Но даже если бы ему этого хотелось, он бы не так уж много и увидел. Ведь в северном Вермланде ничего нет, кроме бескрайних однообразных лесов, сквозь дремучую чащу которых петляет река Кларэльвен, узкая, богатая водопадами. И лишь кое-где попадаются то приземистые, даже без труб лачуги, где живут финны, то яма углежога, то подсека — вырубленное, расчищенное под пашню место в лесу. Но вообще лес тянется так нескончаемо, что можно подумать, будто находишься еще далеко-далеко на севере, в Лапландии.

Дикие гуси опустились на подсеку у самого берега реки Кларэльвен, и пока они разгуливали там, щипля свежие, только-только выбившиеся из земли всходы озимой ржи, мальчик бродил по лесу. Вдруг он услыхал смех и веселый говор. Семеро рослых, крепких парней шли с котомками на спине и топорами через плечо. В тот день мальчик ужасно тосковал по людям и страшно обрадовался, когда все семеро работников сняли свои котомки и уселись на берегу реки — отдохнуть.

Они болтали без умолку, а мальчик лежал, спрятавшись за кочкой, и наслаждался, слушая голоса людей. Вскоре он узнал, что они вермландцы, а идут в Норланд — искать работу. Ну и веселый же был народ эти вермландцы! И им было о чем порассказать, так как они работали уже в самых разных местах. Но в разгар беседы одного из них угораздило сказать, что, хотя он исходил Швецию вдоль и поперек, места красивей, чем Нурдмаркен в западном Вермланде, откуда он родом, ему видеть не доводилось!

— Я признаю, что ты прав, только если ты назовешь вместо Нурдмаркена — Фрюксдален, откуда родом я, — вмешался другой работник.

— А я из Йоссехэрада, — подхватил третий. — И могу сказать: там куда красивее, чем в Нурдмаркене и Фрюксдалене, вместе взятых.

Оказалось, все семеро были из разных концов Вермланда, и каждый из них считал свои родные края лучше и красивее других. Тут пошла такая перебранка! Но никто не мог убедить других, что прав он; казалось, они тут же станут злейшими врагами. Вдруг к ним подошел какой-то прохожий — старик с длинными черными волосами и маленькими прищуренными глазками.

— О чем тут спор, молодцы? — спросил он. — Вы так орете — на весь лес слышно!

Один из вермландцев быстро повернулся к незнакомцу:

— Ты, верно, из финнов, раз бродишь тут в лесной чащобе?

— Да, так оно и есть! — ответил старик.

— Вот хорошо! — обрадовался парень. — Слыхал я не раз, будто вы, финны, разумом не обижены!

— Добрая слава — дороже золота! — признался старик финн.

— А мы вот сидим да спорим, где в Вермланде красивее всего. Не рассудишь ли ты, кто прав, чтобы нам не рассориться вконец.

— Ну что ж, рассужу, как умею, — согласился старик финн. — Но придется вам набраться терпения и послушать одно старинное предание.

— В былые времена, — начал финн, опускаясь на камень, — край к северу от озера Венерн казался людям просто страшным — одни голые скалы да горные кручи. И жить там было вовсе невозможно: ни дорогу проложить, ни лес выкорчевать. Зато край к югу от озера Венерн был благодатным, и землю там было легко возделывать, точь-в-точь как и теперь.

И вот там-то, к югу от озера Венерн, жил один богатый человек. Было у него семеро сыновей — сильных, ловких, но нравом гордых и упрямых. Так что частенько случались между ними распри да споры — каждому хотелось слыть умнее и лучше других.

Не по душе были отцу их вечные раздоры, и надумал он положить им конец. Призвал он к себе однажды сыновей и спросил, не хотят ли они узнать, кто из них самый умный и достойный.

Сыновья охотно согласились. Лучшего испытания они и не желали.

— Сделаем так, — молвил отец. — Знаете ли вы, что к северу от этого маленького озерца, что зовется Венерн, есть невспаханная пустошь? Лежит она неподалеку от нашего хутора, вся в буграх да камнях, и никакой-то пользы нам от нее нет. Возьмите-ка вы завтра поутру свои плуги, отправляйтесь туда да вспахивайте землю, покуда не стемнеет. А вечером я приду и погляжу, кто сколько успел за день, кто из вас лучше справился с работой.

На другое утро, не успело еще солнце взойти, а семеро братьев уже стоят наготове с лошадьми и плугами. Любо-дорого на них глядеть: лошади вычищены так, что даже лоснятся, стальные плуги так и сверкают, а лемехи у них наново отточены. Помчались тут лошади во весь опор! И вот они уже у озера Венерн! Свернули тогда двое братьев в сторону — захотели озеро объехать, однако старший прямиком в озеро покатил.

— Стану я еще такой малой лужицы страшиться! — сказал он об озере Венерн.

Как увидели другие, какой он храбрый, не захотелось им в грязь лицом ударить. Влезли они на плуги да и погнали лошадей прямо в воду. Лошади-то были рослые и не скоро еще опору под ногами потеряли. Но потом пришлось им вплавь пуститься, а плуги следом по воде потянулись. Только устоять на тех плугах было нелегко и кое-кто из братьев-смельчаков, держась за плуги, начал озеро переплывать, а кое-кто и брода искать. Однако все счастливо перебрались на другой берег и стали вспахивать пустошь. А была та пустошь не чем иным, как земельными угодьями, что зовутся ныне Вермланд и Даль, или Дальсланд.

Старший брат взялся в самой середке пахать, двое помладше — от него по обе стороны встали, а двое других, почти их погодки, — рядом с ними места заняли. Двое же меньших каждый свою борозду вспахивал — один у западного края пустоши, другой — у восточного.

Старший брат проложил сперва прямую и широкую борозду; пустошь-то внизу у озера Венерн была совсем ровной, и возделывать ее было легко. Работа у него ладилась, пока он на валун не наткнулся. И до того большой валун попался, что никак его было не обогнуть! Пришлось плуг через него перетаскивать. Потом всадил старший брат изо всех сил лемех в землю да и прорезал борозду — широкую и глубокую. Однако спустя час встретилась ему полоса земли — твердая-претвердая! Пришлось и через нее плуг перетаскивать. А как повторилось это с ним еще раз, разозлился он вконец: ну никак борозду одинаково широко и глубоко не провести!

Напоследок стала земля до того каменистой, что лемех ее лишь слегка сверху царапал. Но все же старший брат добрался до северной границы пустоши. Уселся там, сидит, отца поджидает.

Другой брат тоже поначалу широкую и глубокую борозду повел. И как-то удалось ему, к счастью, разные бугорки да расселины стороной объехать. И хотя чем дальше на север, тем чаще приходилось ему делать крюки, тем уже становилась борозда, он так ни разу и не остановился, покуда свою делянку не вспахал. Впал он тут в такой раж, что даже у границы пустоши не остановился, а проехал еще дальше, чем надо было.

У третьего брата, того, что слева от старшего стоял, поначалу тоже все гладко шло. Вывел он борозду чуть пошире, чем у двух старших, но вскоре земля пошла до того тощая, что и пахать ее не стоило. Свернул он тогда на запад, а как только можно стало, двинулся снова на север и стал пахать вглубь да вширь. Однако и ему пришлось остановиться задолго до того, как он до границы пустоши добрался. Но не оставаться же посреди пашни! Повернул он лошадь да и отправился совсем в другую сторону. Но вскоре пошел сплошной камень, обступили пахаря скалы, и пришлось ему остановиться.

«Видать, хуже этой борозды ни у кого из братьев не будет», — подумал он и уселся на плуг, сидит, отца поджидает.

Ну а с другими братьями, если все по порядку рассказывать, так то же самое вышло. Но ни один из них не ударил в грязь лицом. Тем, кто посередке пахал, туго пришлось, ну а тем, кто к востоку и к западу от них шел, еще горше! Ведь там на пустоши — одни каменистые осыпи да трясина, и никак было прямые и ровные борозды не провести. Ну и двое самых младших, надо сказать, немало попотели — им-то без конца пришлось крюки делать. Но и они сделали немало!

Сидят все семеро братьев усталые да понурые, каждый у конца своей борозды, отца поджидают.

А как настал вечер, явился отец и подошел сперва к тому сыну, что дальше всех на западной стороне трудился.

— Добрый вечер! — поздоровался отец. — Ну, как работа спорилась?