Если ненастной осенней ночью неуютно было в городе и поселке, то еще неуютней чувствовали себя люди на воде. Шквалистый ветер почти горизонтально гнал струи проливного дождя. С шипением разбивались они о поверхность ковша, и вместе с водяной пылью, срываемой ветром с гребешков волн, уносились шквалом и, как дым, стлались над бухтой.

Пронизывающие удары норд-оста прохватывали сквозь бушлат и дождевик. Замполит лодки «ОН-1» капитан-лейтенант Сибирка то и дело выходил на палубу, чтобы встретить запаздывавшего Житкова. Сибирка, как и весь экипаж корабля, знал, как педантически точен во всем командир, и то, что Житков не пришел не только в назначенное время, но и час, и два спустя, беспокоило его.

Он прошелся по отсекам. Всюду царила тишина. Контрольные лампочки едва освещали сложное плетение проволок и патрубков, нагромождение механизмов, заполнявших каждый кубический дюйм пространства в лодке. Машины казались уснувшими умными животными.

Только у радиста горел яркий свет.

Вахтенный радист, старшина второй статьи Кавалеридзе, был погружен в чтение. Сибирка с минуту постоял в дверях рубки, с интересом наблюдая за старшиной. Кавалеридзе увлекся книгой, и, по-видимому, ему не мешало то, что сдвинутые к затылку наушники были полны таинственными шумами: писками, завыванием, вскриками – то басистыми, отрывистыми, то дискантовыми, плачущими, – обычными голосами эфира. Было удивительно, что старшина способен так раздвоить внимание: читая книгу, следить за эфиром.

А в том, что зовы эфира не проходили мимо сознания радиста, Сибирка убедился тут же: старшина оторвался от книги, рука его тронула рычаги настройки. Вот он переключился с приема на передачу, и пальцы быстро застучали ключом. Снова выключил передачу и прислушался. Брови его сдвинулись, лицо стало озабоченным. Радист снял трубку внутреннего телефона и воткнул штепсель коммутатора в гнездо замполита…

– Я здесь, – сказал Сибирка и вошел в рубку. – Что-нибудь для нас?

– Вот, товарищ капитан-лейтенант… Странно… – проговорил старшина, продолжая вслушиваться. – Я отчетливо разобрал наши позывные, а потом пошла какая-то ерунда: «ищите подвал… ищите подвал…» Вот опять: «ищите…» Замолчал… молчит. – Радист снова включил передатчик и застучал ключом. Заверещал разрядник. Запах озона наполнил рубку.

– Слушайте, Кавалеридзе, – сказал Сибирка, – настройте прием так, как еще никогда не настраивали! Ищите сигналы. Слышите? Переберите весь эфир по молекулам, но найдите сигнал. Понятно?

– Ясно, товарищ капитан-лейтенант.

– А когда найдете, запеленгуйте сигнал, хотя бы он длился всего одну секунду. Понятно?

– Ясно, товарищ капитан-лейтенант.

В эти же минуты на другом конце гавани, у стенки торгового порта, обдаваемый солеными брызгами сердитого шквала, вздрагивал от ударов о кранцы спасательный буксир «Пурга». Сквозь плотно задраенные иллюминаторы не прорывался ни единый луч света, ни один звук, хотя все внутри буксира было залито ярким электричеством и в душном тепле машинного отделения гудели голубые язычки пламени у запальных шаров коломенца.

Когда барометр упал до шестисот сорока, Иван Никитич, капитан «Пурги», отворил дверь своей каютки и крикнул:

– Эй, кто там есть? Вахтенный!.. Послать ко мне первого помощника.

Через минуту у порога капитанской каюты появилась Элли. Брезент плаща стоял коробом и делал ее фигурку толстой и неуклюжей. Капли дождя стекали с козырька фуражки.

– Ну, как у тебя, старуха? – проворчал капитан, но за этой ворчливостью всякий услышал бы скрытую ласку.

– О, все очень хорошо! – На лице Элли появилась горделивая улыбка. – Спасатели всегда в порядке.

– Правильно, старушка. – Иван Никитич положил ей на плечо короткопалую руку. – Этого курса и держись…

Он хотел еще что-то сказать, но отрывистый стук в дверь помешал ему. Радистка Медведь – крошечная хрупкая блондинка с личиком фарфоровой куколки – просунула голову в каюту и тоненьким голоском проговорила:

– Иван Никитич, тут странность какая-то: подают наши позывные и волна наша, – все в полном порядке, а в общем чепуха…

– Первейшая чепуха, товарищ Медведь, то, что вы вместо связного доклада болтаете невесть что. Потрудитесь докладывать порядком: кто радирует, какие дает координаты, о чем просит?

– Да вот в том-то и дело, товарищ капитан, – сразу подтянувшись и обиженно надув губы, сказала радистка. – После верных позывных «Пурги» никакого содержания не последовало. Всего-навсего два слова – и те без всякого смысла: «Ищите подвал».

– Так-так. Всякое видывал, а такую депешу впервой получаю. – Покрутив ус, Иван Никитич приказал радистке: – Вот что, поди-ка ты снова в свою голубятню и послушай. Ежели этот чудак опять нос покажет, ты его сразу на пеленг. Может, что-нибудь и поймем…

– Есть на пеленг, товарищ капитан! – и Медведь выбежала из каюты. Элли пошла за ней.

В одно и то же время – в два часа семь минут пополуночи – радиорубки «ОН-1» и «Пурги», приняв каждая свои позывные, пущенные в эфир неизвестным корреспондентом, установили по этим сигналам пеленг и приготовились слушать сообщение. Но никакого сообщения не последовало. Передача позывных, затухая, пропала в эфире, как будто отправлявшему их передатчику не хватило энергии.

Радисты в своих рубках – старшина второй статьи Кавалеридзе и маленькая блондинка Медведь – еще долго сидели с наушниками. До звона в ушах прислушивались они к тому, что делается в эфире. Но, увы, ни тому, ни другому не удалось поймать больше ничего, что могло бы дать представление о местонахождении и намерениях странного корреспондента. Так каждый из радистов и доложил своему начальнику: Кавалеридзе – капитан-лейтенанту Сибирке, а Медведь – старпому Глан.

Капитан Сибирка, с разочарованием выслушав радиста, несколько раз перечитал лаконический текст радиограммы и отметку гониометра. Сибирка занес происшествие в вахтенный журнал и попытался отвлечься от назойливых мыслей, занявшись чтением.

А на «Пурге», когда радистка Медведь доложила старпому Глан, что ничего нового о таинственном сигнале не узнала, а пеленг, взятый на него, показал направление на берег, Элли резонно решила, что никакое береговое происшествие не может иметь отношения к спасательному буксиру, и небрежно сунула бумажку с записью в карман дождевика.

На этом и закончилось странствие сигналов, которые на остатках энергии, сохранившейся в аккумуляторе передатчика Витемы, с неимоверным трудом посылал в эфир Житков.

Весьма вероятно, что это происшествие, имевшее место на вахтах Элли и Сибирки, и не сыграло бы никакой роли, если бы около полудня следующего дня оба они не приехали в город: Сибирка, обеспокоенный отсутствием своего командира, Элли – чтобы выспаться после тяжелой вахты и повидаться с мужем. Тут они узнали об исчезновении Житкова. Сначала Сибирка, а за ним Элли, боявшаяся, что мужчины поднимут на смех ее женскую мнительность, – рассказали Найденову о сигналах, принятых радиостанциями их кораблей.

Совпадение показалось Найденову странным. По наведенным тотчас справкам выяснилось, что никакой другой корабль в порту таких сигналов не принял. Значит, отправителю были известны позывные только двух судов – «ОН-1» и «Пурги».

Найденов потребовал у Сибирки и Элли данные ночной радиопеленгации. Сибирка тотчас вынул тщательно сложенный листочек и назвал угол, а Элли напрасно рылась в карманах. Лишь после того, как на стол были выложены пудреница, губная помада, два сломанных карандаша, стопочка листков из растрепанного блокнота, несколько старых трамвайных билетов и почтовых квитанций, она вспомнила, что сунула показания гониометра в карман дождевика, а дождевик остался на «Пурге».

Она на память назвала угол.

Найденов нанес на карту точки стояния «ОН-1» и «Пурги» и провел от них прямые пеленгов. Линии пересеклись на территории дачного поселка у порта, неподалеку от дома, где недавно поселился Житков.