Шли годы, а Упланд без устали благоустраивала свои владения, украшала их. Так что под конец получилось у нее все так, как ей того хотелось.

А в то время шли споры, где в Швеции жить королю и где быть столице государства. Вот и собрались все провинции на совет. Ясно, каждой хотелось, чтобы король ей достался.

Спорили они, спорили, а под конец Упланд и говорит:

— Король, по-моему, должен жить в провинции, которая всех умнее и рачительней.

Все сочли, что это мудрые слова, и решили: провинция, которая покажет себя самой умной и дельной, получит короля и столицу в придачу.

Провинции еще и домой не успели вернуться, а Упланд — тут как тут — гонцов во все края рассылает и всех к себе в гости зовет.

— Уж какое там гостеприимство может оказать нам этот нищий край? — удивились провинции, но приглашение приняли.

А как явились в Упланд, ахнули: застроен весь край чудесными усадьбами, на побережьях стоят города, а по водам, что Упланд окружают, целые флотилии кораблей плывут.

— И не стыдно тебе при таком-то богатстве побираться! — попрекнули ее другие провинции.

— Я позвала вас, чтобы сказать спасибо за ваши дары, — ответила Упланд. — Это благодаря вам я теперь благоденствую.

Первое, что я сделала, когда вернулась домой, — продолжала она, — это провела реку Дальэльвен по своим владениям и устроила на ней два мощных водопада: один у селения Сёдерфорс, другой у Эльвкарлебю. К югу от реки, у Даннемуры, положила я скальный грунт; его я от провинции Вермланд получила. И вот чудо! Она, видать, проглядела, что мне подарила! Грунт-то весь был из железной руды! А вокруг я насадила лес, который отдала мне провинция Эстеръётланд. Ну а коли в одном месте скопились и руда, и вода, и лес, где можно добывать древесный уголь, — ясное дело, быть здесь богатому руднику!

После того, как я все так благоустроила на севере, взялась я за горные кряжи Вестманланда да и растянула их до самого озера Меларен. Образовали они там мысы и острова, а те оделись в зелень и стали прекрасны, точно волшебные сады. Заливы же, которые мне Сёрмланд подарила, я сузила так, что они врезались далеко в сушу и углубились так, что стали пригодны для судоходства и смогли завязать знакомство со всем миром.

Справилась я на севере и на юге со всеми делами и двинулась к восточному берегу. Собрала я там все голые шхеры, скалистые холмы, вересковые пустоши и бесплодные земли, что вы мне от щедрот своих уделили, и бросила их в море. Из них-то и получились мои скалистые острова с островками. А уж для рыболовства и судоходства ничего лучше не придумаешь! Я считаю их наиважнейшим своим богатством.

После этого оставались у меня те несколько горсток земли, которые получила я от Сконе. Их я определила в самую середину плодородной долины Ваксаласлеттен. А медлительную речку, что подарила мне провинция Вестеръётланд, я пустила через равнину и соединила ее с заливами озера Меларен.

Поняли тут провинции, как дело делалось, и хоть они и были чуть раздосадованы, но не могли не признать, что Упланд распорядилась всем как нельзя лучше.

— Многого ты достигла малыми средствами! — сказали провинции. — Стало быть, ты и есть самая мудрая и самая рачительная из нас!

— Спасибо вам на добром слове! — поблагодарила Упланд. — Раз вы так говорите, стало быть, король со столицей мне и достанется!

Разгневались тут было провинции, да что поделаешь? От своих слов негоже отступаться!

Получила Упланд короля со столицей и стала наипервейшей из всех областей Швеции. Но было это вполне справедливо. Ведь разум да рачительность и должны возвышать тех, кто ими наделен.

В те времена, когда Нильс Хольгерссон путешествовал по свету с дикими гусями, учился в Упсале один прекрасный молодой человек. Жил он в маленькой мансарде и был столь скромен в своих расходах, что люди говорили, будто он воздухом питается. К занятиям он готовился прилежно и справлялся с ними быстрее и лучше, чем кто бы то ни было. Но он не был ни зубрилой, ни ученым занудой, а умел и повеселиться с товарищами. Словом, был такой, каким и должен быть настоящий студент. Его не в чем было бы упрекнуть, если б успехи не вскружили ему немножко голову. Но с кем не бывает! Успех не каждому по плечу, особенно в юности.

Проснувшись однажды утром, студент лежал и думал о том, как хорошо ему живется. «Все меня любят, и товарищи, и преподаватели, — сказал он самому себе. — А как успешно идут у меня занятия! Сегодня я сдам последний экзамен, а скоро и учебе конец. Если я кончу курс в срок, найдется для меня и место с хорошим жалованьем. Чудо, как мне везет! Ну да я это заслужил, я столько работаю, что счастье должно следовать за мной по пятам».

Студенты не сидят вместе по классным комнатам на уроках, как школьники, — они занимаются каждый у себя дома. Как справятся с чем-нибудь одним, идут к своим профессорам для беседы по всему этому предмету сразу. Такая проверка знаний и называется «экзамен» или иногда «предварительный экзамен». В тот самый день нашему студенту предстояло сдать последний и самый трудный из них.

Он оделся и, позавтракав, сразу же сел за письменный стол, чтобы напоследок еще разок заглянуть в свои книги. «Хоть это ни к чему при моей подготовке, все же подзубрю еще немного, чтобы потом мне не в чем было бы себя упрекнуть».

Он занимался совсем недолго, как вдруг в дверь постучали и в комнату вошел юноша, тоже студент, с толстой кипой бумаг под мышкой. Но этот студент был совсем не похож на сидевшего за письменным столом — застенчивый, робкий и бедный, в старом поношенном платье. Если он и знал в чем-то толк, то только в книгах. О нем говорили, что он, должно быть, очень умный и ученый. Но сам он был так в себе неуверен, так всегда боялся и стеснялся, что ни разу не осмелился пойти сдать экзамен. Все считали его «вечным студентом», который из года в год будет пребывать в Упсале, без конца учиться и учиться, но все равно из него никогда ничего путного не выйдет.

Сейчас этот «вечный студент» хотел попросить товарища прочитать книгу, которую он написал. Это была не напечатанная книга, а пока всего лишь рукопись.

— Ты сделаешь мне большое одолжение, если прочитаешь мою рукопись, — сказал он. — Посмотри, стоящее ли это сочинение.

Студент, которому так во всем везло, подумал: «Верно я говорю, что все меня любят. Даже этот нелюдим решился показать свою работу не кому-нибудь, а только мне. Он хочет знать мое суждение о ней».

Он пообещал прочитать рукопись как можно скорее, и второй студент положил ее перед ним на стол.

— Береги рукопись, — попросил он. — Я работал над ней целых пять лет, и если она пропадет, мне ее не восстановить.

— Ничего дурного с ней не случится, пока она лежит у меня на столе, — успокоил его хозяин комнаты.

И тот ушел.

Студент придвинул к себе толстую кипу бумаг.

— Интересно, что он тут накропал, — сказал он. — А, «История города Упсаль»! Неплохо!

Студент этот любил Упсалу больше всех других городов на свете, и его разобрало любопытство, что же написал «вечный студент» об этом городе.

— Вообще-то я могу и сейчас приняться за чтение, — пробормотал он. — Все равно бесполезно зубрить в последнюю минуту, от этого больше знать не будешь.

Студент стал читать и не мог оторваться от рукописи, пока не прочитал все до последней страницы. А закончив, изумленно воскликнул:

— Вот это да! Ну и молодец! Вот это ученый! Когда книга выйдет в свет, его карьера сделана. Мне доставит большую радость сказать ему, что рукопись хороша!

Он аккуратно собрал все разрозненные листки бумаги, бережно положил их на стол. И тут услыхал бой часов.

— Боже мой! Ведь меня ждет профессор! — спохватился он и бросился на чердак, где в кладовой висела его черная форменная одежда. Как часто бывает, когда люди спешат, замок и ключ не слушались его, и прошло довольно много времени, пока студент вернулся назад.