Несколько раз лодке приходилось резко менять курс, чтобы обходить ледяные поля и крупнобитый лед. Мелкий лед Житков форсировал в надводном положении.

По мере продвижения к югу, встречи со льдом делались реже, и, наконец, лодка вышла на чистую воду. Небо над горизонтом впереди было темным. Это свидетельствовало об отсутствии льда и там.

Но вместе со льдом кончилось и спокойное море. Шквалистый норд-вест гнал сердитые короткие волны. Они с шипением нагоняли друг друга, пенными бурунами обрушивались на низкую палубу лодки, обдавали вахтенных на рубке непрерывными каскадами брызг, которые почти тотчас замерзали. Поверхность рубки, плащи вахтенных – все покрывалось коркою льда.

Ветер усиливался. Росла высота и скорость волн. Как хорошо было бы теперь получить метеосводку! Но Житков не хотел ни на одну лишнюю минуту включать передатчик, чтобы не дать никому возможности запеленговать лодку. По стремительности, с которою падал барометр, он заключил, что шторм будет свирепым, но, вероятно, кратковременным. По-видимому, циклон быстро двигается с запада на восток.

Житков надел непромокаемое пальто и поднялся на рубку. Ветер гнал снег с такой силой, что невозможно было выдержать уколы снежинок. Предохранительные очки сразу залепило, и снег примерз к стеклам. Житков закрыл лицо руками, стараясь сквозь пальцы разглядеть, что делается впереди. Белый неприглядный саван опустился на море. Рокот невидимых волн казался особенно зловещим. Качка становилась все сильней. Держаться на мостике можно было, лишь вцепившись в поручни.

– Что показывает креномер? – крикнул Житков в центральный пост.

– Тридцать шесть градусов! – ответили снизу.

Нужно было погружаться. Но погружение на малую глубину не дало облегчения, а движение без перископа было в этих водах связано с риском забраться под лед.

Можно было, конечно, лечь на грунт и отлежаться там в покое. Но это означало бы большую потерю времени.

Несмотря на риск, Житков избрал движение на значительной глубине без перископа. Он решил, что будет время от времени всплывать и проверять, нет ли поблизости льдов.

Когда глубиномер показал тридцать метров, Житков приказал вывести лодку на ровный киль и уравновесил ее. Мелодично пели моторы. Мерно посапывал над головой редукционный клапан прибора регенерации.

Чтобы без нужды не истощать людей качкой, Житков прошел еще час малым ходом на большой глубине. Он держал такой ход из предосторожности, казавшейся его помощнику излишней: его пугала встреча даже с не очень большой глыбой льда, – ведь при плохой видимости небольшую льдину над бурным морем можно было и прозевать.

Дав людям отдохнуть, Житков приказал всплывать, ему надоело идти вслепую. Заклокотал воздух в продуваемых цистернах. Лодка на самых малых оборотах приближалась к поверхности. Глубиномер медленно лез вверх. Вот его стрелка приблизилась к цифре «10». Житков приказал поднять перископ, привычным жестом сдвинул к затылку шапку, собираясь приникнуть к окуляру. Но тут послышался обеспокоенный голос унтер-офицера:

– Перископ заело.

Инженер бросился к подрамному механизму.

– В порядке. Поднимайте! – крикнул он.

Но унтер-офицер снова доложил:

– Перископ не идет.

Офицеры переглянулись.

Старший помощник вопросительно глядел на Житкова.

Житков с досадой задвинул окуляр и сказал офицеру:

– Будьте готовы к экстренному погружению… Всплываю без перископа.

В лодке царила тишина.

Пение моторов не только не нарушало ее, а даже как будто подчеркивало.

Глубиномер полз вверх…

Лодка на ровном киле по инерции прошла последние метры, оставшиеся до поверхности.

– Моторы стоп! – крикнул первый офицер.

Пение электромоторов оборвалось. И только теперь все поняли, что такое гробовая тишина.

Ударами молота прозвучали по стальной палубе шаги Житкова, подошедшего к трапу в башню.

Житков отбросил крышку иллюминатора. За толстым стеклом было темно. Вода! Ее окраска свидетельствовала о значительной глубине.

– Глубиномер?

– На нуле, – ответили снизу.

Житков не успел крикнуть, что глубиномер врет, как почувствовал сильный толчок, едва не сбросивший его с трапа. Все стоявшие внизу тоже схватились за что попало, чтобы удержать равновесие. Можно было подумать, что лодка натолкнулась на препятствие.

– Оба мотора задний ход, – послышался снизу голос первого офицера.

Но Житков понял, что никакого препятствия впереди нет: над головою лед! Вот почему и вода за иллюминатором кажется черной, как на большой глубине.

Перебивая первого офицера, он крикнул:

– Отставить задний!.. Самый малый вперед. Горизонтальные рули на погружение пять градусов.

И когда по легкому нырку лодки заметил, что она опускается, сказал стоящим внизу:

– Мы подо льдом.

– В этом районе поле не может быть большим, – заметил первый офицер.

Житков в сомнении покачал головой.

– Это, скорее всего, просто айсберг, – самоуверенно произнес немец.

– Нет, – сказал Житков. – На айсберг мы наткнулись бы значительно глубже. Пока пойдем подо льдом.

Он хотел уже было выйти из центрального поста, когда услышал слова старшего офицера:

– На месте командира я не стал бы испытывать судьбу этим бесцельным плаванием подо льдом. Я бы попытался прорезать лед…

Житков слушал в недоумении. О каком «прорезывании» льда идет речь?

Между тем, вахтенный офицер ответил первому:

– А мне кажется, командир прав: буры и электронож берут слишком много энергии. Если лед толстый, мы израсходуем все, что есть в аккумуляторах, и лишимся подводного хода. А кто знает, что ждет нас наверху?

«Может быть, способность вылезать из-подо льда и есть та самая „тактическая особенность“ лодки?»

Житков поспешно прошел в машинное отделение.

– Как вы насчет того, чтобы пустить в ход электронож? – спросил он инженера.

Инженер пожал плечами:

– Когда нам навязывали эту игрушку, я докладывал, что в серьезной обстановке она бесполезна. Ее конструкция не додумана. Судите сами. Вот хотя бы сейчас: если мы пустим ее в ход, то для поддержания той температуры резца, при которой он сможет прорезать хотя бы три-четыре метра льда, нужно израсходовать все, что осталось в батареях. А если мы обнаружим после этого, что в надводном положении идти нельзя? Ведь под водою мы не сумеем пройти и десятка миль без риска, что нечем будет потом запустить дизеля.

– А бур и нож в исправности? – спросил Житков.

– В полной, господин капитан.

– Так, так, – пробормотал Житков. – На сколько миль хода осталось энергии в батареях?

– Трудно сказать, но миль на тридцать, наверное, хватит.

– А почему же вы не зарядились, пока мы были на поверхности? – сердито спросил Житков, сознавая в то же время, что в этой оплошности он сам виноват не меньше инженера.

– Я ведь не знал ваших планов, господин капитан, – сухо ответил тот. – А распоряжений от вас не было… – Инженер с минуту подумал и мечтательно сказал: – Да, очень жаль, что мы так мало пробыли дома. Нам не успели установить «Шноркель». Было бы совсем другое дело! – Он засмеялся. – Дыхание дизелей под водой – великое дело!

Житков не знал, что такое «Шноркель». Он только понял, что, по-видимому, это какой-либо прибор, дающий возможность двигателям работать и в подводном положении. Да, действительно, очень жаль, что еще и эту штуку не успели установить на лодку в Германии. А то он привез бы своему командованию еще один военный секрет противника.

Житков считал, что поле, под которое они попали, не могло быть бесконечным. При оставшемся в батареях запасе энергии они сумеют выйти из-подо льда. И он отдал приказание старшему офицеру идти самым малым ходом и каждый час осторожно всплывать. Если над головою снова окажется лед, следовать на глубине, держась основного курса на Сельдяную.

Теперь Житков считал себя вправе растянуться в первой попавшейся койке, чтобы хоть немного отдохнуть.