Мальчик очнулся от размышлений. Надо же, он занят всякими пустяками, а ему надо думать о спасении.

— Потерпите еще немного, — сказал он. — Дело это — важное, и мне надо поразмыслить.

— Ладно, думай, только недолго! — согласился медведь. — Но говорю тебе — железо виной тому, что люди стали умнее медведей. Потому-то я и хочу непременно спалить этот завод.

Следовало воспользоваться новой передышкой, чтобы поискать путь к спасению, но мальчик не мог этого сделать. Голова его была занята тем, что он видел на заводе. Только теперь он начал понимать, сколько людям пришлось потрудиться, какие чудеса придумать, прежде чем они нашли нынешний способ плавить руду. Он представлял себе, как покрытые копотью кузнецы прежних времен стоят склонившись над теперешним заводским горном, недоумевая, как с ним обращаться. Быть может, потому и вознесся так высоко человеческий разум, что людям долго пришлось ломать голову над этим железом. Наконец они так далеко зашли, что научились строить вот такие большие заводы. Да, наверно, люди и не подозревают, чем они обязаны железу. Взять хотя бы Бергслаген…

— Ну, так подожжешь ты завод или нет? — снова раздался голос медведя. Мальчик вздрогнул. Надо же, он стоит тут, тратя время на бесполезные думы, а сам не знает, как спастись.

— Нелегко решиться на такое дело, — сказал он. — Позвольте мне еще подумать.

— Еще немножко могу подождать. Но больше на отсрочку не надейся. Железо виной тому, что люди стали жить в нашем медвежьем углу, и я должен спалить этот завод.

Мальчик понимал: чтобы спастись — надо как-то перехитрить медведя, но, испуганный и растерянный, он не мог собраться с мыслями. Подумать только! Как преобразился этот бедный и пустынный прежде край! Какое там оживление, как кипит работа на безлюдных когда-то пустошах. Подумать только! Сколько людей нашли работу на больших заводах! И не только работу, но и кров. Ведь он сам видел немало поселков, выросших вокруг заводов. А железные дороги, а телеграфные провода, которые протянулись…

— Ну, так подожжешь ты завод или нет? — рявкнул медведь.

Мальчик провел рукой по лбу. Как спастись, он так и не придумал, но знал твердо, что не причинит зла железу, этому доброму помощнику и кормильцу всех богатых и бедных в здешних краях!

— Не хочу! — ответил Нильс.

Медведь чуть крепче сжал его лапами.

— Вы не заставите меня спалить завод! — сказал мальчик. — Железо слишком большое благо для людей, и рука моя не поднимется его уничтожить!

— Неужели ты надеешься, что после этого я оставлю тебя в живых? — рявкнул медведь.

— Нет, не надеюсь, — ответил Нильс, глядя зверю прямо в глаза.

Медведь еще крепче сжал его лапами. От боли на глазах мальчика выступили слезы, но он не проронил ни слова.

— Ах так! — зарычал зверь, медленно занося над ним лапу — он все же надеялся, что в последнюю минуту мальчишка одумается.

Но тут вдруг Нильс услышал громкий щелчок и увидел, как всего в нескольких шагах от них блеснул ствол ружья. Поглощенный каждый своим, они и не заметили, что к ним совсем близко подкрался человек.

— Папаша медведь! — завопил мальчик. — Разве вы не слышите, как щелкает курок? Бегите, а не то вас застрелят!

Не выпуская Нильса, зверь бросился бежать. В ту же минуту раздались выстрелы, но пули, просвистев над самым ухом медведя, даже не задели его.

Теперь, в пасти у зверя, мальчик понял, какого он свалял дурака; такой глупости он еще никогда не делал.

Промолчи он, и медведя бы застрелили, а он был бы спасен. Но Нильс так привык помогать зверям и птицам, что предостерег медведя не задумываясь.

Только очутившись в лесной чаще, зверь остановился и, опустив мальчика на землю, стал его благодарить:

— Спасибо тебе, малыш! Если б не ты, меня бы уже не было в живых. Хочу тебе отплатить за добро добром. Доведется тебе встретиться когда-нибудь с медведем, скажи ему лишь одно-единственное словечко, которое я шепну тебе на ушко, и он тебя не тронет.

И медведь, наклонившись к самому уху мальчика, прошептал ему заветное словечко. Но тут ему показалось, что собаки и охотник приближаются, и он поспешил дальше. Нильс же остался в лесу, все еще не веря, что он цел и невредим.

Дикие гуси весь вечер летали взад-вперед, высматривая и окликая Малыша-Коротыша, но так и не смогли его найти. Давно зашло солнце, а они все еще продолжали поиски; когда же совсем стемнело и пора было устраиваться на ночлег, гусей охватило глубокое отчаяние. Не приходилось сомневаться, что мальчик, падая, разбился насмерть и лежит теперь мертвый в дремучей лесной чаще.

Но на другое утро, когда солнце, взойдя над горами, разбудило диких гусей, они, к неописуемой своей радости, увидели, что мальчик, как всегда, спит среди них. От радостных криков и гогота птиц Нильс проснулся и, видя их удивление, не смог удержаться от смеха.

Гусям так не терпелось узнать, что с ним такое случилось, что они даже не пожелали лететь на пастбище, пока он не поведает им о своих приключениях. Мальчик быстро и весело рассказал им всю историю с медвежьим семейством.

— Ну, а как я вернулся назад, вы уже, наверно, знаете, — сказал он.

— Нет, мы ничего не знаем. Мы думали, ты разбился насмерть.

— Вот те раз! — удивился мальчик. — Так вот, когда медведь ушел, я взобрался на елку и заснул. А на рассвете проснулся оттого, что надо мной с шумом опустился орел и схватил меня когтями. Ну, думаю, — конец. Но он ничего худого мне не сделал, а наоборот, прилетел сюда и опустил меня среди вас.

— А он не сказал, как его зовут? — спросил Мортен-гусак.

— Он улетел, прежде чем я успел сказать «спасибо». Я думал, матушка Акка послала его за мной.

— И впрямь чудно! — загоготал большой белый гусак. — Ты уверен, что это был орел?

— Я, правда, никогда прежде орла не видел, — ответил мальчик — Но такую большую и сильную птицу иначе как орлом не назовешь.

Мортен-гусак повернулся к диким гусям, желая узнать, что они думают об этом. Но гуси смотрели в небо и делали вид, будто это их совсем не касается.

— Однако не след нам забывать нынче о завтраке, — молвила Акка и расправила крылья, готовясь к полету.

В этот день Нильсу Хольгерссону удалось увидеть южную Далекарлию. Дикие гуси летели над огромными рудниками поселка Гренгесберг, над большими заводами у городка Лудвика, над железоделательным заводом Ульвсхюттан, над старой заброшенной фабрикой в поселке Гренгсхаммар к равнинам возле селения Стура Туна и к реке Дальэльвен. В начале пути, когда мальчик видел множество фабричных и заводских труб, поднимающихся над горными кряжами, ему казалось, что он снова летит над Вестманландом. Но он увидел и кое-что новое. Это была большая река, первая настоящая река, встретившаяся на пути Нильса! И он только диву давался, глядя, как катится широкий и могучий поток, пересекая всю Далекарлию. Когда дикие гуси добрались до плавучего моста у селения Турсонг, они повернули и полетели на северо-запад вдоль реки. Мальчик сидел, глядя вниз, на почти сплошь застроенные берега. У рабочих поселков Думнарвет и Кварнсведен он увидел большие водопады, которые давали жизнь бумажной фабрике и большим заводам. Он смотрел на реку и видел мирно покоившиеся там плавучие мосты из бревенчатых плотов, паромы, ходившие от одного берега реки к другому, множество бревен, которые неслись по реке, железные дороги, которые тянулись по ее берегам или пересекали ее. И тут только мальчик начал понимать, какая это полноводная и удивительная река.

Дальэльвен делала крутой поворот на север. В излучине ее было пустынно и безлюдно. Дикие гуси опустились на землю — пощипать травку на лугу. Мальчик тотчас сбежал вниз по высокому берегу — поглядеть на реку, которая текла внизу. Рядом с рекой проходила проселочная дорога, и путники переправлялись тут на пароме. Для мальчика это было в диковинку, ему очень хотелось посмотреть, как люди переезжают на другой берег, но, почувствовав внезапно страшную усталость, он решил немного поспать. «Ведь нынче ночью я почти не сомкнул глаз», — подумал он, заползая на густо заросший бугорок; укрывшись поплотнее травой и соломинками, он заснул.