Мальчик не зря целый день летал над Бергслагеном. Он сразу догадался, что в старые времена люди добывали в этом месте руду — оттого и образовалось большое ущелье. «Все же надо попытаться выбраться на землю, — подумал он, — а то дикие гуси могут не найти меня!» Только он собрался подойти к скале, как кто-то обхватил его сзади и грубый голос прорычал возле самого уха:
— Ты кто такой?
Мальчик быстро обернулся и в первую минуту подумал, что перед ним — большая каменная глыба, поросшая длинным буро-серым мхом. Но тут он увидел: каменная глыба передвигается на широченных лапах, у нее — голова, глаза и огромная пасть, из которой раздается глухое рычание.
Он не нашелся что ответить, да огромная звериная туша и не ждала ответа. Опрокинув мальчика навзничь, зверь стал обнюхивать его и переворачивать лапой с боку на бок. Нильсу показалось, что его вот-вот проглотят. Но зверь, видимо передумав, вдруг прорычал кому-то:
— Ворчун, Бормотун, детки мои, идите сюда, тут есть чем поживиться!
Тотчас, откуда ни возьмись, появилась пара лохматых малышей, с мягкой, как у щенят, шерстью, нетвердо державшихся на своих лапах.
— Что вы такое нашли, матушка-медведица? Можно поглядеть? Можно поглядеть? — завопили малыши.
«Вон что, стало быть, меня угораздило наткнуться на медведицу с медвежатами, — подумал мальчик. — Боюсь, Смирре-лису больше не придется охотиться за мной».
Медведица лапой подвинула мальчика к медвежатам, и один из них, схватив его зубами, тотчас кинулся бежать. Но кусал он его не больно, так как был настроен игриво и, прежде чем убить Малыша-Коротыша, хотел хорошенько позабавиться. Другой медвежонок помчался следом, чтобы вырвать мальчика, но, ужасно неуклюжий, свалился прямо на голову своему братцу. Медвежата стали кататься по земле, непрерывно ворча, кусая и царапая друг друга.
Мальчик, освободившись, подбежал к скалистой стене и стал карабкаться наверх. Тут оба медвежонка дружно ринулись за ним, быстро нагнали мальчика и швырнули его в мох, точно мячик. «Да, теперь я знаю, каково бедняге мышонку, когда он попадает в когти кошке», — подумал мальчик.
Много раз он пытался удрать. Он забегал в глубь старого штрека, прятался за каменными глыбами, влезал на березы, но медвежата находили его везде. Поймав, они тотчас же его отпускали, он убегал, его ловили, и все повторялось сначала. Медвежатам очень нравилась такая игра.
Наконец мальчик так устал и так ему все надоело, что он бросился плашмя на землю.
— Беги, — зарычали медвежата, — а не то мы тебя съедим!
— Ну и ешьте, — сказал мальчик, — больше я бегать не могу!
Оба косолапых малыша тотчас заковыляли к медведице и, захныкав, стали жаловаться:
— Матушка-медведица, матушка-медведица, он не хочет больше с нами играть!
— Тогда возьмите и разделите его поровну между собой! — посоветовала медведица.
Услыхав эти слова, мальчик так испугался, что тут же вскочил и начал снова с ними играть.
Когда настало время ложиться спать, медведица позвала малышей к себе в берлогу; расшалившиеся медвежата решили и завтра продолжить свои игры и забавы. Положив мальчика между собой, они придавили его с обеих сторон лапами, чтобы сразу же проснуться, едва тот шевельнется. Медвежата скоро заснули, а мальчик лежал и думал, что через некоторое время попробует украдкой выбраться и улизнуть от них. Но он ужасно устал — ведь никогда в жизни его так не швыряли, не катали, не гоняли и не вертели. И он сам не заметил, как под храп медведей тоже заснул.
Вскоре появился и сам отец семейства, папаша медведь. Мальчик проснулся, услыхав, как он спускается в старую шахту и под его лапами сыплются камни и щебень. Не смея пошевельнуться, Нильс все же вытягивал шею, пытаясь разглядеть медведя. Это был грубо скроенный, но могучий немолодой уже зверь с громадными лапами, большими сверкающими клыками и маленькими злобными глазками. Когда мальчик увидел этого старого хозяина леса, по спине его забегали мурашки.
— Здесь пахнет человеком! — громовым голосом взревел медведь, лишь только приблизился к медведице.
— Чепуха! И как тебе только такое в голову взбрело! — проворчала медведица, спокойно продолжая лежать на своем месте. — Ведь у нас нынче с людьми уговор: мы их не трогаем. Но если хоть один из них полезет туда, где живу я с детенышами, от него мокрого места не останется, не то что запаха.
Медведь улегся рядом с медведицей, однако не успокоился и не переставал фыркать и обнюхивать воздух.
— Брось вынюхивать! — взревела медведица. — Ты хорошо меня знаешь: неужели я допущу, чтобы хоть одна шерстинка упала с головы малышей?! Рассказывай лучше, где шатался? Я не видала тебя целую неделю!
— Я бродил в поисках места для новой берлоги — сказал медведь. — Сперва направился в Вермланд повидаться с сородичами в Эксхераде и узнать, каково им там живется. Да только зря я ходил. Все ушли оттуда. Во всем лесу не осталось ни одной медвежьей берлоги.
— Может, люди хотят остаться одни на земле? — пробормотала медведица. — Даже если мы не будем трогать скотину и людей, станем кормиться одной брусникой, муравьями да овсом — все равно в лесу нам жизни не будет. Куда бы податься, чтобы нас оставили в покое? — кипятилась она.
— Тут, в шахте, нам долгие-долгие годы жилось чудесно, — сказал медведь. — Но с тех пор, как совсем близко от нас построили этот завод — настоящую громыхальню, мне тут не по душе. Да, так вот, под конец побывал я к востоку от реки Дальэльвен, в рудничном поселке Гарпенберг, и осмотрелся. Там тоже немало старых буровых скважин и других хороших убежищ. Я думаю, в той округе можно жить в мире, подальше от людей…
В тот же миг медведь поднялся и стал бродить вокруг, обнюхивая воздух.
— Непонятно, стоит мне заговорить о людях, как я снова чую запах человека, — проворчал он.
— Пойди погляди сам, коли не веришь, — рассердилась медведица. — Да и спрятаться тут человеку негде.
Медведь, принюхиваясь, обошел всю берлогу. Наконец он снова лег, не вымолвив ни слова.
— Ну что, не говорила я тебе? — фыркнула медведица. — По-твоему, ни носа, ни ушей ни у кого, кроме тебя, нет!
— При таком соседстве, как у нас, излишняя осторожность не помешает! — совсем тихо возразил медведь.
Но тут же, громко зарычав, вскочил. На беду, один из медвежат положил лапу на лицо Нильса Хольгерссона, и бедняга просто задохнулся. Он принялся громко кашлять, чихать, и тут уж медведица не могла удержать мужа. Расшвыряв медвежат направо и налево, он увидел мальчика, прежде чем тот успел подняться.
Медведь тут же проглотил бы Нильса, если бы к ним не бросилась медведица.
— Не тронь! Я отдала его малышам! — заревела она. — Им было так весело с ним, что они не захотели его съесть, а решили оставить на завтра.
Но медведь отшвырнул и жену.
— Не лезь не в свое дело! Неужели ты не чуешь, что от него за семь миль несет человеком! Я его сию минуту съем, не то он сыграет с нами злую шутку!
Он снова открыл пасть, но мальчик, воспользовавшись ссорой медведей, успел вытащить из котомки серные спички — в них была вся его защита. Чиркнув спичкой по кожаной штанине, он сунул ее медведю прямо в пасть.
Медведь фыркнул, почуяв запах серы, и огонек тут же угас. У мальчика была наготове новая спичка, но, к его удивлению, медведь больше не стал на него кидаться.
— А много у тебя таких голубых розочек? — спросил медведь.
— Столько, что я могу сжечь весь лес дотла! — приврал Нильс, желая запугать медведя.
— А может, тебе под силу спалить и дом, и усадьбу? — продолжал допытываться медведь.
— Да, и это мне ничего не стоит, — похвастался мальчик, надеясь, что медведь станет бояться его.
— Вот хорошо! — обрадовался медведь. — Этим ты сослужил бы мне добрую службу! Хорошо, что я не съел тебя!
С этими словами медведь, осторожно и бережно взяв мальчика в зубы, стал вылезать из берлоги. Несмотря на свой огромный рост и необычайную тяжесть, медведь поразительно быстро и легко взобрался наверх и пустился бежать в лесную чащу. Созданный для жизни в дремучих лесах, он свободно проникал в самые густые заросли и стремительно несся вперед, как лодка по воде.
