Батаки так жаждал вылететь на волю, что не в силах был заснуть. И все время, пока мальчик работал, он стоял рядом. Вначале Нильс трудился очень рьяно, но вскоре удары стамески стали раздаваться все реже и реже, а потом и вовсе смолкли.

— Ты, верно, устал, — сказал ворон, — и уже не можешь больше работать?

— Нет, я не устал, — ответил мальчик, снова взяв в руки стамеску, — но я так давно не спал ночью по-настоящему. Уж и не знаю, как мне продержаться, чтобы не заснуть.

Работа опять закипела, но ненадолго — удары стамески снова становились все реже и реже. Ворону пришлось опять разбудить мальчика. Что делать? Наверно, чтоб заставить Нильса бодрствовать, надо придумать что-нибудь любопытное. А не то придется ворону оставаться в Серной варнице не только нынешней ночью, но и весь завтрашний день.

— Может, работа будет лучше спориться, если я расскажу тебе одну историю? — спросил он.

— Да, пожалуй, — согласился, зевая, Нильс. Ему снова так захотелось спать, что он едва не выронил из рук стамеску.

САГА О ФАЛУНСКОМ РУДНИКЕ

— Надо тебе сказать, Малыш-Коротыш, — начал Батаки, — что живу я на свете уже много-много лет. Доводилось мне и с добром, и со злом встречаться и не раз томиться в неволе. Вот я и научился не только понимать язык людей, но и набрался у них мудрости. Смею тебя уверить, что в этом краю не найдется ни одной птицы, которая бы так хорошо знала твоих сородичей, как я.

Много лет я просидел в клетке у одного горного мастера здесь, в Фалуне, и услыхал в его доме то, что расскажу тебе сейчас.

В давние-предавние времена жил тут в Далекарлии великан, и было у него две дочери. Вот состарился великан и почувствовал, что смерть близка; и решил он поделить между дочерьми свои владения. А самое большое его богатство составляли медные горы.

Призвал он к себе дочерей и говорит:

— Хочу оставить вам наследство, но поклянитесь, что, если какой-нибудь чужак отыщет ваши медные горы, вы убьете его. Убьете раньше, чем он успеет показать их кому-либо другому.

Старшая из дочерей великана, грубая и жестокая, ничуть не колеблясь, поклялась выполнить последнюю волю отца.

Другая же была мягче нравом, и отец увидел, что она призадумалась, прежде чем дать клятву. Потому-то и оставил он ей лишь третью часть своих владений. Старшей же досталось вдвое больше.

— Знаю, что на тебя можно положиться как на настоящего мужчину, — сказал великан старшей дочери. — Получай поэтому львиную долю наследства — долю брата.

Вскоре умер старый великан, а обе дочери свято следовали его завету. Не раз случалось какому-нибудь бедному дровосеку или охотнику наткнуться невзначай на медную руду: ведь во многих местах она залегала совсем неглубоко! Но стоило тому дровосеку или охотнику добраться до дому и поведать кому-нибудь, что он нашел, как с ним тотчас же приключалась беда: то высохшая сосна на него обрушивалась, то лавина с горы на беднягу скатывалась. И ни разу не удалось этим несчастным показать кому-нибудь, где в этой дикой безлюдной глухомани скрыт бесценный клад.

В те времена был такой обычай: крестьяне отсылали летом скотину на пастбище, далеко в лесную чащу. Вместе со стадом шли девушки-пастушки: они доили коров, варили сыр и сбивали масло. А чтобы у них было пристанище в дремучей глуши, крестьяне, выбрав подходящее местечко, рубили и корчевали деревья и строили маленькие пастушьи хижины. Называлось все это летним пастбищем или летним выгоном.

И вот случилось так, что один крестьянин — а жил он близ реки Дальэльвен в приходе Турсонг — выстроил пастушьи хижины возле озера Рунн. А земля там была такая каменистая, что никто и не пытался ее возделывать. Однажды осенью отправился крестьянин на пастбище с двумя вьючными лошадьми — надо было пригнать домой скотину да перевезти бочонки с маслом и круги сыра. Стал он скотину пересчитывать, глядь, а у одного козла рога совсем рыжие.

— Отчего это у козла Коре такие рыжие рога? — спросил крестьянин пастушку.

— Откуда мне знать, — отвечала она. — Он каждый вечер возвращается домой с такими рогами. Наверно, считает, что так красивее!

— Ну и ну! — воскликнул крестьянин.

— Он с норовом, этот козел! Только я почищу ему рога, он тут же опять скачет в горы. А как вернется, рога у него снова рыжие, — продолжала свой рассказ пастушка.

— Очисть-ка ему рога еще разок, — велел крестьянин, — а я погляжу, что он станет делать!

Только очистили козлу рога, он тотчас поскакал в лес, а крестьянин пошел следом за ним. Догнал он козла и видит: тот рогами о какие-то рыже-бурые камни трется.

Поднял крестьянин камни, попробовал на вкус, понюхал. И понял, что наткнулся на медную жилу.

Стоит он в раздумье и вдруг видит: прямо на него с крутого косогора каменная глыба валится! Крестьянин успел отскочить в сторону и спасся; но козел Коре угодил прямо под глыбу и был убит наповал. Глянул крестьянин вверх и видит: стоит на откосе огромная, могучая великанша и собирается другую глыбу прямо на него скатить.

— Чего это ты вздумала? — закричал крестьянин. — Ведь я не причинил зла ни тебе, ни твоим родичам.

— Знаю, — молвила великанша. — Только я должна убить тебя, раз ты нашел мою медную гору.

Печально прозвучал ее голос, будто не по своей воле собиралась она его убить. Набрался крестьянин храбрости да и завел с ней разговор. Поведала она ему тут и про отца, старика-великана, и про клятву, и про старшую сестру, которой львиная доля досталась.

— Так тяжело убивать ни в чем не повинных горемык, когда они про мою гору узнают, — молвила она. — Лучше бы мне вовек не видать этого клада. Но уж коли я дала слово, надо его держать.

И снова за каменную глыбу взялась.

— Не спеши! — попросил крестьянин. — Незачем меня убивать, чтобы сдержать свою клятву! Ведь медную руду не я нашел, а козел, и его ты уже убила.

— Так, по-твоему, на тебя не надо сбрасывать камень? — заколебалась дочь великана.

— Ясное дело, нет, — ответил крестьянин. — Ты и без того сдержала клятву, лучше не надо.

Вот так разумно потолковал он с великаншей, и та согласилась сохранить ему жизнь.

Крестьянин сначала отогнал домой своих коров, а потом спустился вниз, в Бергслаген, где нанял работников, знавших толк в горном деле. Они-то и пособили ему вырыть шахту в том самом месте, где лишился жизни козел. Вначале крестьянин опасался, как бы дочь великана его не убила, но той, верно, надоело стеречь свою медную гору, и она оставила крестьянина в покое.

Медная жила, которую он открыл, проходила совсем неглубоко, и добывать руду было нетрудно. Крестьянин вместе с работниками таскал из лесу дрова и разводил на верхушке медной горы большие костры. Камни от жары лопались и открывали путь к руде. Потом руду обжигали, покуда не получали чистую медь, безо всякого шлака.

В старые времена меди в повседневном обиходе нужно было куда больше, чем теперь. На медь был большой спрос, и крестьянин — владелец рудника быстро разбогател. Выстроил он себе большую богатую усадьбу вблизи рудника и назвал ее в честь козла — «Корарвет» — «Наследство Коре». На богослужение в Турсонг крестьянин стал ездить верхом на коне, подкованном серебром. А когда дочь его выходила замуж, он велел сварить пиво на двадцати бочках солода и зажарить на вертелах десять огромных быков.

В те времена люди в своем захолустье жили уединенно, каждый сам по себе, и вести не передавались из уст в уста так быстро, как нынче. Но все же молва о богатой медной жиле облетела многих. И те, у кого не было более выгодной работы, отправились в Далекарлию. А в усадьбе Корарвет радушно принимали всех бедных странников. Крестьянин нанимал их добывать руду и платил доброе жалованье. А руды там было достаточно, даже предостаточно, и чем больше он нанимал работников, тем больше богател.

Но однажды вечером пришли в Корарвет четверо парней с горняцкими кайлами на плече. Приняли их так же радушно, как и прочих, но когда крестьянин спросил, не желают ли они у него поработать, они твердо ответили: