— Зачем тогда было заводить семью? Путь повелителей разума с этим плохо совмещается, как я успел узнать.

— Природа. Глупость. Наивные ожидания. Самоуверенность, — зачитала она так, будто находилась в зале суда в качестве судьи и заключенной. — Выбери любой из вариантов. Как бы там ни было, что сделано, то сделано.

— Когда ты появилась в моём разуме?

— Когда гонялась за тобой с ножом по дому.

— Как это возможно? — не поверил я в сказанное.

— Дело в том, — тень внимательно смотрела на меня. — Что разум тех, кого называют господами, сильно отличается от новичков. Делать несколько дел — плевая задача для нас.

— Если тебе хватило разумения оставить тень, почему… — я попытался подобрать слова, но ком застрял в горле.

— Почему не остановила это безумие? — лицо матери помрачнело. — Потому что не могла. Я проиграла ту битву. Внушение, которое Ата оставила мне, было подавляющим и доминирующим. Она всегда считала меня эгоистичной, насквозь фальшивой сукой и хотела доказать это, через смерть.

— Каким образом? — спросил я, зная, что ответ мне не понравится.

— Приказ звучал так: убей того, кто тебе дороже всего.

И она попыталась убить меня.

Я прикрыл глаза, осмысливая эту новость.

— Я отказываюсь в это верить, — слова вырвались раньше, чем я что-либо действительно осознал.

— Конечно. Ты ведь почти три года жил с мыслью, что я тебя ненавижу, — вздохнула мама. — Прости меня за это. За всю историю.

— Почему я? Если это правда, почему я?

— Ответ тебе не понравится.

— Отвечай! — прокричал я, сорвавшись.

— Нервы ни к черту, — вздохнула женщина. — Разве этому я тебя учила?

— Ты меня ничему не учила. Ты всего лишь тень, оставленная неизвестно кем.

— Вот как, — тень прищурилась.

Этот прищур я тоже знал. Когда мама так делала, доставалось всем.

— Тогда слушай и не перебивай. Али в тот период была подростком. Упрямым, вздорным, со своим мнением. А ты был сладким мальчиком, таким милым, беспечным, в чём-то забавным. Так сложилось Курт. Чувства — это зачастую иррациональная часть людской жизни. Приказ был конкретным, и я сама не знала, как он будет исполнен, пока ты не вошёл в дом. В конечном счёте я рада, что так вышло.

— Рада? — процедил я сквозь зубы, чувствуя, как внутри всё переворачивается, а моё сердце выдирают заживо.

— Да, рада. Ты думаешь, что я при жизни была добрым, всепрощающим, невинным человеком?

На этот раз раздался смех, которого я никогда не слышал.

— Ты всего ничего живешь жизнью повелителя разума. Как думаешь, через что мне пришлось пройти, чтобы стать госпожой?

— Убить десятки людей, — догадался я.

— Сотни. А ещё плести заговоры, интриговать, подчинять и манипулировать. Тебе тоже это предстоит, если хочешь выжить.

Тень замолчала, я тоже не нашёлся, что сказать. Так и сидели какое-то время, разглядывая друг друга.

— Расскажи мне всё. Я хочу понять, что произошло.

Мама рассказала.

— В тот день, незамеченная тобой, в моём разуме проходила битва. Внушение сделало меня безумной, но в то же время я пыталась его побороть. Не смогла, как ты понял. Единственное, что удалось — оставить тень в твоем разуме. Тогда я подозревала, что ты тоже обретешь способности.

— Ты ведь могла меня легко убить.

— Могла. Если бы не сопротивление, я могла бы приказать остановиться твоему сердцу или сделать что угодно.

Это звучало логично. Сейчас я куда лучше представлял, на что способны повелители разума, им уж точно не надо гоняться с ножом за ребенком.

— Но погоди, — нашёл я неточность. — Почему у тебя вообще осталась сила?

— Потому что Ата не смогла поглотить всё. Или, может, оставила кусочек, чтобы я не сдохла раньше времени. Хотела поглумиться.

Это прозвучало куда более натянуто, чем остальное, но я кивнул.

— Почему Ата не устроила зачистку после твоей смерти?

— Думаю, ей плевать. Разве есть богам дело до червей? — пожала плечами мать.

— Так просто?

— А чего ей бояться? Что ты отомстишь? Тебе ещё лет двадцать понадобится, чтобы стать ей ровней. Не обижайся, Курт. По меркам настоящих повелителей ты слабак. Но не будем об этом. Меня оставили в твоем разуме как послание-извинение.

— Будем считать, что извинение я услышал.

— Ты злишься, я чувствую. По опасному пути идешь. Извинение не единственная причина того, что я здесь. Вторая причина — это обучение.

Не выдержав, я рассмеялся.

— Ты увидел в этом иронию, — понимающе кивнула она. — Так нуждаться в ответах, когда они были внутри тебя.

— И что, ты сейчас мне выложишь все секреты?

— Нет. Я мало что успела передать. Трудно это было. Поэтому расскажу основы.

— Что ж, давай послушаем, — с сарказмом ответил я.

Внутри творилось черт знает что. Не зная, как реагировать, я закрылся и постарался отгородиться от чувств. Сделал ровно то же самое, чем занимался последние три года.

— Слушай, Курт. Слушай и мотай на ус. Ты влип в большие неприятности, не представляешь насколько.

Часы предательски показывали начало одиннадцатого, когда я проснулся. Смутно помнил, как отец будил меня, но был проигнорирован. Несмотря на поздний подъем, я не чувствовал себя выспавшимся, скорее наоборот.

Разговор с тенью-мамой затянулся и закончился тем, что она передала мне всю свою любовь, растворившись и слившись с моей психической силой.

Стоило вспомнить об этом, как по груди разбежалось приятное тепло и брызнули слезы. Сначала слезы тихого счастья и радости, а потом глухой боли. Эта любовь была вложена в тень. Мать так поступила, чтобы обмануть внушение. Вырвала из себя все чувства, не только ко мне, но и к дочери с мужем. Вследствие чего она убила себя, а не меня или кого-то из нас.

Одна эта мысль приводила меня в такую ярость, которой я ещё не видел. И сейчас тоже не видел. Эта ярость зрела внутри, не выходя наружу. На поверхности было тепло, несмотря на испытываемую боль.

Я вновь переживал смерть мамы. Но на этот раз совсем по-другому.

Пребывать в тех чувствах, что меня захватили, было заманчиво. Я бы не отказался весь день провести, копаясь в памяти и вспоминая маму. Но были другие дела, не требующие отлагательств.

От Сони висели непрочитанными несколько сообщений. Утром она поздоровалась и спросила, как я. В последующие три часа ещё спрашивала и выражала беспокойство.

— Всё в порядке, — написал я. — Разоспался что-то.

Девушка ответила почти сразу.

— Тебе можно. Я в школе. Здесь тихо. Если не считать занудства училки, ничего не происходит. Какие планы на сегодня?

— Надо уладить один вопрос. Напишу, как освобожусь.

Больше сообщений не было, и это настораживало.

Прошло достаточно времени, чтобы последовала какая-то реакция в ответ на убийство торговцев талантами. Тут и дураку понятно, что первым делом, когда узнает, Паук подумает на меня. Но почему он молчит? Ждёт, когда сам в гости загляну? Ещё не узнал? Спускался в своих мягких тапочках вниз, поскользнулся и свернул шею на лестнице? Звучит заманчиво, но что-то подсказывает, причина в другом.

Горевать по этому поводу я не собирался. Неизвестность напрягает, но это затишье я использую с пользой и для начала выведу отца из-под удара.

Быстро собравшись и перекусив, отправился к нему на работу. Попутно ещё сестре написал, узнал, как дела. Та ответила, что всё в порядке, сказала, что на парах и сейчас не может говорить.

Надеюсь, несколько дней она протянет. Одна проблема с сестрой решилась, но сразу появилась другая, не такая острая, но и её нужно будет решить.

Пока ехал, думал о том, что рассказала мама. Еретик не прогадал. Я ещё не раз проверю свою память, выискивая доказательства того, что это не обман, но сейчас… У меня появилась личная мотивация убить Ату с максимальной жестокостью. Жаль, что эта задача не по силам мне в ближайшие несколько лет минимум, и непонятно, на что рассчитывает Еретик. Использовать меня как пешку и отвлечь внимание — вот мой предел полезности.