Карогод пригубил фужер, сделал небольшую паузу, словно перед броском.

– Я нашел хорошую замену Слухачу. Старик даже глазом не мигнул, вероятно, не поверил.

– Поздравляю. Значит, тебе повезло. Бог послал… Или черт.

– Так что не перевелись еще на Руси ясновидцы.

– А на кой он ляд теперь-то? – вздохнул генерал. – Развалят СССР, изменят ядерную доктрину. Центр ликвидируют в первую очередь. Если вообще догола не разденутся… Так что Удара возмездия не предвидится, скоро будешь ты нормальный безработный.

– Да, перспектива! – усмехнулся Гелий. Видимо, Непотягов еще не знал о грядущей перестройке в Центре.

– За кордон не отпустят, хотя за твои мозги хорошо бы заплатили, продолжал рассуждать он, забрасывая стружки в камин. – Насколько я помню, ты же специалист по космическим вооружениям?.. И здесь тебя станут пасти, как сейчас меня пасут. Шагу без присмотра не сделаешь, как в колонии строгого содержания. Внуки приезжают, так и их отслеживают: куда пошли, с кем встретились, о чем говорили после визита к дедушке… Влип ты, парень! Угораздило же тебя под самый занавес в этом секретном дерьме уделаться.

– Неужто так строго?

– Не то слово… А что он может, этот твой новый ясновидец?

– Ничуть не хуже вашего. Ну, будем здоровы! – усмехнулся Гелий и выпил. Правда, у него нет Небесной Покровительницы, все про какую-то матку говорит. И еще ему дети мерещатся с мертвыми душами.

– Дети? – отчего-то напрягся генерал. – Какие дети?

– Я вот так же подскочил, – признался Карогод. – Надеюсь, вы мне в наследство детей там не оставили? А то из меня воспитатель никудышный.

– Нет там никаких детей! Что за психа вы себе добыли?

– Да он не просто псих. – Гелий ощутил легкое внутреннее торжество перед важным моментом. – Есть у него кое-что и положительное. Например, рассказал мне, как и с помощью каких сотрудников Центра вам удалось умыкнуть Слухача средь бела дня. Фамилии назвать?

– Не надо, – потускнел старик. – Да… И правда, не перевелись еще на Руси ясновидцы. Ловкий ты парень, пожалуй, тебе безработица не грозит…

– Это точно! Я побеседовал с вашими помощниками. Рушниченко и Словацкий подтвердили предсказания. И вас сдали, генерал. Потому что боятся безработицы. А вот вам кое-что грозит. И на старые заслуги не посмотрят. Не мне вам рассказывать, что такое внезапная и острая сердечная недостаточность. Тем более вы пожилой человек, всю жизнь на нервной службе…

– Ты мне нравишься. Я тоже в молодости был шустрый.

– Я предлагаю выход из положения следующий, – нажал Карогод. – Вы, товарищ генерал, докладываете мне, где сейчас находится Слухач, а я после того, как верну его в Центр, – забываю о вашем недальновидном поступке. Случается же и у молодых провал в памяти?

Непотягов оставил свое занятие, присел рядом, по-стариковски оперся о свои колени.

– Случается и у молодых, и у старых…

– Надеюсь, у вас их пока не наблюдается, – заметил Гелий и тут же спросил резко:

– Зачем вы изъяли Слухача из Центра?

– Эх, не хотелось бы от сердечной-то недостаточности…

– Можно и за решетку в лучшем случае. Там вольный человек остается вольным. Не так ли?.. Так зачем? Куда? С какой целью? Чтобы мне напакостить?

– Ив мыслях не было! Напакостить… Какое слово нашел. – Старик вздохнул.

– Что же было… в мыслях?

– Я ликвидировал Слухача, – вдруг спокойно признался Непотягов. – Отвез на военный полигон под Черкашино и расстрелял в овраге. Берег потом подорвали и похоронили.. А надо было бы еще кол осиновый вбить, чтобы не вылез!

Карогод встал, подбросил несколько горстей стружек в камин, полюбовался, как горит.

– Зачем?.. Был приказ сверху?

– Да не было никакого приказа! – внезапно взорвался генерал, показывая свое великолепное мастерство блефа. – Дадут они приказ, жди!.. Сам. Грех на душу, может, взял!.. Только не мог его оставить на свете, потому что он сатана! И сила у него сатанинская! А мало ли как собираются использовать его новые власти? Посадят в телевизор – весь народ с ума сведет!.. Им давно интересуются самые разные службы. У многих есть на него виды. Ведь он же не больной. В нашем понятии, конечно, сумасшедший. На самом деле это не болезнь… Эх, знал бы ты, что в твоем Центре творится! Без твоего ведома.

– Что же там творится? Без моего ведома?

– Откровенно сказать, я и сам не знаю. За моей спиной в последние годы… Вот ты молодой, попробуй узнай!.. Как я Слухача мог оставить? Нет уж, сатану лучше ликвидировать, на душе спокойней.

– Как же это вы решились на такое? – после паузы спросил Гелий, будто бы переживая за старика.

– Как решился?!. А так! Не забывай, что я создал и где служил. Я привык принимать самостоятельные решения. И это – Удар возмездия! Всем! За гибель страны, за будущие мытарства народа, за позор и унижение!

Глаза старика горели справедливым и совершенно праведным огнем…

Летом восемьдесят седьмого года в этих местах, говорят, стояла такая жара, что почти как в Средней Азии к августу скукожились и облетели листья с деревьев. Потом и осень выдалась без дождей, и от того песчаная земля не смерзлась и теперь, в двадцатиградусный мороз, легко осыпалась и стекала в яму тонкими скользящими ручейками

А стоять пришлось у самого края, поскольку с другой стороны гроба пристроились местный судебно-медицинский эксперт со своими чемоданчиками, начальник уголовного розыска и фотограф с аппаратурой – ему оттуда было удобнее снимать Бурцеву казалось, что твердь из-под ног медленно уплывает в могилу, и потому постепенно отступал, вплотную прижимаясь к вынутой из ямы обшитой кумачом домовине. Так что, когда могильщики, и они же понятые, сняли крышку, он оказался у изголовья, словно близкий родственник.

По просьбе фотографа процесс эксгумации делали поэтапно, давая время для съемки. Покрывала можно было не снимать, и так видно, что головы у покойного нет, однако эксперт отвернул край дешевенькой белой ткани с нашитым черным крестом, и Бурцев непроизвольно отшатнулся, чуть не свалившись в яму, удержал могильщик, ловко зацепив за воротник жесткой, костлявой пятерней.

– Спасибо, – сказал Сергей, освобождаясь от хваткой руки.

Без особых исследований можно было заключить, что голова худенького, утлого и почти невесомого старичка не отрублена, а аккуратно отрезана опытной хирургической рукой по первый шейный позвонок: нож даже не коснулся межпозвонкового диска. А на подушечке остались неглубокая круглая вмятина и церковный венчик, изорванный и скомканный в шарик.

– Ну вот, что я говорил? – победоносно заключил могильщик, удержавший Бурцева, и посмотрел на начальника местной уголовки. – Я когда сам заглянул, аж тошно стало.

– Не мешай работать, – буркнул тот, обрывая с усов белые сосульки.

Эксперт дождался, когда закончится съемка, и снял с покойного покрывало, сунул его могильщику. Сергею бросились в глаза тонкие синеватые ручки старичка, сжимающие молитву-грамотку, как-то очень уж небрежно всунутую в кулачок, однако в следующий миг он заметил на правом указательном пальце большой литой перстень с крупным зеленым камнем. Фотограф понял его желание, отдельным кадром снял руки, и после того Бурцев осторожно освободил палец от перстня.

Несомненно, это была старинная ювелирная работа талантливого мастера. Искусно ограненный изумруд удерживался тончайшими витыми лепестками, незаметно врастающими в основание перстня, и, просвеченный солнцем, камень зеленил желтый металл, заставляя светиться и его.

– Ого! – сказал могильщик, дыхнув в затылок перегаром. – Вася, гляди-ка, ничего себе прикид у жмурика! Гляди, гляди! Мать моя женщина!..

Второй могильщик полез было на сторону Бурцева, но тот спрятал перстень в пластиковый пакетик и убрал в карман. «Прикид» действительно был не по одежке: покойного обрядили почему-то в поношенные солдатские брюки, гимнастерку и опоясали обыкновенным брючным ремнем. Разве что хромовые сапоги новые, блестящие, не знавшие дорожной пыли. А перстень надели никак не по солдатскому чину…