– Но если приведешь самозванцев, назад не уйдет никто.

– Не понимаю… Вызвали, чтобы показать могилу, заинтриговали, а теперь начинаются запугивания. Это что, способ вытащить меня сюда и морочить голову?

В это время на реке показался белый катер с розовым флажком на мачте и женской фигуркой на палубе. Амазонки побежали встречать, забыв о Бурцеве, и стало ясно, что прибыло начальство. Катер лихо причалил к камням чуть ниже машины, и женщина с карабином за спиной соскочила на землю, направившись к Бурцеву, женщины что-то говорили ей на ходу, а она лишь кивала и смотрела вперед.

На приехавшей не было никакой косметики, чем она и отличалась от остальных. Да еще нашивками на груди и рукаве – «Начальник охраны заповедника». Две женщины сели в джип и тут же уехали, все остальные погрузились в катер, и он поплыл вверх по реке на хорошей скорости. Бурцев улучил момент, когда начальница выйдет на палубу, и последовал за ней.

– Меня притомили вопросами, – сказал он напористо. – Но никто не ответил на мои. А они продиктованы не простым любопытством.

– Ты принял условия Тропинина. Что еще нужно? – глядя вперед, проговорила начальница.

– Например, откуда этому человеку известна моя фамилия? Мы с ним встречались?

– Нет, никогда. Но ты был в Студеницах, и у вас есть общие знакомые. К тому же тебя назвал Прозоров.

– Он и Тропинин – это не одно и то же лицо?

– Ни в коем случае.

– Но можете объяснить, кто этот человек?! Почему я должен играть в ваши темные игры?

– Это могу. Андрей Александрович Тропинин – престолоблюститель.

– И какой же он блюдет престол?

– Русский престол, – отчеканила начальница. – Или считаешь, такового не существует?

– Матка сейчас в Дворянском Гнезде? – в упор спросил Бурцев.

– На такие вопросы не уполномочена отвечать. – Она ушла на другой борт и спряталась за рубкой.

Около часа, не сбавляя скорости, катер летел по реке, затем вошел в протоку и закружился среди гор и лесов. Иногда он вырывался на озерный простор, прибавлял ходу, разгоняя с фарватера привыкших ко всему, невозмутимых лебедей. Лишь единожды он причалил к берегу, и на борт поднялись еще две женщины в егерской униформе и вооруженные карабинами СКС. Бурцев старался запомнить дорогу, но разобраться в сложной, запутанной сети водоемов оказалось невозможно, разве что угадывалось общее направление, чего было слишком мало, если придется назад выбираться самостоятельно.

Наконец суденышко выплыло на большое озеро, где под горой, на уступе, высился причудливый каменный дом с башенками. На деревянном причале катер встречал высокий человек в черном одеянии, напоминающий каменное изваяние. Вначале он показался древним старцем, опирающимся на посох, но, когда катер приблизился, Бурцев рассмотрел молодого, лет тридцати, монаха: борода его оказалась не седой, а светло-русой и пушистой.

– К престолоблюстителю следует подходить без головного убора, предупредила внезапно появившаяся за спиной начальник охраны. – Оружие мне!

Он вытащил пистолет, не глядя сунул в протянутую руку. Начальница выждала, когда набросят чалки и борт вплотную подойдет к пристани, сказала в спину:

– Лишних вопросов не задавать.

– Что значит – «лишних»? – спросил Бурцев, испытывая последние конвульсии собственной воли.

– «Лишних» – это значит лишних! – прошипела она вслед…

Назад он вернулся только к утру следующего дня и сразу же стал собираться домой. Уезжать следовало инкогнито, поэтому Бурцев решил уехать автобусом до областного центра, а там сесть в самолет.

Было еще рано. Чтобы не тревожить хозяев, он осторожно пробрался к себе на чердак – благо, что двери всю ночь не закрывались из-за постояльцев, собрал вещи и отправился на первый автобус.

Пристань и автовокзал были тут совмещены – два деревянных здания напротив друг друга, а между ними площадь, заставленная вездесущими палатками и табуретками, с которых торговали местными сувенирами и медом. Несмотря на ранний час, народу было много, подошел туристический теплоход, и начался импровизированный праздник: играли гармошки, плясали какие-то ряженые в масках – в общем, шоу-бизнес был в самом разгаре. Уехать отсюда незамеченным было довольно просто, и все-таки Сергей не стал искушать судьбу, не полез в толпу, а ее краем прошел в здание автовокзала, купил билет и встал на посадочной площадке. И только подумал, дескать, хорошо бы сейчас посмотреть на этого пришлого Гелю, будто бы околачивающегося на вокзале, как тут же заметил среди гуляющих высокого, но сутулого человека с огромной, до пояса, черной бородой, длинными, густыми и желтыми от седины волосами и вида затасканного, грязного. Из коротких дерюжных штанов торчали босые ноги с пальцами врастопырку, вместо рубахи – черный рабочий халат – словом, чудовище, стареющий, выброшенный из стаи орангутанг. Бурцев точно определил, что это и есть блаженный Геля.

Он шел медленно, вглядываясь в лица людей, иногда кого-нибудь останавливал, что-то говорил, махал руками и шел дальше. Зрелище было забавное, странное и притягивало внимание. Сергей встал за спины пассажиров на площадке и стал незаметно наблюдать. А Геля пересек улицу и направился точно в его сторону, неторопко озираясь. Он приблизился к трубчатому ограждению, мимоходом поклонился людям и остановил свой взгляд на женщине с вещами на ручной тележке. Понаблюдал и смело шагнул к ней и поклонился…

Бурцев был рядом и увидел глаза – глаза здорового, сильного и умного человека, причем взгляд отличался какой-то неброской пристальностью, возможно, с элементом гипноза: обычно на такой взор обязательно обернешься. Женщина сначала отвернулась, но Геля зашел с другой стороны и поклонился еще раз. Гул на площади и тарахтящие автобусы не позволили расслышать, что он говорил, казалось, просил милостыню, но женщина вдруг сказала что-то резкое и ушла в толпу. Геля посмотрел ей вслед, снова поклонился и отошел, сначала к ограждению, потом оказался перед Сергеем.

И только в этот миг Бурцев почувствовал опасность: под видом лохматого бродяги запросто мог быть агент спецслужбы! Прикрытие великолепное, это не опера-костоломы, привыкшие изображать бандитов и жить с шиком. Помнится, головорез Елизаров в Зубцовске чуть только был покраше…

Убегать, скрываться в толпе – вызовешь внимание публики…

– Почему ты на меня смотришь? – тихо и выразительно спросил Геля. – Ты меня знаешь?

– Не знаю, – осторожно проговорил Бурцев, сбитый с толку. – Только догадываюсь…

– А почему так смотришь?

– Притягивает образ, неожиданный вид…

– Не правда, ты смотрел иначе. Ты изучал меня… Наблюдал за мной. Ты что-то слышал?

– Да, говорили… Тебя зовут Геля.

– И знаешь, кого я ищу?

Врать и изворачиваться было бесполезно, этот убогий с пронзительным разумным взглядом чувствовал ложь.

– И это говорили. Ты ищешь матку.

– Правильно, я искал матку. А еще кого?

– Больше ничего не знаю…

– Врешь! Знаешь, вижу! Или должен знать. Ты человек новый здесь, не дурак и не гармонист. Я всех в лицо запомнил – тебя не видел. Кто ты? Только не говори, что блаженный.

– Не говорю… Я приезжий, как и ты. Сейчас пойдет мой автобус.

– Поймал! Как говорят полицейские в Америке, лучше молчи. Иначе все будет истолковано против тебя.

Он схватил Бурцева за предплечье, и стало понятно – не вырваться. Рука гориллы или безумного человека…

– Что вы хотите? – спросил Сергей, чувствуя, как немеет рука, передавленная пятерней, словно медицинским жгутом.

– Ничего не хочу. Но ты что-то хотел от меня? Признавайся, промедление очень опасно.

Он, гад, схватил правую руку, так что пистолет из плечевой кобуры никак не выдернуть левой, а больше ничем от него не отбиться. И милицию покричать – не дозовешься, потому что ее вблизи нет. И люди, ожидающие посадки, заметив такое дело, отошли подальше, чтобы не вмешиваться. Сроду не подумаешь, что разбираются между собой совсем незнакомые люди – эдакая доверительная беседа, междусобойчик старых приятелей…