещено, сэр, – сказал констебль Николл, вытаскивая телефон у него из кармана. Внимательно оглядев телефон, он отключил его и сунул Бишопу в карман.
Бишоп внимательно изучал объявление под прозрачным пластиком, прикрепленное к стене полосками липкой ленты. Вверху было написано синими буквами:
«Управление уголовного судопроизводства».
Ниже следовало предупреждение:
«Все задержанные тщательно обыскиваются тюремными надзирателями. О запрещенных предметах, находящихся в личной собственности, немедленно сообщить тюремному персоналу и офицерам полиции».
Объявление над зеленой дверью сообщало:
«Пользоваться в тюрьме мобильными телефонами запрещено».
И третье:
«Арестованных фотографируют, у них также берутся отпечатки пальцев и производится анализ ДНК».
Полицейские сели, а Бишоп остался стоять, кипя гневом, но понимая, что имеет дело с двумя роботами. Потеряв самообладание, ничего не выиграешь. Надо просто разобраться, что происходит.
– Вы можете мне объяснить, в чем дело? – спросил он, и в этот самый момент дверь открылась.
Констебль Николл махнул Бишопу:
– Сюда, пожалуйста, сэр.
Бишоп проследовал в большое круглое помещение, посередине которого на возвышении стояла загородка вроде командного центра, как в «Стар трек». Он удивился этой футуристической конструкции, изготовленной из крапчатого серого сверкающего композита, напомнившего ему гранитную отделку, выбранную Кэти для их безумно дорогой кухни. Несколько мужчин и женщин, охранников в форменных белых рубашках с черными погонами, работали в индивидуальных кабинках. В стенах очень ярко освещенной комнаты также были массивные зеленые двери со смотровыми окошками.
Здесь царила тихая, спокойная, упорядоченная обстановка. Бишоп заметил, что стенки загородки выдаются в стороны перед каждым рабочим местом, образуя более или менее замкнутое пространство. В одном из них между двумя охранниками уныло стоял татуированный бритоголовый парень в мешковатой одежде. Все казалось абсолютно нереальным.
Потом его повели к отделанной мрамором стойке высотой по шею. За ней сидел пухлый, коротко стриженный мужчина. Табличка «охрана», черный галстук заколот золотой булавкой английской команды регбистов, которую Бишоп, держатель акций Твикнема,[28] тут же узнал.
На голубом видеомониторе перед компьютером, находившемся чуть ниже уровня его глаз, он прочел:
«Брайтонский центр предварительного заключения. Не позволяйте прошлому преследовать вас. Полиция предлагает вам признаться в ранее совершенных преступлениях».
Брэнсон изложил тюремному полицейскому обстоятельства ареста Бишопа. Потом мужчина в рубашке с короткими рукавами, сидя на возвышении, ровным, лишенным всяких эмоций голосом сказал:
– Я тюремный офицер, мистер Бишоп. Вы слышали сказанное. Я убедился в законности и необходимости вашего ареста. Санкционирую содержание под стражей в целях получения и сохранения доказательств и вашего допроса по делу.
Бишоп кивнул, упустив момент для ответа.
Тюремщик протянул ему желтый сложенный бланк с заголовком:
«Полиция Суссекса. Уведомление о правах и обязанностях».
– Это может вам пригодиться, сэр. Вы имеете право уведомить кого-либо о своем аресте и видеться с адвокатом. Желаете, чтобы мы предоставили вам нашего адвоката, или у вас есть собственный?
– Будьте добры позвонить мистеру Гленну Мишону и передать, что я не приду сегодня к обеду.
– Его номер?
Бишоп продиктовал номер, потом сказал:
– Мне хотелось бы поговорить со своим поверенным Робертом Верноном из адвокатской конторы «Эллис, Черрил и Анселл».
– Я сделаю эти звонки, – кивнул полицейский. – Тем временем поручаю арестовавшему вас сержанту Брэнсону произвести обыск.
Бишоп с ужасом увидел, как Брэнсон вынимает латексные хирургические перчатки. Обыск начался с головы. Когда сержант положил в лоток очки для чтения, Бишоп воскликнул:
– Эй! Они мне нужны, я без них читать не смогу.
– Простите, сэр, – ответил Брэнсон, – я должен их изъять ради вашей же безопасности.
– Но ведь это смешно!
– Возможно, попозже вам позволят их держать при себе, а пока они отправятся на хранение вместе с другими вашими вещами.
– Что за глупости, черт побери! Я ни в коем случае не собираюсь покончить с собой. Как я прочту без очков этот чертов документ? – Он отшвырнул инструкцию.
– Если у вас проблемы со зрением, я попрошу кого-нибудь прочесть ее вам.
– Слушайте, давайте говорить разумно!
Игнорируя просьбы Бишопа вернуть ему очки, Брэнсон забрал ключ от номера в отеле, бумажник, мобильный телефон, «блэкберри» и выложил все на поднос. Тюремщик записал каждую вещь, пересчитал деньги в бумажнике и отметил сумму.
Брэнсон снял с пальца Бишопа обручальное кольцо, наручные часы фирмы «Марк Жакоб», медный браслет с правого запястья и тоже положил на поднос.
Тюремщик протянул Бишопу бланк с перечнем его собственности и шариковую ручку для подписи.
– Слушайте, – сказал Бишоп, подписываясь с явной неохотой, – я рад оказаться здесь и помочь вам в расследовании. Но это смехотворно! Вы хотите лишить меня всех орудий труда. Ради бога, мне необходима электронная почта, телефон и очки!
Не обращая на него внимания, Гленн Брэнсон обратился к тюремному офицеру:
– Ввиду серьезности преступления, к которому, возможно, причастен подозреваемый, мы просим разрешения обыскать его одежду.
– Разрешаю, – кивнул тюремщик.
– Это что еще за хреновина? – рявкнул Бишоп. – Что вы тут…
Брэнсон с Николлом подхватили его под руки с обеих сторон, вывели в очередную зеленую дверь и двинулись по наклонному полу между кремовых стен с красной лентой сигнализации слева по всей длине, мимо желтой таблички с предупредительным треугольником и крупной надписью: «Идет уборка», затем свернули за угол в коридор с камерами.
При виде тюремных дверей Бишоп впал в панику:
– Я… У меня клаустрофобия…
– За вами круглосуточно будут присматривать, сэр, – вежливо сообщил Ник Николл.
Они посторонились перед женщиной, которая везла тележку с замусоленными обтрепанными книжками в бумажных обложках, и остановились у полуоткрытой двери.
Гленн Брэнсон распахнул створку шире, вошел. Николл, крепко держа Бишопа под руку, последовал за ним.
Первое, что поразило шагнувшего в камеру Бишопа, – это всепоглощающий липкий запах дезинфицирующих средств. Он растерянно осматривал маленькое вытянутое помещение. Разглядывал кремовые стены, коричневый пол, такую же жесткую скамью, как в приемной, покрытую такой же облицовкой «под гранит», как загородка в круглом зале, на которой лежал тонкий голубой матрас. Он посмотрел на зарешеченное окно, едва пропускавшее свет, за которым вообще ничего не было видно, на потолочное зеркало наблюдения, укрепленное в недосягаемости и повернутое к двери, камеру видеонаблюдения, тоже недосягаемую, нацеленную на него, и словно вдруг перенесся во владения «Большого брата».[29]
В камере стоял современный унитаз, тоже отделанный фальшивым гранитом, с кнопкой слива в стене, и на удивление современная крапчатая раковина из того же крапчатого материала.
Он заметил решетку интеркома с двумя ручками управления, вентиляционное отверстие, забранное сеткой, и стекло в двери.
Господи Иисусе. У него ком встал в горле.
