— А что ещё тебе нравится? — произнёс он тоном заправского Дон Жуана.

— Когда тепло и сухо, — не поддалась я на провокацию и с усилием отлепила от себя наглые Варламовские лапы.

— Но согласись, кое-где всё же лучше, когда мокро? — и он прямо сквозь юбку накрыл ладонью и сжал то место, которое поэтично называют венериным холмиком.

— Владимирович, сейчас это уже не флирт, это домогательства! — возмутилась я, и небо, согласное со мной, сердито сверкануло молнией, а пару секунд спустя оглушающе грохотнуло и дождь полил с утроенной силой.

— Ууу, Горошкина, да ты у нас ведьма, что ли? — усмехнулся Варламов и легонько мазнул губами по моей шее, только после этого отодвинулся в сторону. — Тогда понятно, почему у меня от тебя башню сносит.

— Я ведьма, только если разбудить меня слишком рано и вовремя не накормить, — буркнула я, поворачиваясь к дереву спиной. Призадумалась. — Чёрт, да ведь сегодня именно так и было! Владимирович, сорян, если что не так, но обратного хода колдовство не имеет, придется тебе с этим жить.

— Нет, это тебе, Женечка, придётся с этим что-то делать! Приворожила честного человека — будь добра, неси за свои поступки ответственность!

— Ещё скажи замуж тебя взять, горемычного, — хмыкнула я. — Остынь, дядя, лучше давай решать вопрос дня: куда прятаться в лесу от грозы, если под деревом нельзя, а без деревьев тут никак?

— Возможно, стоит найти поляну? — всерьёз озадачился старпер. — Фак, я не помню.

— И я не помню, — грустно вздохнула я. Какое-то время мы сосредоточенно молчали, пытаясь решить эту головоломку. Может, надо спрятаться в кустах? Или и впрямь поляну поискать?

А потом молния сверкнула где-то совсем-совсем рядом и мы с Варламовым так рты и раскрыли. Потому что совсем рядом, в какой-то паре сотен шагов, за деревьями прятался небольшой домик. Мы с лёгкостью заметили бы его днём, сейчас же он полностью сливался с темными силуэтами деревьев, только вспышка молнии и помогла обнаружить наше возможное пристанище на эту ночь.

— Ну точно ты ведьма, — с восхищением произнёс Льдина и совсем не к месту меня поцеловал.

Убью его. Вот из лесу выберемся — лично, своими руками придушу!

ЯН

Лесной домик встретился нам очень вовремя. Ввалились в него, наслаждаемся ощущением, что сверху больше не льёт. Ввалились не просто так — со взломом, благо, ключ нашли под крылечком. Домик небольшой, одна комнатушка, где и кухня, и спальня, и всё остальное, в туалет только отдельная дверка. Горошкина с тоской смотрит на камин, я тоже поежился, вздыхаю.

— Разжигать нельзя. Во-первых, по дыму могут выследить, во-вторых, в грозу вроде нельзя.

Кое-как в полумраке нашарили на полочке свечки со спичками, сообща решили, что свечка не камин, можно и в грозу.

Со светом вокруг не так мрачно стало, мы смогли осмотреться. Судя по слою пыли, давненько здесь никого не было. Однако в кухонном загашнике нашлись и крупы, и макароны и довольно свежие консервы, так что дом наверное не заброшенный, просто посещают его нечасто. Надеюсь, хозяин — а домик явно холостяцкий — поймет и простит. Оставлю денег на столике, будем считать, что мы с Горошкиной сняли эту халупу на ночь.

— Поскольку горячий чай нам не светит, да и поздно уже, предлагаю лечь спать, — выдвинул предложение и покосился на укрытый шерстяным одеялом топчанчик. Других вариантов для сна в домике не имелось, ни дивана, ни кресла, на полу спать тоже так себе вариант. Вдвоём мы втиснемся только впритык, интересно, Горошкина это понимает?

…Фак, да что ж такое-то? Только подумал об этом — опять стояк! Что за дрянь мне подсыпали, сонливость вроде прошла уже, а вот возбуждение нарастает и нарастает. Всю дорогу лез к врединке как маньяк озабоченный, и под деревом лез, и сейчас не прочь. Но… здесь? На чужой кровати, даже без простыни, среди пыли и без возможности душа??? Потерплю до дома, спасибо.

Горошкина точно ведьма! Только я насчёт постельного белья пригорюнился, смотрю — выуживает из-под стола короб на колёсиках, а в коробе как раз и простыни, и наволочки, и пододеяльник. Чистые, хоть и стираные, ура! Значит, не совсем бомжами спать будем.

— Помочь чем? — спросил, видя, как ловко кудряшка наше спальное ложе застилает. Она разогнулась, посмотрела на меня этак оценивающе, я почти услышал мысленную оценку "белоручка-рукожоп, как бы ещё хуже не сделал со своей помощью". Эй, между прочим, это я тут большой босс! Постель стелить ума не надо, я компанию свою с нуля поднимал, это вам не хухер-мухер! Нечего на меня так скептически смотреть!

Горошкина вздохнула, подошла к кухонному уголку, покопалась в ящиках.

— Держи, если серьезно помочь хочешь.

И протягивает мне два видавших виды ведра. Смотрю на них, как блондинка на компьютерную начинку, в голове только один вариант использования. Но меня же ведь не погонят за водой в ночь и дождь?!

— Что мне с ним делать? — решаю всё же уточнить.

— За дверь поставь, за ночь туда вода наберётся и я после нас бельё постираю, не оставлять же хозяину грязное.

Разумно. Мне бы это и в голову не пришло, я привык — заплатил, переночевал и всё, технические вопросы не моя проблема. Но как же неохота опять туда, под дождь!

Ладно, там делов на две минуты, я быстро.

— Возле двери не ставь, — донеслось мне в спину, — а то утром будем выходить, спросонья опрокинем.

Можно подумать, я бы сам не догадался! Поставил ведра, нашёл для них даже подставку зацементированную. Вернулся ещё более мокрый и продрогший, чем был. Всё, нахрен всё, хочу в тепло, под одеяло. Кажется, я готов понять Горошкину с её "сухо и тепло".

— Дядь, ты чего удумал? — пискнула врединка, таращась на меня во все глаза, пока я расстёгивал пуговицы на рубашке. Пиджак уже лежал бесформенной кучкой на табуретке — стульев со спинкой в доме не было.

— Раздеваюсь, — пожал плечами я. — Мне холодно и мокро, не хватало ещё простыть. Ты тоже, кстати, можешь начинать — мокрую я тебя в кровать не пущу.

Горошкина так на меня и вытаращилась. Проморгалась. Я успел с рубашкой управиться и к ремню уже потянулся.

— Мы что, голышом будем спать? — пропищала она голосом полузадушенной мышки. — Вместе? В одной кровати?

Гляди-ка, дошло наконец.

— Извини, других вариантов нет, — я честно старался не улыбнуться. — Кровать тут одна и я не настолько джентльмен, чтобы на полу коченеть, пока ты под одеялом будешь нежиться. Можешь оставить трусики, если тебе это принципиально, но я бы не рекомендовал. Слышал, застуженные придатки — это жесть.

Понятия не имею, что за придатки, кроме того, что это что-то бабское, и что моя бывшая под предлогом их незастужения постоянно раскручивала меня на шубки.

— Ладно, но ты, чур, спишь у стенки, — сообщила мне врединка после долгого задумчивого пыхтения. Ляжешь, глаза закроешь, и пока я раздеваюсь — не подглядываешь!

Ой, подумаешь, чего я там не видел? У меня воображение хорошее, я и с закрытыми глазами всё представить могу.

Вашу мать, опять возбудился! Не-ет, ведьма Горошкина, как есть ведьма! Я таким озабоченным в подростковые годы не был, а тут…

Чтобы не выдать себя палаткой под одеялом, повернулся на бок. Ничего же не будет, если аккуратно, одним глазком посмотрю? Ну, мало ли, а вдруг моя помощь потребуется, расстегнуть чего-нибудь?

Приоткрыл один глаз. Подохренел. Горошкина стоит спиной, в ореоле неясного света от свечки. Блузки с пиджаком на ней уже нет, и я, сглотнув, понимаю, что и лифчика тоже. Врединка нагибается, стягивает юбку. Подробностей не видно, только подсвеченный по краям силуэт, но, мля, от этого вид только ещё более эротичен. Спинка такая аккуратная, ладная, не сутулая, движения плавные, гибкие, явно у девчонки с балансом всё в порядке. Я вон в такой же позе трусы стягивал, чуть не навернулся, а эта как заправская стриптизерша — ножку приподняла, опустила, потом другую, как-то умудряется юбку не уронить, у меня бы брюки давно свалились. Тянется куда-то, смотрю — повесила юбку на натянутую под потолком верёвку, там уже висит остальная её одежда и моя тоже. Ах, какое это зрелище! Как жаль, что Горошкина повернута спиной, спереди это, наверное, вообще бы отвал башки. Веревка натянута высоковато для врединки, поэтому она подпрыгивает, чтобы перекинуть через верёвку юбку. Упругая попка так и скачет перед глазами. Прыжок, ещё один… Юбка перекидывается, как надо, Горошкиной остаётся её немного расправить, для чего она вся вытягивается в струнку, встаёт на цыпочки. Оторванные от земли пятки беззащитно белеют там, в полумраке возле пола, вызывая странное умиление.